Пока человечество мечтает
Олимпиада в Пекине, которая проходит под девизом «Один мир, одна мечта», не могла обойти стороной и страницы мировой печати, посвященной, казалось бы, очень далекой от спорта теме недвижимости. Прежде всего, был отмечен триумф архитекторов, создателей новых спортивных комплексов в китайской столице, которые были объявлены победителями Олимпиады задолго до ее открытия.
Новый Пекин
Не только размах, но и организованность олимпийского строительства в Китае стали притчей во языцех. Большая часть олимпийских объектов, среди которых — двенадцать новых, одиннадцать обновленных и еще восемь временных арен для мотокросса, фехтования и пляжного волейбола, были готовы еще к концу прошлого года. Это особенно впечатляло на фоне Афин, которые в 2004 году стали символом проволочек разного рода. Согласно заявлению международной консалтинговой компании Jones Lang LaSalle, Игры 2008 года ни много ни мало «возвестят рождение нового Пекина». Аналитики Jones Lang LaSalle сделали это заявление, изучив четыре сферы инвестиций в китайскую столицу — в ее транспорт и инфраструктуру, розничную торговлю, жилую и коммерческую недвижимость — и пришли к выводу, что предолимпийское строительство ускорило перемены во всех этих областях. Застройщики и правительство достигли поставленных целей посредством грамотного стимулирования, зонирования земли, расширения новых подземных коммуникаций и интеграции туда розничной торговли.
Но эти восторги разделили далеко не все наблюдатели. Подготовка к Играм в Китае вызвала необычайно интенсивные споры прежде всего о соразмерности затрат и ответственности архитекторов. Вень Цзябао, премьер-министр Китая, неоднократно высказывался в том смысле, что слишком много выгодных заказов ушло западным архитекторам, чьи проекты часто превращались в бессмысленную трату государственных средств. В конце концов, Госсовет КНР выпустил директиву, призванную сдерживать строительный бум в стране, и баланс архитектурной мощи был решительно склонен в пользу местных фирм и скромных бюджетов. Так, Пекинская Олимпийская баскетбольная Арена на далекой западной окраине города получилась далеко не такой роскошной, как планировалось первоначально. Заказ, который поначалу достался немецкой фирме, предложившей своего рода гигантский джамботрон, облепленный по периметру софитами, экранами и динамиками, еще до начала строительства был передан пекинскому научно-исследовательскому институту. Там спроектировали квадратную арену, одетую в алюминиевые панели, напоминающие стебли пшеницы, раскачивающиеся на ветру — не слишком новаторски, но все равно красиво. Организаторы, однако, не посягали на главные архитектурные иконы нынешних Игр — национальный стадион по прозвищу «Птичье гнездо», спроектированный швейцарцами Жаком Херцогом и Пьером де Мероном, и так называемый «Водный куб» австралийской фирмы PTW для соревнований пловцов и ныряльщиков. «Птичье гнездо», правда, из экономии потеряло выдвигающуюся крышу, но его вместимость сократилась всего лишь на 10.000 мест и теперь составляет 90.000. Но это все равно самый замечательный стадион, построенный за прошлое десятилетие, переплюнувший даже превосходную мюнхенскую Альянц-Арену тех же Херцога и де Мерона.
