| посетители сайта могут присылать свои шутки и анекдоты сюда
, и они будут опубликованы, если понравятся редактору.
|
| архив :: 2016.10.02 :: 2015.06.04 :: 2013.06.18 :: 2010.10.28 :: 2009.12.03 :: 2008.12.19 :: 2008.07.05 :: 2007.05.19 :: 2006.12.18 :: 2006.04.17 :: 2005.10.10 :: 2005.06.09 :: 2004.11.03 |
| 21.05.2017 16:34 прислал Юрий Маркин |
| Чайковский и Шостакович (продолжение). Войдя в дом, классик домработницу Маню не обнаружил. Наверное, в магазин пошла. Супруги и детей тоже нет – на днях уехали в дом отдыха. Но чьё-то присутствие явно ощущалось, да и опять этот резкий запах серы, будто кто-то только что спалил целиком спичечный коробок. Долдоныч мужественно рванул дверь в кабинет. Нате вам, здрасте! У окна в кресле уютно утопал компактный гражданин в старинном сюртучке и с седой бородкой клинышком как у Калинина. Вошедший гостя мгновенно узнал. «Кто дал ему адрес дачи и почему теперь в дневное время заявился? Ведь для призраков отведены природой вечерне-ночные часы: приходи себе без свидетелей, когда все спят…»Настенные часы, по-видимому, тоже возмущённые незваным гостем, от волнения и гнева пробили подряд «четыре» и «четверть пятого». Солнце почему-то не собиралось, несмотря на осеннее расписание, закатываться к себе в депо. Оно играючи щекотало длинными как у Юрия Долгорукова лучами антикварно-хрустальную люстру, купленную на гонорар то ли за дурацко-сталинский балет «Золотой век», то ли за очередную симфонию. Количество их всё время забывал и считал себя отстающим в этом деле от графомана Мясковского. У того не то 26, не то 28! «Вот подлец! Да и Моцарт тоже хорош – аж 44! Но всех за пояс заткнул проклятый Гайдн – 107! Уму непостижимо. Единственное утешение, что по сегодняшним масштабам это бирюльки, а не симфонии. Вон моя Четвёртая – целых сорок минут держит зрителя в кресле как страдающего запором на горшке» Размышления прервал скрипучий тенорок: - Я вас совсем заждался, уважаемый Долдон Долдоныч. Можно сказать, соскучился. Поэтому, извините, что так рано нагрянул… - Да ничего, так сязать, - буркнул хозяин, стараясь скрыть недовольство за улыбкой Моны Лизы в мужском преломлении. – Может кофею али чаю? - Не волнуйтесь, мил человек, - так же по-простонародному ответил гость. – Неча чаи гонять! Побалакаем под сухую. С мыслью «зачем он крестьянина изображает?» хозяин обречённо бухнулся в кресло напротив и достал «Нашу марку». - Курить будете, уважаемый Петр Ильич? - Благодарствую, но воздержусь… В прошлый раз, дорогой коллега и потомок, вы спрашивали о современном состоянии музыки на Западе, а я не успел как следует ответить по причине спешки. Так вот-с… Долдоныч заметил у ног гостя небольшой баульчик с эмблемой Красного Креста. «Никак теперь по совместительству земским врачом нанялся? А, может, он и не Чайковский вовсе, а натуральный Чехов? Один хрен – на «Че»! - Нет, я не Чехов, хотя тоже врачую помаленьку, - угадало привидение. – Так вот-с до самого последнего времени искусство, например, в Италии - про Германию, помнится, я говорил – находилось в большом упадке. Но мы, по-видимому, присутствуем при заре возрождения его. Хозяин нервно затянулся и пустил в сторону предшественника густое облако. Тот отмахнулся как теннисист от крутой подачи и продолжил невозмутимо: - Появилась целая плеяда молодых талантов. Из них Масканьи обращает на себя, по всей справедливости, наибольшее внимание. Напрасно думают, что колоссальный, сказочный успех этого молодого человека есть следствие ловкой рекламы. «А то нет? Вон как Щедрошвили преуспевает. Благодаря жене и саморекламе!» - Сколько не рекламируй произведение бездарное или имеющее лишь мимолетное значение, ничего не сделаешь и никак не заставишь всю европейскую публику захлёбываться от фанатического восторга. - А мою оперу «Нос» по Гоголю слышали? – пошёл в наступление, окутанный как дымовой завесой табачными клубами, Мастакович. - Нет-с. Не довелось. Там у нас недавно прибывшие говорят, что дрянь порядочная. Все, мол, орут не своими голосами, а музыки ноль. Ни одной мелодии! - Опять вы правы, - загасил в сердцах недокуренную папиросу Долдоныч. – Это произведение вообще не музыкальное! Так себе, плакат… Хотя Мейерхольду понравилось! - Мейербера знаю, а Мейерхольда нет, - закашлялся от обилия дыма автор «Лебединого озера» и тревожно прислушался. В сенях громыхнуло. «Спасен, - обрадовался хозяин. – Маня вернулась!» - Не хочу встречаться с вашей кухаркой, - всё понял догадливый гений. – Она меня однажды в ваше отсутствие ошпарила кипятком. Прощайте! Русский классик выпорхнул ласточкой в открытое в связи с тёплой погодой окно. - Баульчик забыли! – крикнул вдогонку хозяин, но забытый предмет, точно живой, подпрыгнул и улетел вслед за по совместительству земским врачом. - Опять этот придурок был? – вошла грозная Маня, стуча скалкой как в барабан в большую суповую кастрюлю, изгоняя проверенным способом остатки нечистой силы из помещения. И, действительно, запаха серы как не бывало. А с ней исчез и чад, произведённый полпачкой «Нашей марки». Композитор в холодном поту, с дрожащими коленками опустился в кресло. Вынул из нагрудного кармана бесполезный в подобных случаях кожано-малиновый партбилет. Засунул в самый дальний ящик письменного стола и стал с выражением, как учили в детстве, читать «Отче наш». |
| 21.05.2017 14:25 прислал Юрий Маркин |
| Чайковский и Шостакович (из романа "Зона джаза"). Только что ушёл поэт Иссушенко. Долдоныч под впечатлением состоявшегося разговора. Обсуждали план симфонищенской поэмы «Казнь Степана Безобразина» на слова, вышеназванного молодящегося, рифмоплета-многоженца. Засиделись допоздна, и Мастакович так возбудился новым замыслом, что долго ходил по кабинету, декламируя понравившиеся строки. «А вот эта ничего… и эта тоже… а эта просто шикарна!» Руки чесались, хотелось побыстрей сесть за инструмент и приступить к сочинению. Но стрелки старинных часов, купленных в антикварном на очередной бешеный гонорар – партея, хоть и ругала, но платила щедро – указывали на несоответствие творческого порыва времени суток. За полночь, и домочадцы сладко спали. Там, где-то внизу у подъезда, газанул очередной новой «Волгой» Иссушенко и помчался в Переперделкино на свою дачу-ранчо. Переделывать очередной непонравившийся композитору эпизод. «Стихотворный размер, видите ли, не тот! Ой, какой капризный, старый хрыч!» Долдон Долдоныч с ненавистью взглянул на часы. Сна ни в одном глазу! Уселся в удобнейшее кресло работы 18 века, подлинное «вольтеровское». Также куплено на очередной гонорар. Кажется, за симфонию… Зачадил «Беломором», успокаивая нервы больного организма. Военная привычка, понимаете, так сязать, курить крепчайшие. В блокаду и листья домашних растений шли на самокрутки… Композитор затерялся в клубах едкого дыма, благо форточка открыта на всю катушку, несмотря на мороз. В Доме Композиторов топили на славу, не жалея пару. Балконная дверь прикрыта плотной шторой, чтобы не поддувало. Мастер дымил и дымил, успокаиваясь, как вдруг боковым зрением бывалого индейца-партейца (жизнь приучила) заметил, что штора как-то странно дёрнулась и более того, кашлянула, будто за ней кто-то прятался. «Почудилось, Пресвятая Богородица! Хоть я и партейный, но ведь нечистую силу еще никто не отменял». - Кто там? – вырвалось глупо и едва слышно. «Неужели воры? Неужто через форточку? На восьмой этаж! Альпинисты, что ли?» В ответ на безмолвные вопросы из-за шторы вышла кхекающая фигура. Она колыхалась вместе со шторой от ветерка из форточки. Стало прохладно и запахло серой. Композитор ткнул окурок в пепельницу