Кирилл Шевандо

Мастер

В силу моего достаточно близкого знакомства с известнейшим белорусским барабанщиком и, конечно же, благодаря его открытости, мы встретились с ним вечером у него дома, в уютной обстановке, и вот что у нас получилось…

– Первый вопрос у нас будет о том, как ты начинал вообще? Когда? Пришли в гараж и заиграли?
– Нет. Когда я начинал, гаражи существовали, но они не применялись для таких дел. Тогда все, как правило, происходило в школах, школьный ансамбль. Возле него всегда крутилась масса народу, потому что это, в общем, было в диковину такую, даже "танцы под пластинку" было редкостью, когда я начинал.
– Ансамбль?
– Да. Именно школьный ансамбль тогда играл. Школьный ансамбль тогда – это не школьный ансамбль сейчас. Это несколько разные вещи.

– Именно в средней школе?
– Да, в средней школе. В смысле такого, что даже музыканты на уровне "района" – это были очень заметные люди, а музыканты на уровне города, страны – это просто были "небожители". Я думаю, что такого времени больше уже не будет никогда. Ну а поскольку это был еще глубокий Советский Союз, то занятия музыкой были очень мощным глотком свободы, что немаловажно.

– Это, своего рода, свобода мысли?
– Это свобода мысли и свобода занятий. Потому что в Советском Союзе вообще вся жизнь твоя была уже изначально строго структурирована, и лучшее, что ты мог сделать своими силами – это получить большую пенсию в результате многолетнего труда. Если ты будешь "хорошим мальчиком", пойдешь в армию, окончишь военное училище, выйдешь рано на пенсию, будешь работать сторожем каким-нибудь и у тебя будет военная пенсия. Тут все было, как бы, предельно грустно. А музыка давала человеку возможность для нестандартного маневра. И даже в те времена существовали такие уникальные организации, как, например, джазовый оркестр минского таксопарка.

– Ну, а ты, как-то сразу за барабаны, или были еще другие варианты?
– Ну, барабаны – это да. Как-то вот сразу меня понесло, а потом уже просто – ну, когда ты об этом думаешь, ты уже ищешь и улавливаешь какие-то любые звуки и уже там как-то само собой. Так получилось, что когда-то просто проходил по коридору и услышал, как играли какие-то ребята, подружился с ними – и вот так пошло. Вот инструмент первый я хорошо запомнил. Это была такая коричневая бочка, дюймов 26 где-то, военная, с кожей! Маршевый барабан, веревками были привязаны намертво параллельно два военных одинаковых тома, сейчас уже таких не встретишь. Малый барабан был Tacton, это вообще был супербарабан.

– И все это ты строил на слух?
– Я это никак не строил, так как это было не мое, а о своем я не мог и мечтать.

– А пытались "снимать" кого-нибудь?
– Нет. Вот я лично не снимал. Во-первых, даже не было возможности кого-то снимать. У родителей не было возможности купить, скажем, просто магнитофон. А пластинки в магазинах продавались такие, что снимать там было нечего. Это были такие предельно бесконфликтные песни, где ударные были почти исключены.

– А потом ты уже решил все это дело как-то развивать?
– Ну, по мере того, как знакомился с какими-то ребятами постарше. Тот ансамбль, который я случайно услышал в коридорах 19-й средней школы города Минска, потом нашел точку – место ансамбля в музыкальной школе, и уже после через взрослых дядей мы вышли на начинавшую тогда свою карьеру группу СУЗОР\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'Е. Они еще играли в кафе "Сузорье" в Минске и их взяли в филармонию, но мы застали время, когда они еще играли в кафе. Вообще, это было интереснейшее время... и вот как-то с этих людей я стал уже контактировать с музыкантами профессиональными, которые и думали не так, и играли не так, у них уже были "настоящие" инструменты. Вот от них уже узнал, что надо учиться, что надо ноты и т.д. Уже какие-то ориентиры появились.

– Какой у тебя сет? Какие установки, на чем ты играешь? Какая-то рабочая камера, тренировочная?
– Да. Я долго экспериментировал, покупал что-то, продавал. Что-то мне больше нравилось, что-то меньше. В настоящий момент у меня одна установка Yamaha Birch Custom Absolute 22"/16"/14"/12"/10"/. Подвесные томы. Вот этот березовый инструмент, он мне очень нравится, но помимо него заказал себе Tama Starclassic Maple такой же конфигурации.

