Пит Павлов Откровения О Самом. Большой Петя и маленький Пит
На откровенно-сокровенную беседу в этот раз был вызван, пожалуй, самый известный рок-гитарист в Беларуси. Пит Павлов, чего уж там… Это сегодня он собирается построить продюсерский центр в Писчаловском замке (крытая тюрьма на Кальварийской); позволяет себе рассуждать о культурных и личностных ценностях и вовсю искореняет в себе рас…дяя (читай «творческую личность»). А в детстве он просто очень любил сладкое. И самолеты. Но хотел стать танкистом.
– У каждого из нас были светлые детские мечты – самые заветные, самые искренние… О чем мечтал маленький Петя Павлов? Может, хотел мороженое продавать?
– Честно говоря, в детстве у меня были дурацкие, функциональные мечты. Совсем не романтичные. Как каждому ребенку мне часто задавали этот вопрос, и я просто вынужден был что-то придумывать, чтобы хоть как-то на это ответить… Мы жили в военном городке в Германии. Самое большое впечатление на меня производили поездки на родину в Слуцк, а потом на Черное море… А мечты у меня были маленькие, даже смешные. Однажды меня трехлетнего спросили, сколько бы я смог съесть шоколада: съел бы шоколадного слона или нет? Я сразу представил себе этого слона и подумал: а что там его есть-то? Побольше надо…
– А что, в Германии было с шоколадом туго?
– Нет. Тут как раз таки все в порядке. Он в моем детстве был всегда. Не могу сказать, что его не хватало. Может, немецкий шоколад такой вкусный, что казалось, будто его не может быть много.
– Маленький Петя предпочитал именно немецкие шоколадки?
– Просто я их ел чаще. Но белорусский шоколад мне тоже нравился. Особенно плитка с одним из видов Минска. Это была большая шоколадка. Стоила она 1 руб. 17 коп. Короче, мечты были маленькими, непродолжительными. Никогда не хотел стать космонавтом. Но пару раз думал о том, чтобы быть танкистом. Наверное, танк такое большое и грозное сооружение, что просто не может не будоражить воображение маленького мальчика. Особенно, если этот мальчик растет в военном городке. Но, слава богу, эта мечта не осуществилась.
– Самое яркое впечатление/воспоминание детства тоже с военным городком связано?
– Пожалуй, да. Недалеко от места, где мы жили, находилось самолетное «поле» – они там взлетали, садились… Мы с мамой почти каждый день ходили туда, смотрели на эти машины, махали им, когда они поднимались в воздух. Однажды, когда мне было три или три с половиной года, я поперся туда совершенно один.
– Сбежали от мамы к самолетам?
– Да. Наверное, посчитал, что я уже достаточно самостоятельный парень. И вот взлетают эти махины, рядом с ними уже даже никаких механиков нет… Ощущение то еще было. Потом прибежала моя мама…
– Наподдала? Или просто изъяла с места событий?
– А ты как думаешь? Только к тому моменту я уже гордым маршем вышагивал к выходу. И самостоятельно.
– И неужели при всем этом никогда самолеты не были вашей мечтой?
– Никогда. Наверное, для меня это было всего лишь интересно. Потому что привычно. Мы ведь каждое лето на Черное море летали. Так что я довольно часто видел землю с высоты птичьего полета, и безумного восторга у меня это уже не вызывало. Оно ведь было доступно. Получается, что ни о чем конкретно и серьезно я и не мечтал.
– Даже когда подросли?
– Да, на протяжении всей жизни! Все мечты были какие-то размытые. Когда стал играть на гитаре, я просто очень хотел делать это хорошо. Поэтому много над этим работал. Но как у некоторых – чтобы стоять на стадионе «Уэмбли» в свете софитов, едва отыграв «живой» концерт, а толпа в сотни тысяч людей в восторге кричит, аплодирует и просто сходит с ума… – знаешь, об этом я по-настоящему никогда и не мечтал. Нет, конечно, подумывал. Да и не против был бы… Но не мечтал. Потому что если бы мечтал, то обязательно уже там стоял бы. Я в этом уверен. С каждым днем все больше и больше убеждаюсь, что осознание своей настоящей мечты (цели) заставляет тебя практически неосознанно искать способы ее осуществления.
– А зачем вообще Пит Павлов хотел научиться играть на гитаре?
