Первая (отсутствующая) глава книги Кевина Митника 3
Первая (отсутствующая) глава книги Кевина Митника
Продолжение. Начало в КГ №№ 1, 2
Преследование Маркоффа
Вернемся во времени в конец 1992 года. Срок моего освобождение под надзор за нарушение безопасности корпоративной сети "Диджитэл Эквипмент Корпорэйшн" подходил к концу. Между тем я начал осознавать, что правительство пыталось собрать против меня очередное "дело", на этот раз — за проведение контрразведывательных мероприятий с целью выяснить, почему подслушивающие устройства были помещены на телефонные линии фирмы в Лос-Анджелесе, занимающейся разработкой телефонов.
Когда я "покопался", я подтвердил свои подозрения: люди из службы безопасности "Пацифик Белл" в самом деле проводили обследование фирмы. Даже был заместитель по компьютерным преступлениям из отдела шерифа округа Лос-Анджелеса. (Этот заместитель случайно оказался братом-близнецом моего соавтора этой книги. Мир тесен.)
Примерно в это же время федералы учредили преступника-информатора и послали его спровоцировать меня. Они знали, что я всегда стараюсь держать в картотеке любые агентства, которые ведут расследования против меня. Итак, они хотели, чтобы этот информатор подружился со мной для выяснения того, перехват чего я сейчас веду. Он также поделился со мной деталями компьютерной системы, использовавшейся в "Пацифик Белл", что должно было позволить мне принимать меры противодействия их наблюдению. Когда я раскрыл его заговор, то быстро повернул данные против него самого и разоблачил его мошенничество с кредитными картами, которым он занимался, работая на правительство в качестве информатора. Уверен, федералы это оценили!
Моя жизнь круто изменилась в День Независимости 1994, когда мой пейджер разбудил меня рано утром. Пославший сообщение сказал, чтобы я взял номер "Нью-Йорк Таймс". Я не мог поверить не только в то, что Маркофф написал статью обо мне, но и в то, что "Таймс" поместила ее на первой полосе. Первая мысль, пришедшая мне в голову, была о моей личной безопасности: теперь правительство должно будет приложить все усилия, чтобы меня найти. На душе стало легче из-за того, что в попытке изобразить меня демоном "Таймс" создала не соответствующий мне образ. Я не боялся быть опознанным, так как выбранный образ был настолько устаревшим, что не имел ничего общего со мной.
Начав читать статью, я понял, что Маркофф поставил перед собой задачу написать книгу о Кевине Митнике, чего он всегда и хотел. Я просто не мог поверить, что "Нью-Йорк Таймс" могла рискнуть напечатать столь вопиющую ложь, которую он написал обо мне. Я чувствовал себя беспомощным. Даже если бы у меня была возможность ответить, я, конечно же, не имел бы той аудитории для опровержения возмутительной лжи Маркоффа, которая была у "Нью-Йорк Таймс".
Я могу согласиться, что временами был как "заноза в заднице", но я никогда не разрушал информацию, не использовал какие-либо сведения, ставшие мне доступными, и не раскрывал их другим. Фактически сумма потерь компаний от моих хакерских действий — это стоимость телефонных звонков, сделанных мною за счет компаний, средства, потраченные компаниями на закрытие уязвимостей в безопасности, которые обнаружились в результате моих атак, и несколько отдельных случаев, когда компании, возможно, были вынуждены переустановить операционные системы и программы из-за боязни, что я мог модифицировать программное обеспечение так, чтобы оставить себе доступ в будущем. Эти компании остались бы куда более уязвимыми, если бы мои действия не заставили их понять, где у них слабые звенья в цепи безопасности. Даже если я и принес какие-то убытки, моя деятельность и мои намерения не были преступными… Позже Джон Маркофф изменил отношение людей к степени той опасности, которую я реально представлял.
Сила одного аморального репортера из такой влиятельной газеты, способного писать лживые и клеветнические истории о ком-нибудь, может обрушиться на любого и каждого из нас. Следующей мишенью можете быть вы.
Тяжкое испытание
После моего ареста я был доставлен в окружную тюрьму в Смитфилде, Северная Каролина, где служба Маршалла США приказала поместить меня в "дыру" — камеру одиночного заключения. В течение недели федеральные прокуроры и мой защитник пришли к соглашению, от которого я не мог отказаться. Меня могли бы перевести из одиночной камеры при условии, что я откажусь от своих основных прав на: а) слушания по освобождению под залог; б) предварительные слушания и в) телефонные звонки кому бы то ни было, исключая моего защитника и двух членов семьи. Подпиши, и можешь выйти из одиночной камеры. Я подписал.