– Береза и клен...
– Береза и клен, да... У березы теплый, насыщенный тембр, а у клена ни с чем не сравнимая динамика и низкие частоты.

– А "железо" какое?
– А «железо» – Zildjian. Я сторонник Zildjian\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'a. Хотя, опять же, не то, что только Zildjian и ничего другого. В принципе, у меня все тарелки Zildjian, кроме одной чайны Paiste. У меня Paiste 2002, которую я покупал в 1983 году сильно б/ушную и с трещиной в цоколе. Я эту трещинку просверлил и эта чайна живая до сих пор. Звучит супер, кстати, совершенно не похоже на 2002 Paiste. Абсолютно. Я вообще уже много видел всяких, но люблю Zildjian, хотя нравятся мне и Sabian, и Meinl, например, тоже. У них серия Byzance вообще просто великолепная. И у Paiste мне нравится серия Signature.
Значит, у меня: K Custom Ride 20", K Hi-Hat 13", Avedis NewBeat 13", Zildjian K medium thin Crash 17", K Custom fast Crash 17", K Custom Fast Crash 15", K Custom Flat Ride 18", Splash K 10", Paiste 2002 China 18".
– Расскажи, много где играл? В группах, в ансамблях каких-нибудь?
– Самый главный ход в минскую жизнь – это был ULIS. Это был, кажись, год 1988-й. Вообще, очень интересное время тогда было, рок был очень популярен среди широкой публики. Потом еще витал такой в небе "голубь свободы", о котором никто не знал, в чем он заключается и куда он полетит дальше. Все жили с такими смутными надеждами на падение советского режима и там чего-то такого. Мы также отдавались этому занятию, как и сейчас отдаются ему многие молодые люди, но только с той лишь разницей, что нам больше повезло с вниманием. То есть мы за год сделали какую-то головокружительную карьеру, и до сих пор люди, с которыми я учился в школе и которых не знаю, как зовут, знают меня по фотографиям, которые печатались в журналах, которые практически все покупали. Хотя большой ностальгии по тому времени я не испытываю.

– У меня у самого были знакомые, у которых ULIS был в фаворе, все картинки из тех же журналов, все тексты наизусть...
– Да. Очень интересное было время и очень интересные люди, с которыми мне очень повезло. Во-первых, я бы назвал Феликса Аксёнцева, который писал тексты в ULIS, потому что хоть он вообще говорил по-русски в жизни, но к белорусскому языку относился особенно еще за долго до появления группы ULIS, для него это уже был очень серьезный момент. Он вообще очень начитанный человек, знающий многое из первоисточников. И к тому моменту, когда появился ULIS, он был очень сильно подсажен на БГ, и в написании текстов на белорусском языке он руководствовался творческими идеями АКВАРИУМА, адаптируя их на "беларускую мову". До сих пор мне сложно сказать, насколько это удачно, но, скорее всего, все-таки удачно. Многим нравится, но тут еще нужен чисто литературный анализ, на который я не способен. Но как эксперимент это в любом случае заслуживает большого внимания. Потом, когда я уже больше познакомился с "беларускiм рокам" (жуткий термин), то все усилия Феликса в плане приобщения "беларуской мовы" к мировому художественному течению оценил совсем по-другому.

– А какие проекты у тебя еще были? Что было дальше?
– Ой, потом понеслось все вообще со страшной скоростью. Потом я работал четыре года в оркестре Финберга. Работал на конгах, на перкуссии, и больше нигде я не играл. После этого я вообще нигде не играл, потому что после Финберга мне что-то не хотелось больше нигде играть. А потом я постепенно начал играть, и начал играть с таким товарищем, как Алексей Шедько. Он записывал какие-то песни еще до меня, в Питере тусовался, в Москву ездил, но вот уже когда он стал жить в Минске, мы начали что-то вместе делать. Как-то сама собой команда появилась. Но помимо этого я очень серьезно осознал необходимость собственного развития помимо групп.

