Современная архитектура держится на невидимках

Под Новый год чудеса просто обязаны случаться. Поэтому в последнем номере нынешнего года мы тоже решили организовать что-то в этом роде и рассказать читателям о человеке-невидимке. Он и его коллеги весь год незримо присутствовали на наших страницах, когда мы писали о самых потрясающих проектах в самых разных уголках планеты. Но мы никогда не называли их имен. В свое оправдание можем сказать: не мы одни.

Современная архитектура — это шоу. Все внимание всегда и неизбежно достается главным шоуменам, звездам — архитекторам, имена которых у всех на слуху. Но короля, как известно, делает свита, а архитектора — безымянные инженеры, без которых даже самые именитые звезды не смогли бы воплотить в реальность свои фантастические образы. Считается, что структурный инженер сегодня практически равен проектировщику. Но имена даже самых выдающихся из них, например Сесила Бэлмонда, и даже названия таких выдающихся проектных компаний, как, например Ove Arup, фактически неизвестны вне профессии.

Бесславная профессия
К своим шестидесяти годам Бэлмонд достиг профессиональной вершины. Точнее, он достиг ее гораздо раньше. По словам самых знаменитых архитекторов мира, работавших с ним, Бэлмонд не только помогает их зданиям подняться над землей, но и вдохновляет собственно проекты. "Невидимость" для структурного инженера считается неотъемлемой частью профессии. Слава инженеров не должна задевать нежные чувства амбициозных архитекторов, поэтому не принято выяснять, кто именно и сколькими идеями обогатил проект. Вся слава априори должна доставаться заглавным архитекторам. Но только до тех пор, пока не возникает проблема — например, как в случае, когда в день открытия под ногами публики зашатался мост Тысячелетия в Лондоне.

Спроектирован он был лордом Фостером, а техническую сторону обеспечивала Arup, на которую уже 30 лет как работает Бэлмонд. Вот в таких случаях сразу вспоминают о структурных инженерах, и вину за все ошибки предпочитают возлагать на них.
Дело структурного инженера — тоже быть мостом между архитектором и строителем. Измерять силы и вычислять нагрузки. Рассчитывать фундамент и размещать опоры. Как правило, инженеры проектируют так называемое ядро — лифты и лестницы, часто фасад. Когда архитектор заявляет, что видит свое детище "одетым в бронзовое стекло, которое пропускает только определенное количество света и золотится на закате", именно инженеры ведут переговоры с производителями стекла и выбирают облицовочные системы. В результаты такого кропотливого процесса появляются рабочие чертежи, в которых расписано все до последнего винтика. Понятно, что строители не могут до этого приступить к работе. Инженеры, как правило, обретают свою славу в структурных трюках. Бэлмонд называет такой подход "мачо-проектированием" — чтобы все "самое высокое, самое толстое". Это вполне в стиле Arup, традиционный имидж которой — эстетика хай-тек. Воплощением этого стиля в архитектуре до сих пор считается совместная работа компании с лордом Фостером над проектом штаб-квартиры Гонконгско-шанхайского банка, который был построен в 1986 году.
Arup, основанная в 1946 году, строила сиднейскую Оперу, галерею Тейт-модерн в Лондоне, Орезундский мост, соединяющий Швецию и Данию, и очень многое другое. Только из новостей последних недель можно вспомнить несколько проектов, где отметилась эта компания — Уэльский Центр Тысячелетия в Кардифе и новый концертный зал в Гейтсхеде по проекту Фостера, где Arup отвечала за акустику.