Федеральные прокуроры по судебному делу шли на все грязные уловки, пока я был в заключении, вплоть до момента моего освобождения через пять лет. Меня принуждали вновь и вновь отказываться от моих прав, гарантирующих обращение со мной как с любым другим обвиняемым. Но это было "дело Кевина Митника" — в нем не должно было быть правил. Никаких требований уважать конституционные права обвиняемого. В моем деле было не торжество справедливости, а решимость правительства победить любой ценой. Обвинители невероятно раздули перед судом ущерб, который я нанес, и угрозу, которую я представлял, и средства массовой информации уже донесли до малых поселков цитаты из сенсационных заявлений. Для обвинителей было слишком поздно давать обратный ход. Правительство не могло себе позволить проиграть дело Митника. За ним наблюдал весь мир.
Я верю, что суд был охвачен страхом, порожденным размахом кампании в средствах массовой информации, потому что многие из журналистов, бывших более этичными, взяли и повторили "факты" из всеми уважаемой "Нью-Йорк Таймс".
Миф, порожденный масс-медиа, по-видимому, напугал даже официальных лиц из правоохранительных структур. Документ с ограниченным доступом, полученный моим защитником, показывал, что служба Маршалла США выпустила бюллетень, предупреждающий всех служащих правоохранительных структур никогда не открывать мне никакой информации о себе, или же их жизнь может быть разрушена с помощью электронных средств.
Наша Конституция требует, чтобы на обвиняемых распространялась презумпция невиновности до суда, дающая всем гражданам право на слушания о залоге, когда обвиняемый имеет возможность на представление его интересов адвокатом, на предоставление доказательств и взаимную проверку свидетелей. Невозможно поверить, что правительство, находясь под влиянием истерии, порожденной безответственными журналистами вроде Маркоффа, смогло обойти эти нормы. Беспрецедентно, я содержался как лицо, задержанное до суда под стражу до вынесения решения судом или до вынесения приговора, в течение более чем четырех с половиной лет. Отказ судьи предоставить мне право на слушание о залоге во всех случаях опирался на Верховный Суд США. В конце моя защита сообщила мне, что я установил еще один прецедент — я был единственным в истории США федеральным задержанным, которому отказали в слушаниях о залоге. Это означало, что правительство не потрудилось предоставить доказательства отсутствия обстоятельств для моего освобождения, которые убедительно гарантировали бы мое появление в суде.
По крайней мере, в этом уголовном деле федеральные прокуроры уже не отважились утверждать, что я мог начать ядерную войну путем свистка в телефон-автомат, как это сделали другие федеральные обвинители в деле, которое было ранее. Наиболее серьезные обвинения против меня заключались в том, что я скопировал находящиеся в собственности исходные тексты программ для различных моделей сотовых телефонов и популярных операционных систем.
Еще прокуроры утверждали публично и в суде, что я принес нескольким компаниям потери на общую сумму, превышающую 300 миллионов долларов. Детализация общей суммы потерь до сих пор держится судом под секретом, по общему мнению, для ограждения интересов причастных компаний. Участники моей защиты, однако, убеждены, что требование обвинения закрыть информацию было принято с целью покрыть их огромные злоупотребления в моем деле. Также стоит отметить, что ни один из потерпевших по моему делу не предоставил отчет об убытках Комиссии по Безопасности и Обмену (КБО), как того требует закон. Или несколько транснациональных компаний нарушили Федеральный закон во время процесса, обманув КБО, держателей акций и аналитиков, или убытки, отнесенные на мою хакерскую деятельность, на самом деле были слишком мелкими, чтобы о них предоставлять отчет.
В своей книге "Игра беглеца" Джонатан Литтман сделал заявление, что в течение недели публикации истории для первой полосы "Нью-Йорк Таймс" агент Маркоффа "заключил целый пакет сделок" с издателем "Уолт Дисней Гиперион" на книгу о кампании по моей поимке. Аванс был оценен в 750 тысяч долларов. Согласно Литтману, еще должна была быть постановка кино в Голливуде, также "Мирамакс" вручал более 200 тысяч долларов за право на фильм, и "общая сумма 650 тысяч долларов должна была быть выплачена, как только начнутся сами съемки". Конфиденциальный источник недавно информировал меня о том, что на самом деле размер сделки Маркоффа был гораздо больше, чем Литтман думал первоначально.
Так Маркофф получил более или менее, но где-то около миллиона долларов, а я получил пять лет.