богемского стекла. «Неужели они в табак теперь серу для крепости добавляют?» Долдоныч, нервно застучал вставной челюстью. В студёные блокадные годы зубов лишился, выменивая их на махорку. Заставил себя поднять глаза на непрошенного гостя. От сердца отлегло – никакой не грабитель! А Пётр Ильич Чайковский собственной, хотя и как-то странно переливающейся и колышущейся персоной. «Наверное, явился, потому что я его ненавижу». - Да, поэтому, - ответило привидение и перестало пульсировать. – Можно присесть? - Конечно, пожалуйста! – Хозяин указал на современное кожаное кресло у рояля (Нечего антикварное поганить!) Эфемерное создание боком, боком, чтобы не показать зад, присело на краешек. «Как-то по-японски», - удивился маневру хозяин. - Не по-японски, - возразил гость. – Я, видите ли, односторонний! Спереди как бы я, а сзади пусто. Хотите, повернусь? - Ой, не надо! – перепугался Мастакович и спросил не очень вежливо: - А где вы вообще живёте? Где, так сязать, прописаны? – Тут же вспомнил, что классик похоронен в Петербурге… «Да и, причём тут эта прописка? У них тогда её не было – свобода при царе была! А как же он здесь в Москве оказался? «Красной стрелой» или самолётом?» - Никакой не «стрелой» и не «лётом»! - почему-то обиделся гость. – Живу я, по-прежнему, у себя в Клину. Вернее в усадьбе близ Клина. Но веду жизнь скорее кочующую, особенно последние десять лет… Долдоныч немного успокоился. «В своём доме-музее живёт. Как я забыл?» И решил, воспользовавшись оказией, как следует порасспросить гостя. Ведь не часто приходиться видеться: - В какое, интересно, время вы работаете, ну сочиняете, так сязать? -Для работы удаляюсь в своё клинское убежище или в какой-нибудь тихий заграничный уголок, причём веду отшельническую жизнь. Хозяин хотел, было пожаловаться, что за границу работать не выпускают, но гость остановил его жестом: - Сочиняю от десяти часов утра до часу пополудни и от пяти до восьми вечера. «Ну, прямо как я!» - Поздним вечером или ночью никогда не работаю, а делаю визиты. Вот к вам, например. - Интересно бы знать, как зарождаются в вас музыкальные мысли? - Моя система работы, - воодушевилось видение и стало раскачиваться в кресле, - чисто ремесленная, то есть абсолютно регулярная, всегда в одни и те же часы, без всякого к себе послабления. «Ну, точно как я!» -Мысли зарождаются во мне как только, отвлекшись от чуждых моему труду соображений и забот, я принимаюсь за работу. Большинство мыслей, впрочем, возникает во время ежедневных прогулок, причём, ввиду необыкновенно плохой музыкальной памяти, ношу с собой записную книжку. «А вот я на память не жалуюсь, и всё держу в башке до последнего момента». - Существует мнение, - решил Мастакович подловить конкурента, - что композитору в наше время трудно дать что-нибудь действительно новое, не повторяя до известной степени высказанного ранее великими мастерами. Чайковский щадяще улыбнулся в седую бородку: - Нет, это не так! Музыкальный материал, то есть мелодия, гармония, ритм, безусловно неисчерпаемы. Пройдут миллионы лет, и если музыка в нашем смысле будет ещё существовать, то те же семь основных тонов нашей гаммы, в их мелодических и гармонических комбинациях, оживляемые ритмом, будут всё ещё служить источником новых музыкальных мыслей. « Ай да отбрил меня, классик. А ведь прав, чёрт этакий!» - Какой род музыки вы предпочитаете – оперный или симфонический? - Tous les genres sont bons, hors le genre ennuyeux. Парле Франсе? - Да, где мне! Я жертва социализма, - с горечью в голосе схватился за папиросу Долдоныч. - Перевожу, мой дорогой: «Все жанры хороши кроме скучного!» И тот, и другой род музыки дали нам одинаково великие образцы… У вас, извините, сигарки не найдётся? - Да откуда? Вот, если желаете «Казбек» или «Беломор», - подвинул