– Да неизвестно зачем! Это я тебе абсолютно серьезно говорю. Не для того, чтобы нравиться девушкам или как-то выделяться среди одноклассников… Просто хотелось играть. При этом я прикладывал какие-то невероятные, практически титанические усилия. Никто и никогда не заставлял меня заниматься. Я сам часами сидел и играл, разучивал песни, доставал аккорды для новых (потому что сам тогда еще гармонию не мог подобрать). В жизни я достаточно часто проявлял такую немотивируемую и дикую целеустремленность. Это я сегодня уже умею видеть цель, определять конкретную мотивацию, предполагать тот или иной результат – то есть по толку распоряжаться своими силами и временем. Раньше этого не было. А было «непонятно, зачем» и «неизвестно, для чего». Такая вот у меня черта характера.
– Она мешает или, наоборот – только на руку в творческом процессе и в самой жизни?
– Мешает? Я бы сказал, она является одной из моих самых слабых сторон. Я постоянно занимаюсь сразу несколькими делами, проектами… но ничего не могу довести до конца. Именно по этой причине работа над альбомом PETE PAFF велась практически три года.
– Ну, ведь это можно списать на «творческую личность» со всеми присущими ей закидонами…
– Можно. Но есть ведь и творческие личности, которые умеют видеть результат и благодаря этому очень быстро и четко его добиваются. Именно это присуще Лявону Вольскому. И именно этого так не хватает сегодня мне. Я уже почти научился так работать. Но еще не совсем. Поэтому продолжаю учиться.
– Как?
– Специально создаю выборочно ситуации, обозначаю даты окончания той или иной работы… Вовлекаю во все это других людей, чтобы у меня появлялось чувство ответственности. Порой действительно заставляю себя завершать какое-то дело в конкретный срок.
– Откуда все же такое непонятное раздолбайство? Вроде мальчик уже большой вырос…
– Раздолбайством я бы все-таки это не назвал. Думаю, так происходит потому, что результат мне постоянно кажется не таким высоким, как нужно. Все время преследует мысль: «Могу и лучше». Поэтому и начинаю переделывать, снова копошиться… Но сейчас я себя приучаю к тому, что работать хорошо и непосредственно на результат надо сразу. Потому что шлифовать можно до бесконечности. Я не хочу быть одним из перфекционистов, которые могут на протяжении всей жизни совершенствовать и полировать, но так ничего и не сделать. У меня есть несколько таких знакомых.
– От детских мечтаний мы как-то плавно перетекли к самоанализу. Но все-таки… Петя Павлов вырос. Самая заветная мечта Пита?
– Она пока еще какая-то мутная.
– Да хоть какая!
– Миллион евро. Но не просто как сумма денег в кармане, а как средство достижения мелких целей на пути становления настоящей, крепкой структуры белорусского рока.
– Пожалуй, попрошу пояснить…
– Это нужно для того, чтобы заработала система поддержки молодых белорусских рок-групп, которые, например, мне нравятся. Ведь для того, чтобы привести в действие что-то по-настоящему интересное, нужны немалые средства. Допустим, появился какой-нибудь ТАВАРЫШ МАУЗЭР. Интересно? Предположим. Так пусть они сразу выпустят сингл, сразу снимут классный клип, а не ждут три года, пока сами же не перегорят. Если будет видно, что это имеет какой-то смысл, что есть отклик у публики, надо их уже конкретно запускать на орбиту. Пусть хотя бы и белорусскую. Но вожжи всего этого экипажа должны быть не в их детских руках, а в руках грамотного человека, который будет знать, как и что надо делать. А музыканты пусть пишут песни, издают альбом, снимают еще один клип, едут в туры… Главное – вытянуть их из рутины, пока она их не съела. Это касается практически всех белорусских молодых рок-коллективов, которые каким-то образом себя проявили.
– Фактически ведь вы говорите о продюсерском центре…
– Да. Нужна мощная структура, у которой будет место, для проведения концертов, записи демо и альбомов, для репетиций, возможность издания пластинок, проведения пиар-компаний… Но все это должно быть сосредоточено в одних сильных руках.
– Боюсь даже спрашивать, в чьих!.. А не маловато ли денюжек на всю молодую да талантливую белорусскую рок-поросль будет? «Лимончика» европейских- то может и не хватить…
– Миллион евро – это просто символ. Естественно, средств понадобится намного больше.
– Вот ради чего все это?
– Чтобы создать брэнд «белорусская музыка» в общемировом масштабе. Есть же «жидовская» музыка, балканская… Под этими названиями мы понимаем целый пласт современной (и не только) культуры, особенности звучания, характер и настроение. Поэтому просто необходимо, чтобы появилась и «белорусская музыка». Не народные мотивы и песнопения, а отражение именно современной белорусской культуры.
– Кого бы лично вы взяли под грамотное продюсерское крыло?