– Ну а какие еще проекты у тебя были позже?
– Еще был джаз-роковый проект GEETEEKS BAND с Валерием Башковым (бас) и Сергеем Антишиным. Было много сессионной работы с очень многими поп- певцами. С J:МОРСОМ одно время я играл. GRIG PERCUSSION – это ансамбль ударных инструментов. Мы даже в Париже альбом записали. А сейчас у меня основная работа – это Президентский оркестр, который занимает все силы и время.

– Я так понимаю, работа серьезная?
– Работа серьезная и требующая очень большой мобилизации.

– Расскажи по поводу студии. Что-нибудь такое интересное, и с кем интереснее всего было работать? На каких хороших студиях?
– Что касается студий, я могу сказать, что наиболее интересно и "правильно" все-таки было работать в Париже на студии Radio France. Там воедино собраны все элементы, которые должны быть. Начиная с помещения и заканчивая квалификацией персонала… и самое главное – видом Эйфелевой башни из окна ресторана Radio France. Вообще, эта студия заслуживает отдельного рассказа, но скажу только, что при студии есть склад ударных инструментов. Так вот там эти инструменты, по-моему, превышают по стоимости наш Дом радио вместе со зданием и припаркованными автомобилями. По сравнению с этой студией все наши тянут, конечно, на жуткий самопал. Хотя справедливости ради замечу, что грамотные операторы есть и у нас. Всегда с удовольствием работаю на студии Алексея Зайцева.

– А как техники вообще относились к музыкантам? Может, у них там свои какие-то методы, может, они тебе говорили, что тут надо вот так, а тут так?
– Нет! Техники вообще не подходят к музыкантам, это вообще их не касается, равно как и оператор, кстати говоря. Он делает вообще исключительно звуковую картинку и не говорит музыкантам, допустим, барабанщику, типа: "Старичок, ты не можешь пластик заклеить куском носка какого-нибудь? А то он гудит сильно..." Нет, такого вообще и близко нет. Его задача – писать то, что есть, а задача музыкантов – играть.

– Если ты пишешь себя за установкой, то как ты себя подзвучиваешь? Сколько микрофонов?
– Я обычно в это не вникаю, если только не сталкиваюсь с каким-нибудь техником, который пытается подзвучить мне 10-й и 12-й томы и не подзвучить 14-й и 16-й. Но способ записи – это вообще очень важная вещь и непосредственно зависит от музыки, которую пишешь. От этого зависит и выбор инструмента, тарелок, настройки, быть может, предварительной звуковой коррекции и самое главное – звукоизвлечения. Из этого в результате и получается KOЯN, MUSE, RADIOHEAD (к сожалению, не про нас сказано).

- Используешь ли ты какие-нибудь студийный «фишки», триггеры или компрессоры?
– Нет. Наша звукоиндустрия до этого еще не доросла и в плане понимания продюсерами необходимости такой работы со звуком, и в плане финансов. А самому обрастать электроникой желания большого не испытываю. У нас работа в студии чаще всего сводится к точному исполнению структуры: вступление, простой грув, пара синкоп, остановок и минимум сбивок, хотя это тоже надо уметь. Работу с триггерами я несколько раз наблюдал на концертах.

– Это имеет право на жизнь?
– Конечно! Просто хочу заметить, что все это дорогое удовольствие и сильно усложняет выступление технически. А когда у нас не могут просто отстроить элементарный баланс на концертах, а начинают упражняться с триггерами, какими-то компьютерными подкладами, это только добавляет грязи и выхолащивает выступление, хотя главный смысл концерта именно в концертном драйве.