гостю обе пачки. -Благодарствую, но такие не будет и прислуга, - поморщилось видение. «Ишь неженка! Не нравятся барину наши пролетарские», - обиделся за всю отечественную табачную промышленность хозяин и спрятал пачки в карман. - Вот вы много опер настрочили, Пётр Ильич, а я лишь одну, и ту критику с дерьмом смешали. «Леди Макбет Мценского уезда». Не слышали? -Нет-с. У нас, на том свете пока не ставили… Значит, сигар не держите, а жаль! Может хоть нюхательный табак имеется? Хозяин кисло скривился и развёл руками. - А то, глядя на вас, тоже почадить хочется, - сказал гость с тоской и глубоко вздохнул. - У вас, конечно, есть свои любимые авторы, уважаемый Пётр Ильич? – сменил тему хозяин. - Мне было шестнадцать, когда я услышал впервые «Дон-Жуана» Моцарта. Это было откровением… «А я ведь и Моцарта терпеть не могу!» - … я не в состоянии описать подавляющую силу испытанного чувства! - Что вы думаете о современном состоянии музыки на Западе и о её будущем? – коснулся интервьюер животрепещущей темы, раскуривая пятую папиросу. - Мне кажется, что музыка в Западной Европе переживает какой-то переходный фазис. Вагнер долгое время был крупным единственным деятелем германской школы. В каком-то величавом одиночестве стоял этот гениальный человек, от подавляющего воздействия которого не ушёл ни один из европейских композиторов второй половины нашего столетия. Стенные часы пробили два. Видение вздрогнуло. - Мне пора! Извините, что не могу дать исчерпывающий ответ. Дела, дела, дела… Если соизволите снова со мной повидаться, то прибегните к проверенному способу, столоверчению, и я явлюсь, а сейчас полетел! Пётр Ильич задом-задом, по-японски, зашёл за штору. Хозяин, осмелев, отдернул её, но там уже «никого не стояло», а только вилось желтое облачко серы. |
| 21.05.2017 14:07 прислал Элеонора Иванова |
| Ученик исполняет менуэт, который написал Игуан Бах... |
| 21.05.2017 14:05 прислал Николай О. Иванов |
| - Kак играется гамма До-мажор. - От До до До. |
| 02.05.2017 20:43 прислал http://cl.mmv.ru/humor/anecdot_viola.htm |
| Программа международного конкурса альтистов: 1 тур - настройка инструмента, 2 тур - вождение смычка по пустым струнам. Программа 3 тура не объявляется - всё равно до него никто не доходит. Куда попадает альтист после смерти? - Его пересаживают на второй пульт. |
| 02.05.2017 20:28 прислал http://cl.mmv.ru/humor/anecdot02.htm |
| - Дорогой, тебе нравится как звучит моя новая арфа ? - Этот стриптиз пианино ? Что здесь может нравиться ? |
| 01.11.2016 13:05 прислал Аркадий Шилклопер |
| 1. любимая опера города барселоны Радостно встречая знаменитого маэстро на вокзале в Барселоне, любители музыки сказали Стравинскому: - Барселона ждёт вас с нетерпением - здесь очень любят вашего "Князя Игоря"!.. - Они так искренне радовались мне и так восторгались этой оперой, - рассказывал потом Стравинский, - что у меня не хватило мужества разочаровать их, я так и не признался, что "Князя Игоря" сочинил не я, а Бородин... 2. таинственный покупатель На аукционе в Лондоне продавалось с молотка первое издание партитуры одного из ранних балетов Стравинского. Желающих приобрести эту редкостную вещь было много, но один из присутствовавших - какой-то старый седой господин - всё время набавлял цену. В конце концов партитура, действительно, досталась ему - за три тысячи фунтов стерлингов. Репортёры окружили покупателя. - Кто вы и почему решили купить партитуру во что бы то ни стало? - Игорь Стравинский, - отрекомендовался он журналистам и добавил с улыбкой: -Я никогда не представлял себе, что за собственную партитуру придётся платить вдвое больше того, что когда-то в молодости я получил за весь балет! 