«Водный куб» — гладкая, современная и совершенно убедительная версия того типа зданий, в которых функция подчинена форме. «Куб» покрыт гигантскими пузырьками из синтетического прозрачного материала, известного как ETFE — этилен-тетрафторэтилен, и просто олицетворяет идею воды. И «Птичье гнездо», и «Водный куб», кроме того, очень важны для планировки города. Они расположены по обеим сторонам нового бульвара, идущего с севера на юг, как и главная ось, которая делит площадь Тяньаньмэнь и Запретный Город. Но олимпийскому планированию по-китайски теперь очень принято противопоставлять западную манеру. Чиновники в Лондоне, который станет хозяином Олимпиады 2012 года, похоже, желают, чтобы их главный стадион впечатлял только своей скромностью. Дизайн, предложенный британским архитектором Питером Куком и американским бюро HOK, предполагает, что лондонский стадион будет после игр примерно на 70 процентов демонтирован, и его компоненты будут упакованы и отправлены в город — хозяин Олимпийских игр 2016 года. Тем временем крупнейшие олимпийские объекты Пекина, конечно же, «знаковы» в самом старомодном смысле, и власти не скрывают намерений греться в лучах их славы. В предолимпийские недели китайская пресса начала делать все более активные попытки приписать все дизайнерские заслуги местным архитекторам, которые только помогали Херцогу и де Мерону с «Птичьим гнездом». Некоторые новостные агентства умудрялись и вовсе не упоминать швейцарскую фирму. Стали известны и случаи, когда западные проектировщики добровольно отказывались от своих проектов. Так, архитектурное бюро Sasaki Associates, основанное в 1953 году Хидео Сасаки, который спроектировал Диснейленд в Париже, создало генеральный план одного из четырех олимпийских районов китайской столицы — Olympic Green, где расположен с десяток олимпийских объектов. Теперь компания отрицает свое участие в этом проекте, поскольку пекинские чиновники до неузнаваемости изменили ее первоначальный план.
Альянц-Арена в Мюнхене
Слишком крутая цена
Западные архитекторы активно обсуждали саму принципиальную возможность работы в «олимпийском» Китае, особенно по правительственным заказам. Во- первых, тех, кто проектирует и строит масштабные здания в Пекине, обвиняют как соучастников разрушения древней ткани города. Получив семь лет назад право принимать гостей Олимпиады, китайское правительство, чтобы освободить место для нового строительства, по некоторым данным, вынудило переселиться более миллиона жителей столицы. Митинги несчастных переселенцев портили телевизионную картинку накануне Олимпиады не менее активно, чем защитники Тибета. Еще одно пятно на репутации Поднебесной — экологическое. Ведь главные архитектурные символы нового Китая совсем не зелены — на штаб-квартиру государственной вещательной компании CCTV, спроектированную звездным голландцем Ремом Кулхаасом, и на «Птичье гнездо» ушло огромное количество стали — строительного материала вовсе не экологичного свойства. Проблема этики попала в центр внимания мировой архитектурной общественности в феврале нынешнего года, когда Дэниел Либескинд заявил в Белфасте, что архитекторы должны объявить бойкот Китаю и занять «более этичную позицию». Либескинд добавил, что «не будет работать для тоталитарных режимов». Правда, его призыв к сопротивлению у многих коллег вызвал недоумение — дело в том, что его фирма уже строит в Китае центр новых медиа для Университета Гонконга, да и репутация самого Либескинда всегда была несколько авантюрного свойства. Он, к примеру, до последнего цеплялся за свою работу в качестве генерального проектировщика на участке башен-близнецов в Нью-Йорке, несмотря на ряд закулисных антиобщественных решений влиятельных заказчиков, вынудивших многих других архитекторов принципиально отказаться от этого проекта.
Одним словом, неудивительно, что принимающие участие в полемике китайцы отмечали некоторую абсурдность претензий западных архитекторов быть этическими опекунами мира. К тому же, главные триумфаторы нынешней Олимпиады швейцарцы Херцог и де Мерон заявили немецкому еженедельнику Der Spiegel, что «только идиот» отказался бы от шанса проектировать олимпийский стадион из соображений морали.
У богатых тоже есть совесть
Но тот факт, что среди архитектурной элиты в вопросах морали и экологичности согласья нету, конечно же, не отменяет важность этих вопросов для человечества в целом. Так, еще в мае был опубликован «Отчет о богатстве 2007: элитная жилая недвижимость», подготовленный Knight Frank London и Citi Private Bank, который был посвящен предпочтениям в сфере жилой недвижимости самых богатых людей мира. Так вот, больше трети элитных домовладельцев ответили, что изменили свое поведение в результате изменения климата. Самая активная в этом смысле элита живет, понятно, там, где экологические проблемы уже вполне ощутимы — в Калифорнии, например, в Австралии или Италии, где жители вполне осознанно устанавливают оборудование для экономии энергии и воды. Кроме того, есть тенденция делать более экологичными хотя бы «вторые» дома. По данным, приведенным в обзоре американского аналитического агентства Coldwell Banker, опросившего владельцев более трех сотен домов стоимостью более одного миллиона долларов, приблизительно половина опрошенных (48%) богатых домовладельцев имеет по крайней мере еще один дом. Большинство этих домов, как водится, располагается на более или менее удаленных побережьях. Поэтому в самой претензии называть второй дом «экологичным» есть что-то странное, поскольку, чтобы туда добраться, как правило, требуется дополнительное путешествие, а значит, и связанные с этим топливные затраты.