Автор перевода Valient Newman,
http://www.geocities.com/werebad/
Продолжение. Начало в КГ №№ 1, 2
Преследование Маркоффа
Вернемся во времени в конец 1992 года. Срок моего освобождение под надзор за нарушение безопасности корпоративной сети "Диджитэл Эквипмент Корпорэйшн" подходил к концу. Между тем я начал осознавать, что правительство пыталось собрать против меня очередное "дело", на этот раз — за проведение контрразведывательных мероприятий с целью выяснить, почему подслушивающие устройства были помещены на телефонные линии фирмы в Лос-Анджелесе, занимающейся разработкой телефонов.
Когда я "покопался", я подтвердил свои подозрения: люди из службы безопасности "Пацифик Белл" в самом деле проводили обследование фирмы. Даже был заместитель по компьютерным преступлениям из отдела шерифа округа Лос-Анджелеса. (Этот заместитель случайно оказался братом-близнецом моего соавтора этой книги. Мир тесен.)
Примерно в это же время федералы учредили преступника-информатора и послали его спровоцировать меня. Они знали, что я всегда стараюсь держать в картотеке любые агентства, которые ведут расследования против меня. Итак, они хотели, чтобы этот информатор подружился со мной для выяснения того, перехват чего я сейчас веду. Он также поделился со мной деталями компьютерной системы, использовавшейся в "Пацифик Белл", что должно было позволить мне принимать меры противодействия их наблюдению. Когда я раскрыл его заговор, то быстро повернул данные против него самого и разоблачил его мошенничество с кредитными картами, которым он занимался, работая на правительство в качестве информатора. Уверен, федералы это оценили!
Моя жизнь круто изменилась в День Независимости 1994, когда мой пейджер разбудил меня рано утром. Пославший сообщение сказал, чтобы я взял номер "Нью-Йорк Таймс". Я не мог поверить не только в то, что Маркофф написал статью обо мне, но и в то, что "Таймс" поместила ее на первой полосе. Первая мысль, пришедшая мне в голову, была о моей личной безопасности: теперь правительство должно будет приложить все усилия, чтобы меня найти. На душе стало легче из-за того, что в попытке изобразить меня демоном "Таймс" создала не соответствующий мне образ. Я не боялся быть опознанным, так как выбранный образ был настолько устаревшим, что не имел ничего общего со мной.
Начав читать статью, я понял, что Маркофф поставил перед собой задачу написать книгу о Кевине Митнике, чего он всегда и хотел. Я просто не мог поверить, что "Нью-Йорк Таймс" могла рискнуть напечатать столь вопиющую ложь, которую он написал обо мне. Я чувствовал себя беспомощным. Даже если бы у меня была возможность ответить, я, конечно же, не имел бы той аудитории для опровержения возмутительной лжи Маркоффа, которая была у "Нью-Йорк Таймс".
Я могу согласиться, что временами был как "заноза в заднице", но я никогда не разрушал информацию, не использовал какие-либо сведения, ставшие мне доступными, и не раскрывал их другим. Фактически сумма потерь компаний от моих хакерских действий — это стоимость телефонных звонков, сделанных мною за счет компаний, средства, потраченные компаниями на закрытие уязвимостей в безопасности, которые обнаружились в результате моих атак, и несколько отдельных случаев, когда компании, возможно, были вынуждены переустановить операционные системы и программы из-за боязни, что я мог модифицировать программное обеспечение так, чтобы оставить себе доступ в будущем. Эти компании остались бы куда более уязвимыми, если бы мои действия не заставили их понять, где у них слабые звенья в цепи безопасности. Даже если я и принес какие-то убытки, моя деятельность и мои намерения не были преступными… Позже Джон Маркофф изменил отношение людей к степени той опасности, которую я реально представлял.
Сила одного аморального репортера из такой влиятельной газеты, способного писать лживые и клеветнические истории о ком-нибудь, может обрушиться на любого и каждого из нас. Следующей мишенью можете быть вы.
Тяжкое испытание
После моего ареста я был доставлен в окружную тюрьму в Смитфилде, Северная Каролина, где служба Маршалла США приказала поместить меня в "дыру" — камеру одиночного заключения. В течение недели федеральные прокуроры и мой защитник пришли к соглашению, от которого я не мог отказаться. Меня могли бы перевести из одиночной камеры при условии, что я откажусь от своих основных прав на: а) слушания по освобождению под залог; б) предварительные слушания и в) телефонные звонки кому бы то ни было, исключая моего защитника и двух членов семьи. Подпиши, и можешь выйти из одиночной камеры. Я подписал.