– На мой взгляд, сегодня в Беларуси есть целый список молодых команд, которые при необходимых условиях могли бы по-настоящему выстрелить. Это IQ 48, :B:N:, СЬЦЯНА, ТАВАРЫШ МАУЗЭР… Есть еще направление потяжелее, которое нельзя причислить к мэйнстриму, к сожалению. Тут, конечно, хочу отметить ЗЬМЯЮ и твой TARPACH, который благодаря тебе находится сейчас в хорошей форме. Говорю «благодаря тебе», потому что группа с самого начала была довольно неплохая, но смена одного фронтмена на другого – это действительно испытание для коллектива, и далеко не все с ним справляются. Тебе же удалось сначала вовремя выровнять ситуацию, а потом уверенно направить ее вверх. Так держать!
– Даже не знаю… Спасибо, что ли. Стараемся, работаем. Пробуем, набиваем шишки. Опять пробуем… Пит, вы часто разочаровываетесь в людях?
– Часто. Причем именно те, на которых я не то чтобы возлагаю какие-то надежды, а которые мне просто не безразличны. Я не жду от них вселенской любви… Никогда не ожидаешь того, что люди, в которых ты вкладываешь часть себя, свою душу… им не просто все равно. Они вообще относятся к тебе враждебно. Не скажу, что я широкой души человек. То есть я не отдаю друзьям слишком много. Но если я отдаю, то делаю это искренне. А по прошествии нескольких лет зачастую выясняется, что этот близкий мне человек на самом деле был мне чуть ли не врагом и всячески пытался подсидеть меня… Со мной такое случалось несколько раз. И всегда для меня это очень тяжело.
– Самое обидное на сегодня для вас – это что?
– Отсутствие системы ценностей. Это касается и лично моей творческой деятельности, и ситуации с белорусской культурой вообще. Я не говорю сейчас ни о проектах и фестивалях, которые организовывал. Они не успели пока полностью проявить себя, потому что им просто не дали возможности закрепиться и оправдаться. Я имею в виду то, что практически любой человек в нашей стране считает, что может с пренебрежением спросить у Лявона Вольского: «Да ты кто такой вообще тут, а?» Вот Мику Джаггеру подобного никто не скажет, и Стингу тоже… Заслуги ведь не виртуальные, не выдуманные. И такие люди, как Вольский, которые не просто сделали много – они изменили культурное пространство и продолжают менять его… такие люди должны быть избавлены от вопросов типа «да кто ты тут?» Эти люди уже одной своей жизнью что-то доказали. Они имеют право быть огражденными от банального хамства.
– У каждого из нас были светлые детские мечты – самые заветные, самые искренние… О чем мечтал маленький Петя Павлов? Может, хотел мороженое продавать?
– Честно говоря, в детстве у меня были дурацкие, функциональные мечты. Совсем не романтичные. Как каждому ребенку мне часто задавали этот вопрос, и я просто вынужден был что-то придумывать, чтобы хоть как-то на это ответить… Мы жили в военном городке в Германии. Самое большое впечатление на меня производили поездки на родину в Слуцк, а потом на Черное море… А мечты у меня были маленькие, даже смешные. Однажды меня трехлетнего спросили, сколько бы я смог съесть шоколада: съел бы шоколадного слона или нет? Я сразу представил себе этого слона и подумал: а что там его есть-то? Побольше надо…
– А что, в Германии было с шоколадом туго?
– Нет. Тут как раз таки все в порядке. Он в моем детстве был всегда. Не могу сказать, что его не хватало. Может, немецкий шоколад такой вкусный, что казалось, будто его не может быть много.
– Маленький Петя предпочитал именно немецкие шоколадки?
– Просто я их ел чаще. Но белорусский шоколад мне тоже нравился. Особенно плитка с одним из видов Минска. Это была большая шоколадка. Стоила она 1 руб. 17 коп. Короче, мечты были маленькими, непродолжительными. Никогда не хотел стать космонавтом. Но пару раз думал о том, чтобы быть танкистом. Наверное, танк такое большое и грозное сооружение, что просто не может не будоражить воображение маленького мальчика. Особенно, если этот мальчик растет в военном городке. Но, слава богу, эта мечта не осуществилась.
– Самое яркое впечатление/воспоминание детства тоже с военным городком связано?
– Пожалуй, да. Недалеко от места, где мы жили, находилось самолетное «поле» – они там взлетали, садились… Мы с мамой почти каждый день ходили туда, смотрели на эти машины, махали им, когда они поднимались в воздух. Однажды, когда мне было три или три с половиной года, я поперся туда совершенно один.