Пекинская Олимпийская баскетбольная Арена
На лицо прекрасные, ужасные внутри
Элитные домовладельцы, даже самые сознательные, не готовы жертвовать привычно высоким уровнем жизни в пользу экологии. Архитекторы, работающие на них, эту проблему предлагают решать за счет инноваций в дизайне. Ведь совмещение красоты и функциональности всегда было не только самой трудной задачей, но и самой заветной мечтой проектировщиков, во всяком случае, самых ответственных из них. Но примеров идеального воплощения такой мечты всегда было не много, разве что в новейшем «Словаре урбанизма» Роберта Коуэна этой парочке — «красоте» (beauty) и «практичности» (utility) — найдено идеальное определение в виде нового термина «бьютилити» (beautility). В начале августа в британской The Guardian разгорелась целая полемика на тему, должна ли пресловутая «экологичность» современных экодомов быть очевидной для любого наблюдателя, или можно ее маскировать за привычными фасадами.
Застрельщицей дискуссии о соответствии формы содержанию стала Джермейн Грир, заявившая, что только в былые времена, когда ирландский (итальянский, голландский etc.) народ был в массе своей беден, ирландские (итальянские, голландские etc.) дома были поистине прекрасны. Их строили в соответствии с местностью из местных же материалов, что в значительной степени гарантировало гармонию с окружающим ландшафтом. Но жить в этих домах было ужасно, и каждый, кто жил в таком доме с крышей из травы и кучами навоза перед дверью, при первой возможности торопился снести такой дом и построить себе отвратительную виллу. Если старые коттеджи были почти без окон, темные и задымленные торфом, то в новых виллах было много стекла и света. Устав годами пробираться через грязь и навоз, владелец еще и бетонировал все живое вокруг своего большого нового дома. Окон в прежних домах было немного, и были они маленькими, потому что жилища большую часть дня пустовали, а люди работали на природе и могли любоваться ею натурально, а не глядя в окно. Тепло же сохранялось самым очевидным способом — толстыми стенами. Но по мере того, как людей, работающих на земле, становилось все меньше, и все больше тех, кто проводил все больше времени в закрытых помещениях, окон в зданиях становилось все больше, и сами они становились все большего размера. Современные здания, по мнению Грир, просто ужасны, а экодома ужаснее всех, поскольку от них требуют «гармонии» с окружающей средой, то есть вот с этими ужасными современными зданиями. Но экодом — это просто новая (энергоэффективная) «машина для жилья», которой, следовательно, приличнее всего было бы походить на космическую станцию или мерцающий, одетый в древесину, дуплекс, фотографии которых так любят публиковать в журналах по интерьерам. Джермейн Грир увидела главную проблему в неофобии проектировщиков, которые панически бегут всего нового. Построенные ими экоздания отличаются пока только скрытой дополнительной стоимостью, потому что совершенно лишние средства тратятся на имитацию их подобия традиционным зданиям.
Такая жажда неприкрытой функциональности, конечно же, вызвала протесты. Оппоненты Грир высказывались в том смысле, что главными застройщиками экодомов, по крайней мере, в Великобритании, до последнего времени были жилищные ассоциации, а сами экодома могли разниться настолько же, насколько отличались места их постройки и заказчики. Иногда их сознательно вписывали в окрестности, иногда делали маяками архитектурных новаций. В британском перечне «зеленых» зданий, выпущенном в прошлом году, было опубликовано 37 вариантов застроек, и каждая отличалась уникальным дизайном.