Федеральные прокуроры по судебному делу шли на все грязные уловки, пока я был в заключении, вплоть до момента моего освобождения через пять лет. Меня принуждали вновь и вновь отказываться от моих прав, гарантирующих обращение со мной как с любым другим обвиняемым. Но это было "дело Кевина Митника" — в нем не должно было быть правил. Никаких требований уважать конституционные права обвиняемого. В моем деле было не торжество справедливости, а решимость правительства победить любой ценой. Обвинители невероятно раздули перед судом ущерб, который я нанес, и угрозу, которую я представлял, и средства массовой информации уже донесли до малых поселков цитаты из сенсационных заявлений. Для обвинителей было слишком поздно давать обратный ход. Правительство не могло себе позволить проиграть дело Митника. За ним наблюдал весь мир.
Я верю, что суд был охвачен страхом, порожденным размахом кампании в средствах массовой информации, потому что многие из журналистов, бывших более этичными, взяли и повторили "факты" из всеми уважаемой "Нью-Йорк Таймс".
Миф, порожденный масс-медиа, по-видимому, напугал даже официальных лиц из правоохранительных структур. Документ с ограниченным доступом, полученный моим защитником, показывал, что служба Маршалла США выпустила бюллетень, предупреждающий всех служащих правоохранительных структур никогда не открывать мне никакой информации о себе, или же их жизнь может быть разрушена с помощью электронных средств.
Наша Конституция требует, чтобы на обвиняемых распространялась презумпция невиновности до суда, дающая всем гражданам право на слушания о залоге, когда обвиняемый имеет возможность на представление его интересов адвокатом, на предоставление доказательств и взаимную проверку свидетелей. Невозможно поверить, что правительство, находясь под влиянием истерии, порожденной безответственными журналистами вроде Маркоффа, смогло обойти эти нормы. Беспрецедентно, я содержался как лицо, задержанное до суда под стражу до вынесения решения судом или до вынесения приговора, в течение более чем четырех с половиной лет. Отказ судьи предоставить мне право на слушание о залоге во всех случаях опирался на Верховный Суд США. В конце моя защита сообщила мне, что я установил еще один прецедент — я был единственным в истории США федеральным задержанным, которому отказали в слушаниях о залоге. Это означало, что правительство не потрудилось предоставить доказательства отсутствия обстоятельств для моего освобождения, которые убедительно гарантировали бы мое появление в суде.
По крайней мере, в этом уголовном деле федеральные прокуроры уже не отважились утверждать, что я мог начать ядерную войну путем свистка в телефон-автомат, как это сделали другие федеральные обвинители в деле, которое было ранее. Наиболее серьезные обвинения против меня заключались в том, что я скопировал находящиеся в собственности исходные тексты программ для различных моделей сотовых телефонов и популярных операционных систем.
Еще прокуроры утверждали публично и в суде, что я принес нескольким компаниям потери на общую сумму, превышающую 300 миллионов долларов. Детализация общей суммы потерь до сих пор держится судом под секретом, по общему мнению, для ограждения интересов причастных компаний. Участники моей защиты, однако, убеждены, что требование обвинения закрыть информацию было принято с целью покрыть их огромные злоупотребления в моем деле. Также стоит отметить, что ни один из потерпевших по моему делу не предоставил отчет об убытках Комиссии по Безопасности и Обмену (КБО), как того требует закон. Или несколько транснациональных компаний нарушили Федеральный закон во время процесса, обманув КБО, держателей акций и аналитиков, или убытки, отнесенные на мою хакерскую деятельность, на самом деле были слишком мелкими, чтобы о них предоставлять отчет.
В своей книге "Игра беглеца" Джонатан Литтман сделал заявление, что в течение недели публикации истории для первой полосы "Нью-Йорк Таймс" агент Маркоффа "заключил целый пакет сделок" с издателем "Уолт Дисней Гиперион" на книгу о кампании по моей поимке. Аванс был оценен в 750 тысяч долларов. Согласно Литтману, еще должна была быть постановка кино в Голливуде, также "Мирамакс" вручал более 200 тысяч долларов за право на фильм, и "общая сумма 650 тысяч долларов должна была быть выплачена, как только начнутся сами съемки". Конфиденциальный источник недавно информировал меня о том, что на самом деле размер сделки Маркоффа был гораздо больше, чем Литтман думал первоначально.
Так Маркофф получил более или менее, но где-то около миллиона долларов, а я получил пять лет.
Автор перевода Valient Newman,
http://www.geocities.com/werebad/
Компьютерная газета. Статья была опубликована в номере 03 за 2004 год в рубрике безопасность :: разное