Сесил Бэлмонд долгое время возглавлял европейское подразделение Arup, а в апреле нынешнего года стал заместителем председателя этой компании. Он родился в 1945 году в Шри-Ланке, где изучал науку проектирования зданий и сооружений в местном университете, а затем получил степень в лондонском Имперском колледже и Университете Саутгемптона. Первым проектом, который привлек к нему внимание коллег, была работа с Джеймсом Стерлингом над проектом галереи в Штутгарте. Затем он поучаствовал в строительстве Виллы Бордо с Ремом Кулхаасом, португальского павильона для Экспо в Лиссабоне с Альваро Сиза. Помог выиграть множество конкурсов, в том числе Либескинду, получившему заказ на расширение музея Виктории и Альберта в Лондоне и военный музей в Манчестере, бюро Foreign Office Architects, выигравшему конкурс на паромный терминал в Йокогаме. Самыми инновативными работами Бэлмонда считают стадион в Хеймнице по проекту Петера Кульки и Ульриха Конигса (2002), генеральный план для Euralille в Лилле (1994 с Ремом Кулхаасом) и "Спираль" расширения музея Виктории и Альберта в Лондоне (с Либескиндом). Теперь Бэлмонд работает с Кулхаасом над проектом кабельного телевидения в Пекине и с Либескиндом над проектом ВТЦ в Нью-Йорке. Кроме того, Бэлмонд сотрудничал с Тойо Ито, Арата Исодзаки, Энриком Мираллесом. Рем Кулхаас просто-таки клянется именем Бэлмонда, который работал с ним в 30 проектах начиная с середины 80-х, в том числе тех, которые сделали голландцу имя — вилла Бордо, Кунстхалле в Роттердаме и новая библиотека в Сиэтле. Сегодня Кулхаас даже не приступает к проекту, пока Бэлмонд не скажет свое слово. Звезда современной архитектуры Кулхаас утверждает, что Бэлмонд изменил его взгляд на структуру и позволил заново продумать смысл самой архитектуры. Концептуалист Либескинд также привлекает Бэлмонда на самых ранних стадиях своих проектов. Он называет его мыслителем и мистиком. Большинство инженеров, по его мнению, не считают инженерное искусство приключением, но Бэлмонд к таким не принадлежит. Не может не впечатлять уважение, которое испытывает к Бэлмонду 98-летний Филип Джонсон — человек-легенда, один из архитектурных титанов XX столетия, ученик Ле Корбюзье и Миса ван дер Роэ, самый выдающийся из всех ныне здравствующих архитекторов. За свою долгую жизнь Джонсон перепробовал несколько карьер и, остановившись на архитектуре, не только построил множество значительных зданий, но и коренным образом повлиял на формирование нескольких поколений архитекторов. Однако, проектируя торговый центр в ливерпульском Чэвейз-парке, этот великий архитектор фактически назвал Бэлмонда автором концепции этого своего проекта и даже своим "наставником".

Гениальный инженер — это все равно меньше, чем гениальный архитектор
Получается, что самой своей карьерой Бэлмонд как будто стирает границы между инженерным искусством и архитектурой. Где обычный инженер просто разместил бы колонны в сетку, Бэлмонд сдвигает их от центра или наклоняет по мере повышения этажей. Он прячет структуру и изобретает новую: когда Либескинду понадобилась черепица для "Спирали", Бэлмонд придумал "фрактальные" плитки.
Его технические решения зачастую затрагивают форму здания настолько, что его работа становится неотличима от работы архитектора. Например, для участия в конкурсе проектов международного терминала в порту Йокогамы стоимостью $200 млн модная молодая фирма Foreign Office Architects, для которой это был первый большой проект, пригласила Бэлмонда, который придумал структуру без единой колонны, которая напоминает огромный кусок рифленого картона. Получается, что инженерное искусство Бэлмонда — архитектура, и наоборот. Когда в 1997 году "Би-Би-Си" попросила выдающегося британского архитектурного критика Чарльза Дженкса составить список зданий, преобразовавших архитектуру, он назвал 15 сооружений и почти столько же архитекторов. При этом Бэлмонд участвовал больше чем в четверти этих проектов. Сегодня Дженкс говорит, что, если бы должен был составить такой список снова, в него должны были добавиться еще несколько проектов Бэлмонда. И тогда неизбежно возникает вопрос: в чем же роль официального архитектора?