Олимпийское неспокойствие
Проблемы экогородов для Европы теперь чрезвычайно актуальны. Только в последние недели правительства Великобритании и Ирландии заявили новые, необычайно жесткие стандарты, которые требуют, чтобы все здания в таких городах имели нулевой уровень эмиссии двуокиси углерода, и не менее 40% земли подходило бы под определение «зеленой» территории. Власти, кроме того, видят свою экологическую миссию в том, чтобы облагораживать не самые благополучные районы нынешних «незеленых» городов. Такие надежды питались, в частности, когда под строительство олимпийских объектов в Лондоне включая велодром и бассейн правительство тогда еще Тони Блэра выбрало восточную окраину британской столицы, где долгие годы размещались химические предприятия и жили в основном малообеспеченные рабочие семьи. «Если ехать туда на метро, — пишет журнал The Economist , — то на каждой следующей остановке к востоку средняя продолжительность жизни падает». Но теперь эти надежды под вопросом. Хотя строительство идет полным ходом, и в июне Международный олимпийский комитет отметил его небывалый прогресс, но, как пишет Economist, ввиду необходимых безопасности и соответствующего налогообложения, а также вследствие более реалистичных оценок бюджет расходов госсектора увеличился с изначальной суммы в 3,4 млрд фунтов стерлингов.
Под угрозой и Олимпийская деревня — крупнейший и самый дорогой проект, в котором во время Олимпиады планируется разместить 17 тыс. спортсменов, а после ее завершения — создать 3,5 тыс. новых квартир. Правительство Великобритании обещает удержаться в бюджете в 9,3 млрд фунтов, но это становится все труднее. Причиной удорожания, по мнению журнала, может быть и нехватка конкуренции. Например, по состоянию на конец марта на почти четверть контрактов на поставку, объявленных Комитетом по подготовке к проведению Олимпиады (Olympic Delivery Authority — ODA), поступило не более двух заявок. А на строительство основного легкоатлетического стадиона и центра водных видов спорта было получено лишь по одной серьезной заявке. Но государственные органы могут пострадать еще больше, если поступления от продажи земли и строений после завершения Олимпийских игр окажутся ниже, чем предполагалось. Например, в прошлом году лондонская мэрия подсчитала, что город может продать свою долю в Олимпийском парке за 838 млн фунтов, полагая, что цены на дома будут расти в среднем на 6% в год. Теперь же, считает Economist, эти цифры выглядят «слишком оптимистичными».
Елена РЫБАЛТОВСКАЯ
Новый Пекин
Не только размах, но и организованность олимпийского строительства в Китае стали притчей во языцех. Большая часть олимпийских объектов, среди которых — двенадцать новых, одиннадцать обновленных и еще восемь временных арен для мотокросса, фехтования и пляжного волейбола, были готовы еще к концу прошлого года. Это особенно впечатляло на фоне Афин, которые в 2004 году стали символом проволочек разного рода. Согласно заявлению международной консалтинговой компании Jones Lang LaSalle, Игры 2008 года ни много ни мало «возвестят рождение нового Пекина». Аналитики Jones Lang LaSalle сделали это заявление, изучив четыре сферы инвестиций в китайскую столицу — в ее транспорт и инфраструктуру, розничную торговлю, жилую и коммерческую недвижимость — и пришли к выводу, что предолимпийское строительство ускорило перемены во всех этих областях. Застройщики и правительство достигли поставленных целей посредством грамотного стимулирования, зонирования земли, расширения новых подземных коммуникаций и интеграции туда розничной торговли.