– Сбежали от мамы к самолетам?
– Да. Наверное, посчитал, что я уже достаточно самостоятельный парень. И вот взлетают эти махины, рядом с ними уже даже никаких механиков нет… Ощущение то еще было. Потом прибежала моя мама…
– Наподдала? Или просто изъяла с места событий?
– А ты как думаешь? Только к тому моменту я уже гордым маршем вышагивал к выходу. И самостоятельно.
– И неужели при всем этом никогда самолеты не были вашей мечтой?
– Никогда. Наверное, для меня это было всего лишь интересно. Потому что привычно. Мы ведь каждое лето на Черное море летали. Так что я довольно часто видел землю с высоты птичьего полета, и безумного восторга у меня это уже не вызывало. Оно ведь было доступно. Получается, что ни о чем конкретно и серьезно я и не мечтал.
– Даже когда подросли?
– Да, на протяжении всей жизни! Все мечты были какие-то размытые. Когда стал играть на гитаре, я просто очень хотел делать это хорошо. Поэтому много над этим работал. Но как у некоторых – чтобы стоять на стадионе «Уэмбли» в свете софитов, едва отыграв «живой» концерт, а толпа в сотни тысяч людей в восторге кричит, аплодирует и просто сходит с ума… – знаешь, об этом я по-настоящему никогда и не мечтал. Нет, конечно, подумывал. Да и не против был бы… Но не мечтал. Потому что если бы мечтал, то обязательно уже там стоял бы. Я в этом уверен. С каждым днем все больше и больше убеждаюсь, что осознание своей настоящей мечты (цели) заставляет тебя практически неосознанно искать способы ее осуществления.
– А зачем вообще Пит Павлов хотел научиться играть на гитаре?
– Да неизвестно зачем! Это я тебе абсолютно серьезно говорю. Не для того, чтобы нравиться девушкам или как-то выделяться среди одноклассников… Просто хотелось играть. При этом я прикладывал какие-то невероятные, практически титанические усилия. Никто и никогда не заставлял меня заниматься. Я сам часами сидел и играл, разучивал песни, доставал аккорды для новых (потому что сам тогда еще гармонию не мог подобрать). В жизни я достаточно часто проявлял такую немотивируемую и дикую целеустремленность. Это я сегодня уже умею видеть цель, определять конкретную мотивацию, предполагать тот или иной результат – то есть по толку распоряжаться своими силами и временем. Раньше этого не было. А было «непонятно, зачем» и «неизвестно, для чего». Такая вот у меня черта характера.
– Она мешает или, наоборот – только на руку в творческом процессе и в самой жизни?
– Мешает? Я бы сказал, она является одной из моих самых слабых сторон. Я постоянно занимаюсь сразу несколькими делами, проектами… но ничего не могу довести до конца. Именно по этой причине работа над альбомом PETE PAFF велась практически три года.
– Ну, ведь это можно списать на «творческую личность» со всеми присущими ей закидонами…
– Можно. Но есть ведь и творческие личности, которые умеют видеть результат и благодаря этому очень быстро и четко его добиваются. Именно это присуще Лявону Вольскому. И именно этого так не хватает сегодня мне. Я уже почти научился так работать. Но еще не совсем. Поэтому продолжаю учиться.
– Как?
– Специально создаю выборочно ситуации, обозначаю даты окончания той или иной работы… Вовлекаю во все это других людей, чтобы у меня появлялось чувство ответственности. Порой действительно заставляю себя завершать какое-то дело в конкретный срок.
– Откуда все же такое непонятное раздолбайство? Вроде мальчик уже большой вырос…
– Раздолбайством я бы все-таки это не назвал. Думаю, так происходит потому, что результат мне постоянно кажется не таким высоким, как нужно. Все время преследует мысль: «Могу и лучше». Поэтому и начинаю переделывать, снова копошиться… Но сейчас я себя приучаю к тому, что работать хорошо и непосредственно на результат надо сразу. Потому что шлифовать можно до бесконечности. Я не хочу быть одним из перфекционистов, которые могут на протяжении всей жизни совершенствовать и полировать, но так ничего и не сделать. У меня есть несколько таких знакомых.
– От детских мечтаний мы как-то плавно перетекли к самоанализу. Но все-таки… Петя Павлов вырос. Самая заветная мечта Пита?
– Она пока еще какая-то мутная.
– Да хоть какая!
– Миллион евро. Но не просто как сумма денег в кармане, а как средство достижения мелких целей на пути становления настоящей, крепкой структуры белорусского рока.