На этот счет у самого Бэлмонда имеется теория о том, что в мире все взаимозависимо. Инженерное искусство не может существовать само по себе, а пересекается с архитектурой, искусством, математикой, философией и экологией. Но именно поэтому самому Бэлмонду всегда было тесно в рамках одной профессии. Он по-новому взглянул на свое ремесло, когда ему перевалило за сорок. То, что он спокойно делал в течение двадцати лет, вдруг показалось пустым. Он получал награду за наградой, но не мог избавиться от ощущения, что только и делал, что создавал "бессмысленные контейнерные формы". В поисках связи формы и значения Бэлмонд вновь открыл для себя Пифагора — этого древнегреческого священника-геометра. Это было начало романа Бэлмонда с математикой, о котором он написал уже несколько книг. Но попутно Бэлмонд стремился обрести и признание широкой публики. Он откровенно не хотел быть невидимым, услужливым техником. Поэтому он попробовал изменить взгляд на инженерное искусство.

Он помнит, как в годы его юности в Шри-Ланке на инженеров смотрели свысока. В свое время Бэлмонда потрясла история одного из самых известных британских инженеров Томаса Телфорда, ехавшего в коляске, которая сломалась. Он сошел не землю, устранил поломку и хотел было сесть обратно, но ему не позволили — потому что у него были грязные руки, и он проявил себя простым ремесленником. Для Бэлфорда эта история определила выбор профессии. За прошедшие годы Сесил Бэлмонд добился в своем ремесле большого успеха. Только в прошлом году он получил приз Дженкса, который ежегодно вручается за вклад как в теорию, так и в практику архитектуры, а также самое престижное вознаграждение, которым в Японии удостаивают структурных инженеров — премию Генго Мацуи за проект павильона Змеиной Галереи в Лондоне. Тем не менее, вторая из книг Бэлмонда — "Без формальностей" — стала манифестом, призывающим инженеров "освободиться и не стесняться идти в архитектуру". Уважения Кулхааса, Либескинда, Джонсона и прочих звезд больше недостаточно. Бэлмонд хочет собственной славы. Но... по-прежнему зависит от хорошей репутации у архитекторов. Ведь это они, если хотят, приглашают его в свои проекты и, несмотря на совместные усилия, остаются единственными звездами шоу под названием "архитектура".

Инженером быть хорошо
Надо сказать, Сесил Бэлмонд всегда любил аудиторию. Еще в те времена, когда был конферансье и играл на гитаре фламенко. Он вообще не слишком похож на инженера. Хотя его лондонский офис скромен, и по его обстановке вряд ли можно догадаться, что его хозяин отвечает за 1700 человек. Аскетичен и его внешний вид: одет во все черное, прическа напоминает монашескую тонзуру. 60-летний Бэлмонд сейчас читает лекции в архитектурных школах Европы и Северной Америки. В феврале 2002 года его избрали почетным членом Королевской академии британских архитекторов, а в нынешнем году он стал профессором архитектурной школы университета Пенсильвании. Он наблюдатель Лондонской архитектурной ассоциации и член Лондонской школы экономики, преподает в Йеле и Гарварде.

Он уважает "эго" архитекторов. Но не всех. После того, как бюро FOA выиграло конкурс проектов терминала в Йокогаме, никто даже не вспомнил имени Бэлмонда. Компания захотела работать с другим инженером, сославшись на то, что Ove Arup слишком дорога. Бэлмонд счел этот эпизод худшим в своей карьере. Вообще проблема авторства в архитектурных проектах — самая болезненная. Даже профессиональным критикам трудно бывает узнать истину. Но на практике все неизбежно сводится к тому, что инженеру не снискать славы архитектора. К тому же, архитекторам не нравятся инженеры, которые забывают свое место. Однако Кулхаас уже дважды просил Сесила Бэлмонда стать его деловым и творческим партнером, работать как архитектор, а не как инженер. Но Бэлмонд не принял предложений Кулхааса. О том, чтобы стать архитектором, по его мнению, нужно задумываться лет в двадцать. Бэлмонд не оплакивает свои идеи, которые присваивают архитекторы. Он понимает, что чертежи, лежащие на его столе сегодня, завтра неизбежно будут воплощены под чьими-то более громкими именами — например, Бена ван Беркеля, нового голландского гения, вместе с которым Бэлмонд работает над проектом научного центра Карнеги в Питтсбурге. Работа инженера — как ни крути — должна оставаться анонимной. Но Бэлмонд утешается тем, что обладает чем-то большим, чем идеи. Теперь он замахнулся на новую философию зданий.

Елена РЫБАЛТОВСКАЯ