Но эти восторги разделили далеко не все наблюдатели. Подготовка к Играм в Китае вызвала необычайно интенсивные споры прежде всего о соразмерности затрат и ответственности архитекторов. Вень Цзябао, премьер-министр Китая, неоднократно высказывался в том смысле, что слишком много выгодных заказов ушло западным архитекторам, чьи проекты часто превращались в бессмысленную трату государственных средств. В конце концов, Госсовет КНР выпустил директиву, призванную сдерживать строительный бум в стране, и баланс архитектурной мощи был решительно склонен в пользу местных фирм и скромных бюджетов. Так, Пекинская Олимпийская баскетбольная Арена на далекой западной окраине города получилась далеко не такой роскошной, как планировалось первоначально. Заказ, который поначалу достался немецкой фирме, предложившей своего рода гигантский джамботрон, облепленный по периметру софитами, экранами и динамиками, еще до начала строительства был передан пекинскому научно-исследовательскому институту. Там спроектировали квадратную арену, одетую в алюминиевые панели, напоминающие стебли пшеницы, раскачивающиеся на ветру — не слишком новаторски, но все равно красиво. Организаторы, однако, не посягали на главные архитектурные иконы нынешних Игр — национальный стадион по прозвищу «Птичье гнездо», спроектированный швейцарцами Жаком Херцогом и Пьером де Мероном, и так называемый «Водный куб» австралийской фирмы PTW для соревнований пловцов и ныряльщиков. «Птичье гнездо», правда, из экономии потеряло выдвигающуюся крышу, но его вместимость сократилась всего лишь на 10.000 мест и теперь составляет 90.000. Но это все равно самый замечательный стадион, построенный за прошлое десятилетие, переплюнувший даже превосходную мюнхенскую Альянц-Арену тех же Херцога и де Мерона.
«Водный куб» — гладкая, современная и совершенно убедительная версия того типа зданий, в которых функция подчинена форме. «Куб» покрыт гигантскими пузырьками из синтетического прозрачного материала, известного как ETFE — этилен-тетрафторэтилен, и просто олицетворяет идею воды. И «Птичье гнездо», и «Водный куб», кроме того, очень важны для планировки города. Они расположены по обеим сторонам нового бульвара, идущего с севера на юг, как и главная ось, которая делит площадь Тяньаньмэнь и Запретный Город. Но олимпийскому планированию по-китайски теперь очень принято противопоставлять западную манеру. Чиновники в Лондоне, который станет хозяином Олимпиады 2012 года, похоже, желают, чтобы их главный стадион впечатлял только своей скромностью. Дизайн, предложенный британским архитектором Питером Куком и американским бюро HOK, предполагает, что лондонский стадион будет после игр примерно на 70 процентов демонтирован, и его компоненты будут упакованы и отправлены в город — хозяин Олимпийских игр 2016 года. Тем временем крупнейшие олимпийские объекты Пекина, конечно же, «знаковы» в самом старомодном смысле, и власти не скрывают намерений греться в лучах их славы. В предолимпийские недели китайская пресса начала делать все более активные попытки приписать все дизайнерские заслуги местным архитекторам, которые только помогали Херцогу и де Мерону с «Птичьим гнездом». Некоторые новостные агентства умудрялись и вовсе не упоминать швейцарскую фирму. Стали известны и случаи, когда западные проектировщики добровольно отказывались от своих проектов. Так, архитектурное бюро Sasaki Associates, основанное в 1953 году Хидео Сасаки, который спроектировал Диснейленд в Париже, создало генеральный план одного из четырех олимпийских районов китайской столицы — Olympic Green, где расположен с десяток олимпийских объектов. Теперь компания отрицает свое участие в этом проекте, поскольку пекинские чиновники до неузнаваемости изменили ее первоначальный план.
Слишком крутая цена
Западные архитекторы активно обсуждали саму принципиальную возможность работы в «олимпийском» Китае, особенно по правительственным заказам. Во- первых, тех, кто проектирует и строит масштабные здания в Пекине, обвиняют как соучастников разрушения древней ткани города. Получив семь лет назад право принимать гостей Олимпиады, китайское правительство, чтобы освободить место для нового строительства, по некоторым данным, вынудило переселиться более миллиона жителей столицы. Митинги несчастных переселенцев портили телевизионную картинку накануне Олимпиады не менее активно, чем защитники Тибета. Еще одно пятно на репутации Поднебесной — экологическое. Ведь главные архитектурные символы нового Китая совсем не зелены — на штаб-квартиру государственной вещательной компании CCTV, спроектированную звездным голландцем Ремом Кулхаасом, и на «Птичье гнездо» ушло огромное количество стали — строительного материала вовсе не экологичного свойства. Проблема этики попала в центр внимания мировой архитектурной общественности в феврале нынешнего года, когда Дэниел Либескинд заявил в Белфасте, что архитекторы должны объявить бойкот Китаю и занять «более этичную позицию». Либескинд добавил, что «не будет работать для тоталитарных режимов». Правда, его призыв к сопротивлению у многих коллег вызвал недоумение — дело в том, что его фирма уже строит в Китае центр новых медиа для Университета Гонконга, да и репутация самого Либескинда всегда была несколько авантюрного свойства. Он, к примеру, до последнего цеплялся за свою работу в качестве генерального проектировщика на участке башен-близнецов в Нью-Йорке, несмотря на ряд закулисных антиобщественных решений влиятельных заказчиков, вынудивших многих других архитекторов принципиально отказаться от этого проекта.