– А по поводу электронных барабанов что ты скажешь? Сам играл вообще?
– Играл. Без особого удовольствия. Это совершенно не замена акустическим, и проблем с ними больше, чем плюсов. Для концертов, конечно. Студия – другой разговор. Но у нас мало кто их использует по назначению. В основном пытаются ими заменить акустические, и, естественно, получается лажа. Я вообще заметил, что многие изобретения западной цивилизации, попадая на нашу почву, дают плоды неожиданные, а иногда и просто дикие. Так было, например, с ритм-машинками. Как обрадовались все колхозники: "Наконец-то вместо "кривых" барабанщиков появились умные машины!" И тысячи барабанщиков по всему «совку» лишились работы. То, какую ахинею стали забивать в машинки гордые лабухи, как-то никого не смутило. Хотя сразу стало понятно, что не только в барабанщиках дело, но и в отсутствии у музыкантов базовых понятий: стиля, правильного грува и звука. Кстати, американцы в те времена (середина 80-х) недоумевали: машинка лучше звучит?! Они-то наивные использовали машинки для студий нового звучания, облегчения работы аранжировщика... Они представить себе не могли в страшном сне, что можно под машинку выступать на концерте. Но они много чего не представляют. Оказалось вскоре, что можно выступать вообще без никого. «Фанеру» врубил, и порядок, все счастливы. Я, кстати, не понимаю, почему на нашей эстраде до сих пор не выступают артисты, которых уже нет в живых? Проблема загримировать двойника? Не думаю. Сдерживает моральный аспект? Исключено. А послушать звучание артистов прошлого куда как приятней, чем то, во что превратилась наша эстрада, что музыкой назвать и язык не поворачивается. Что-то я брюзжать стал...

– Как опытный барабанщик расскажи, что нового открыл для себя в последнее время? Новые ритмы, новые звуки, «фишки» новые…
– Я что-то для себя открываю каждый день. И это все касается вообще простых банальных вещей, которые ты все знал и уже давно забыл. Слушаю какую- то новую музыку, что-то меня впечатляет капитально, что-то интересует. В плане собственной игры стараюсь идти по пути большего понимания смысла того, что я делаю. И твой звук, и твоя игра – оно как бы все в тебе. Я стараюсь больше заниматься простыми вещами, тренирую удар, обращаю внимание на то, как я держу палку, под каким углом и т.д. И чтоб все было максимально естественно и нормально. Меня совершенно перестало интересовать то, чтобы что-то там навернуть, что-то сделать круче самого себя. Я стал больше прислушиваться к тому, что делают другие. Самое интересное, что когда больше обращаешь внимание вот на это, то какие-то сбивки откуда-то берутся интересные, а если не берутся – так и не надо. И без них хорошо. Мне, например, такой кайф доставляет проиграть одну песню, когда ты ее проиграл и добавил всего несколько звуков...

– Как учишь материал?
– Не учу вообще, снимаю на ноты. Если песня сама ладно построена, то она ложится быстро и так, если не запоминается, то я ее и не запоминаю, играю по нотам всегда.

– В продолжении темы про ноты как раз. Твое отношение к нотам, метроному…?
– Чтение нотных партий – моя ежедневная работа. Если бы я не умел этого делать, зарабатывать на жизнь пришлось бы чем-то другим. Но начинающим скажу: не надо бояться нот. Стоит потратить немного времени на то, чтобы научиться их понимать, и жизнь станет гораздо красочнее. Ведь в первую очередь это возможность понимать тот огромный объем информации, который стал сейчас доступен. И к тому же, когда записываешь свою собственную партию на ноты, обнаруживаешь, сколько мусора оказывается лишнего в собственной игре, насколько проще, оказывается, играют великие драмеры... А без метронома на сегодняшний день музыка просто немыслима. И чем быстрее начинающий музыкант приобщается к нему, тем для него же лучше.

– Вопрос по поводу того, как ты вообще бережешь уши…
– Занимаюсь только в берушах. Во-первых, когда звенит в ушах – это значит, что что-то потеряно безвозвратно, вот этот момент, когда зазвенело, значит – слух по чуть-чуть ухудшается. А потом, когда занимаешься, есть еще у человека такое свойство, что после 40 минут грохота, совершенно притупляется контроль. То есть ты уже тупо сидишь, колотишь. И пользы от этого нет, потому что ты не контролируешь то, что делаешь. И толку от таких занятий и репетиций никакого. Беруши обязательно!

– Теперь вопрос по поводу концертов. Много играешь концертов, есть какой-нибудь мандраж перед концертами? Или, может, у тебя есть какие-нибудь ритуалы перед концертами – сходить помыть руки, завязать кеды?
– Ну... Помыть руки, завязать кеды – это больше относится к язычеству, а я католик. И я заметил, что мне помогает – это молитва христианская, которую желательно совершать вообще одному. Как-то так уединиться, собраться с мыслями... А вообще, я замечал, в каких-то там группах есть особые ритуалы, например, музыканты берутся за руки. Но для себя я пришел вот именно к такому. А мандраж – он иногда бывает, иногда не бывает. Зависит от того, с кем надо выходить на сцену и что надо делать. И опять же – насколько готов к этому всему. Бывает по-разному.