– Пожалуй, попрошу пояснить…
– Это нужно для того, чтобы заработала система поддержки молодых белорусских рок-групп, которые, например, мне нравятся. Ведь для того, чтобы привести в действие что-то по-настоящему интересное, нужны немалые средства. Допустим, появился какой-нибудь ТАВАРЫШ МАУЗЭР. Интересно? Предположим. Так пусть они сразу выпустят сингл, сразу снимут классный клип, а не ждут три года, пока сами же не перегорят. Если будет видно, что это имеет какой-то смысл, что есть отклик у публики, надо их уже конкретно запускать на орбиту. Пусть хотя бы и белорусскую. Но вожжи всего этого экипажа должны быть не в их детских руках, а в руках грамотного человека, который будет знать, как и что надо делать. А музыканты пусть пишут песни, издают альбом, снимают еще один клип, едут в туры… Главное – вытянуть их из рутины, пока она их не съела. Это касается практически всех белорусских молодых рок-коллективов, которые каким-то образом себя проявили.
– Фактически ведь вы говорите о продюсерском центре…
– Да. Нужна мощная структура, у которой будет место, для проведения концертов, записи демо и альбомов, для репетиций, возможность издания пластинок, проведения пиар-компаний… Но все это должно быть сосредоточено в одних сильных руках.
– Боюсь даже спрашивать, в чьих!.. А не маловато ли денюжек на всю молодую да талантливую белорусскую рок-поросль будет? «Лимончика» европейских- то может и не хватить…
– Миллион евро – это просто символ. Естественно, средств понадобится намного больше.
– Вот ради чего все это?
– Чтобы создать брэнд «белорусская музыка» в общемировом масштабе. Есть же «жидовская» музыка, балканская… Под этими названиями мы понимаем целый пласт современной (и не только) культуры, особенности звучания, характер и настроение. Поэтому просто необходимо, чтобы появилась и «белорусская музыка». Не народные мотивы и песнопения, а отражение именно современной белорусской культуры.
– Кого бы лично вы взяли под грамотное продюсерское крыло?
– На мой взгляд, сегодня в Беларуси есть целый список молодых команд, которые при необходимых условиях могли бы по-настоящему выстрелить. Это IQ 48, :B:N:, СЬЦЯНА, ТАВАРЫШ МАУЗЭР… Есть еще направление потяжелее, которое нельзя причислить к мэйнстриму, к сожалению. Тут, конечно, хочу отметить ЗЬМЯЮ и твой TARPACH, который благодаря тебе находится сейчас в хорошей форме. Говорю «благодаря тебе», потому что группа с самого начала была довольно неплохая, но смена одного фронтмена на другого – это действительно испытание для коллектива, и далеко не все с ним справляются. Тебе же удалось сначала вовремя выровнять ситуацию, а потом уверенно направить ее вверх. Так держать!
– Даже не знаю… Спасибо, что ли. Стараемся, работаем. Пробуем, набиваем шишки. Опять пробуем… Пит, вы часто разочаровываетесь в людях?
– Часто. Причем именно те, на которых я не то чтобы возлагаю какие-то надежды, а которые мне просто не безразличны. Я не жду от них вселенской любви… Никогда не ожидаешь того, что люди, в которых ты вкладываешь часть себя, свою душу… им не просто все равно. Они вообще относятся к тебе враждебно. Не скажу, что я широкой души человек. То есть я не отдаю друзьям слишком много. Но если я отдаю, то делаю это искренне. А по прошествии нескольких лет зачастую выясняется, что этот близкий мне человек на самом деле был мне чуть ли не врагом и всячески пытался подсидеть меня… Со мной такое случалось несколько раз. И всегда для меня это очень тяжело.
– Самое обидное на сегодня для вас – это что?
– Отсутствие системы ценностей. Это касается и лично моей творческой деятельности, и ситуации с белорусской культурой вообще. Я не говорю сейчас ни о проектах и фестивалях, которые организовывал. Они не успели пока полностью проявить себя, потому что им просто не дали возможности закрепиться и оправдаться. Я имею в виду то, что практически любой человек в нашей стране считает, что может с пренебрежением спросить у Лявона Вольского: «Да ты кто такой вообще тут, а?» Вот Мику Джаггеру подобного никто не скажет, и Стингу тоже… Заслуги ведь не виртуальные, не выдуманные. И такие люди, как Вольский, которые не просто сделали много – они изменили культурное пространство и продолжают менять его… такие люди должны быть избавлены от вопросов типа «да кто ты тут?» Эти люди уже одной своей жизнью что-то доказали. Они имеют право быть огражденными от банального хамства.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 34 за 2007 год в рубрике музыкальная газета