Одним словом, неудивительно, что принимающие участие в полемике китайцы отмечали некоторую абсурдность претензий западных архитекторов быть этическими опекунами мира. К тому же, главные триумфаторы нынешней Олимпиады швейцарцы Херцог и де Мерон заявили немецкому еженедельнику Der Spiegel, что «только идиот» отказался бы от шанса проектировать олимпийский стадион из соображений морали.
У богатых тоже есть совесть
Но тот факт, что среди архитектурной элиты в вопросах морали и экологичности согласья нету, конечно же, не отменяет важность этих вопросов для человечества в целом. Так, еще в мае был опубликован «Отчет о богатстве 2007: элитная жилая недвижимость», подготовленный Knight Frank London и Citi Private Bank, который был посвящен предпочтениям в сфере жилой недвижимости самых богатых людей мира. Так вот, больше трети элитных домовладельцев ответили, что изменили свое поведение в результате изменения климата. Самая активная в этом смысле элита живет, понятно, там, где экологические проблемы уже вполне ощутимы — в Калифорнии, например, в Австралии или Италии, где жители вполне осознанно устанавливают оборудование для экономии энергии и воды. Кроме того, есть тенденция делать более экологичными хотя бы «вторые» дома. По данным, приведенным в обзоре американского аналитического агентства Coldwell Banker, опросившего владельцев более трех сотен домов стоимостью более одного миллиона долларов, приблизительно половина опрошенных (48%) богатых домовладельцев имеет по крайней мере еще один дом. Большинство этих домов, как водится, располагается на более или менее удаленных побережьях. Поэтому в самой претензии называть второй дом «экологичным» есть что-то странное, поскольку, чтобы туда добраться, как правило, требуется дополнительное путешествие, а значит, и связанные с этим топливные затраты.
На лицо прекрасные, ужасные внутри
Элитные домовладельцы, даже самые сознательные, не готовы жертвовать привычно высоким уровнем жизни в пользу экологии. Архитекторы, работающие на них, эту проблему предлагают решать за счет инноваций в дизайне. Ведь совмещение красоты и функциональности всегда было не только самой трудной задачей, но и самой заветной мечтой проектировщиков, во всяком случае, самых ответственных из них. Но примеров идеального воплощения такой мечты всегда было не много, разве что в новейшем «Словаре урбанизма» Роберта Коуэна этой парочке — «красоте» (beauty) и «практичности» (utility) — найдено идеальное определение в виде нового термина «бьютилити» (beautility). В начале августа в британской The Guardian разгорелась целая полемика на тему, должна ли пресловутая «экологичность» современных экодомов быть очевидной для любого наблюдателя, или можно ее маскировать за привычными фасадами.