3. как это у вас получается? Как-то раз одна журналистка спросила у Стравинского: - Маэстро, как вы сочиняете музыку? О чём вы думаете в это время? - Простите, мадам, но, вероятно, у меня получается только потому, что когда я сочиняю музыку, я думаю только о ней и ни о чём больше... 4. консерватор На приёме, устроенном в Стокгольме в честь Стравинского, композитора спросили, что он думает о джазе. - То же самое, что и двадцать лет назад, - ответил он. - А как вы относились к джазу двадцать лет назад? - Этого я не помню. 5. я в этом не разбираюсь Будучи проездом в Нью-Йорке, Стравинский взял такси и с удивлением прочитал на табличке свою фамилию. - Вы не родственник композитора? - спросил он у шофёра. - Разве есть композитор с такой фамилией? - удивился тот. - Впервые слышу. Впрочем, Стравинский - фамилия владельца такси. Я же не имею ничего общего с музыкой - моя фамилия Россини... |
| 01.11.2016 00:28 прислал Comedy Club |
| Будто птицы-облака да по небу поплыли у любви есть два крыла - два крыла одной любви в синем небе журавли улетают снова в даль уплывают корабли, оставляя лишь печаль уж стучат в окно дожди, разлучая нас с тобой уходить ты не спеши, убегая за весной для разлуки нет причин, осень дышит тишиной у любви сюжет один - ой забыла я слова ветер гонит облака - блин забыла я слова в даль уносит мои сны - я реально не шучу в унисон стучат сердца - подскажите кто-нибудь у любви есть два крыла - я как в стенку говорю щас мы будем петь припев - вспоминай пока слова я не помню ни фига - надо ночью меньше пить ну там было-то чуть-чуть - ты бы видела себя ну давайте дальше петь - вспоминай пока слова а давайте петь втроем - а давайте петь вдвоем а давайте вчетвером - а давайте я одна а давай-ка ты заткнись - почему это заткнись получаешь больше нас - потому что я талант нет ты с дирижером спишь - нет это сплетни и поклёп да я видел ваш поклёп - он жениться обещал да он многим обещал - у вас тоже был поклёп но Сережа тыж мужик - один раз не дирижер я щас всё вам выскажу - у любви есть два крыла надоело мне терпеть - два крыла одно заткнись получаю я пять тыщь - это очень даже мно... без учета НДС - ты же знал на что идешь думал буду я солист - закатай свою губу я ж заслуженный артист - ты хлебало завали перестаньте я уйду - ну и ладно уходи на те в помощь два крыла - два крыла одной любви ты бездарность ты ничто - ах ты оперное чмо ты козел и шансонье - тебе место в кабаке кабарешная овца - водевильные хмыри щас порву вам связки я - да вы-то тут все пипидоры сопронюга хренова - щас сломаю нотный стан оторву я ля-мажор и засуну в си-бемоль симфонический урод - оркестровый долбопляс трехоктавный гомосек - трехаккордный петушок закулисная свинья - гнида колуарная подгалошное фуфло - ресторанный проститут тварь, мразота, идиот - ой я вспомнила слова у любви есть два крыла - два крыла одной любви |
| 02.10.2016 15:40 прислал Сергей Шатский |
| Юрий Викторов "Играл артист..." …Оркестр чуть приумолкает По взмаху дирижёрских рук, Скрипач, закрыв глаза, вступает, Все чувства вкладывая в звук. В нём сонм воспоминаний тяжких Как пройден был в музшколу тест И музыкальная мамаша Поставила на детстве крест. Не знал он игр с пацанами, Не разбивал мячом окно И жечь костры за гаражами Мальчишке было не дано. Запреты спорта из-за травмы, Неотпускание в поход И каждый день часами гаммы, Пока рука не упадёт. А если вдруг срывалось слово В непослушания момент, Отец сжимал в руке сурово Ремень, как главный аргумент. …Умчалось детство золотое, Звеня печально нотой «соль», Друзей осталось только трое – Смычок, футляр и канифоль. И в бесконечном упражненьи Тянулись тихо дни его Без баловства, без упоенья, Вообще, почти что без всего… Играл артист. Слеза катилась. Рыдали в зале господа. А на груди его светилась Лауреатская звезда… |
| кабинет редактора рубрики (посторонним вход воспрещен!) |