Застрельщицей дискуссии о соответствии формы содержанию стала Джермейн Грир, заявившая, что только в былые времена, когда ирландский (итальянский, голландский etc.) народ был в массе своей беден, ирландские (итальянские, голландские etc.) дома были поистине прекрасны. Их строили в соответствии с местностью из местных же материалов, что в значительной степени гарантировало гармонию с окружающим ландшафтом. Но жить в этих домах было ужасно, и каждый, кто жил в таком доме с крышей из травы и кучами навоза перед дверью, при первой возможности торопился снести такой дом и построить себе отвратительную виллу. Если старые коттеджи были почти без окон, темные и задымленные торфом, то в новых виллах было много стекла и света. Устав годами пробираться через грязь и навоз, владелец еще и бетонировал все живое вокруг своего большого нового дома. Окон в прежних домах было немного, и были они маленькими, потому что жилища большую часть дня пустовали, а люди работали на природе и могли любоваться ею натурально, а не глядя в окно. Тепло же сохранялось самым очевидным способом — толстыми стенами. Но по мере того, как людей, работающих на земле, становилось все меньше, и все больше тех, кто проводил все больше времени в закрытых помещениях, окон в зданиях становилось все больше, и сами они становились все большего размера. Современные здания, по мнению Грир, просто ужасны, а экодома ужаснее всех, поскольку от них требуют «гармонии» с окружающей средой, то есть вот с этими ужасными современными зданиями. Но экодом — это просто новая (энергоэффективная) «машина для жилья», которой, следовательно, приличнее всего было бы походить на космическую станцию или мерцающий, одетый в древесину, дуплекс, фотографии которых так любят публиковать в журналах по интерьерам. Джермейн Грир увидела главную проблему в неофобии проектировщиков, которые панически бегут всего нового. Построенные ими экоздания отличаются пока только скрытой дополнительной стоимостью, потому что совершенно лишние средства тратятся на имитацию их подобия традиционным зданиям.
Такая жажда неприкрытой функциональности, конечно же, вызвала протесты. Оппоненты Грир высказывались в том смысле, что главными застройщиками экодомов, по крайней мере, в Великобритании, до последнего времени были жилищные ассоциации, а сами экодома могли разниться настолько же, насколько отличались места их постройки и заказчики. Иногда их сознательно вписывали в окрестности, иногда делали маяками архитектурных новаций. В британском перечне «зеленых» зданий, выпущенном в прошлом году, было опубликовано 37 вариантов застроек, и каждая отличалась уникальным дизайном.
Олимпийское неспокойствие
Проблемы экогородов для Европы теперь чрезвычайно актуальны. Только в последние недели правительства Великобритании и Ирландии заявили новые, необычайно жесткие стандарты, которые требуют, чтобы все здания в таких городах имели нулевой уровень эмиссии двуокиси углерода, и не менее 40% земли подходило бы под определение «зеленой» территории. Власти, кроме того, видят свою экологическую миссию в том, чтобы облагораживать не самые благополучные районы нынешних «незеленых» городов. Такие надежды питались, в частности, когда под строительство олимпийских объектов в Лондоне включая велодром и бассейн правительство тогда еще Тони Блэра выбрало восточную окраину британской столицы, где долгие годы размещались химические предприятия и жили в основном малообеспеченные рабочие семьи. «Если ехать туда на метро, — пишет журнал The Economist , — то на каждой следующей остановке к востоку средняя продолжительность жизни падает». Но теперь эти надежды под вопросом. Хотя строительство идет полным ходом, и в июне Международный олимпийский комитет отметил его небывалый прогресс, но, как пишет Economist, ввиду необходимых безопасности и соответствующего налогообложения, а также вследствие более реалистичных оценок бюджет расходов госсектора увеличился с изначальной суммы в 3,4 млрд фунтов стерлингов.
Под угрозой и Олимпийская деревня — крупнейший и самый дорогой проект, в котором во время Олимпиады планируется разместить 17 тыс. спортсменов, а после ее завершения — создать 3,5 тыс. новых квартир. Правительство Великобритании обещает удержаться в бюджете в 9,3 млрд фунтов, но это становится все труднее. Причиной удорожания, по мнению журнала, может быть и нехватка конкуренции. Например, по состоянию на конец марта на почти четверть контрактов на поставку, объявленных Комитетом по подготовке к проведению Олимпиады (Olympic Delivery Authority — ODA), поступило не более двух заявок. А на строительство основного легкоатлетического стадиона и центра водных видов спорта было получено лишь по одной серьезной заявке. Но государственные органы могут пострадать еще больше, если поступления от продажи земли и строений после завершения Олимпийских игр окажутся ниже, чем предполагалось. Например, в прошлом году лондонская мэрия подсчитала, что город может продать свою долю в Олимпийском парке за 838 млн фунтов, полагая, что цены на дома будут расти в среднем на 6% в год. Теперь же, считает Economist, эти цифры выглядят «слишком оптимистичными».
Елена РЫБАЛТОВСКАЯ
Строительство и недвижимость. Статья была опубликована в номере 30 за 2008 год в рубрике недвижимость