– А есть какой-нибудь барабанщик, который тебе понравился за последнее время? Ну, сейчас много групп, а тут слушаешь и сразу ВО!
– Может быть, Gavin Harrison из PORCUPINE TREE. Хотя сейчас столько информации, что просмотреть все просто нереально. Невольно начинаешь задаваться вопросом – а кто я, телезритель или музыкант?!

– Как с семьей, в плане того, что много работаешь, много ездишь? Поддерживают, как-то участвуют?
– И участвуют, и поддерживают, но это и моя ответственность. Им нужно понимать необходимость того, что ты делаешь, но и тебе не надо этим злоупотреблять. Нельзя на этом ехать, потому что твоя семья – это не твои фаны. Они живут своей жизнью, и, может, к музыке они не будут иметь никакого отношения. Но ты должен быть им мужем или отцом.

– Как, помимо семьи, получается распределять свое время еще и на игру?
– Во-первых, игра – это моя работа. Но если я правильно понял, вопрос касается денежных трат – когда на чашах весов оказываются барабаны и новая кухня, например, или поездка на курорт. Плохо, если жена не понимает необходимости любимого дела для мужа. Это в конечном счете обернется против нее же. Я взрослый человек, и по житейски могу сказать: если до тридцати У МУЖЧИНЫ не появится любимого дела, то после тридцати у него появятся любимые занятия – телевизор, водка, бабы или все вместе в разных пропорциях. У некоторых еще любовь к деньгам неуемная просыпается. Барабаны все- таки, наверное, поинтереснее. Другое дело, что желательно строить свои занятия музыкой таким образом, чтобы они не только опустошали семейный бюджет, но и приносили хорошее настроение, совместные путешествия, пусть и недалеко. К тому же жена может со стороны подсказать много полезного и о музыке, которую кроме вас самих больше никому не интересно слушать, и о коллегах, с которыми, быть может, не стоит связывать слишком большие планы! И тогда –кто знает, это может начать приносить ощутимый доход, и семья будет на вашей стороне.

– Какое у тебя мнение о ситуации с барабанщиками и барабанами в Беларуси в общем? Вот мне почему-то кажется, что в Беларуси есть некоторый провал с этими делами. Вот в той же Польше – много барабанов, много барабанщиков высокого уровня и так далее. И на Украине в Киеве очень много, а вот у нас что?
– У нас уровень, конечно, пониже, причем значительно. Он ниже и чем на Украине, и чем в России, не говоря уже о Польше.

– А почему?
– Здесь много составляющих. Они лежат часто в истории. Потому что Беларусь – это, по сути, социалистический гибрид, который был отстроен как государство в нынешнем виде только лишь после войны, и здесь – доминанта государственных образований, типа – минкультуры, отделы культуры, здесь нет каких-то мощных культурных неформальных традиций, богатой городской культуры. Здесь небогатая история в этом отношении. Потом, к нам ведь почти никто не приезжает, во всех жанрах. Европейские туры мировых звезд после Польши проходят либо в Киеве, либо в Москве, либо в Питере, но к нам не приезжают. Потом в Беларуси есть такая вот реальная проблема – отсутствие гастролей собственных артистов даже по Беларуси, я не говорю сейчас о «фанерной» вакханалии белорусских "звезд". К нормальным концертам это не имеет никакого отношения. Это неестественно, так не должно быть вообще. Скажем, если взять ту же Россию, то там есть группы, такие как ЛЮБЭ – группа, играющая военно-морской рок или военно-морской поп. Песни об армии и флоте. Они будут всю жизнь ездить, вот даже если не будут такими популярными, они будут ездить по военным городкам, по отдаленным авианосцам, и за всю жизнь они всех не объедут. То есть им гастролей хватит на две жизни. Точно так же, как и на Украине можно объехать все горняцкие и металлургические, подсолнечные станицы, добывающие много всего. Кроме всего, там много городов, недалеко расположенных друг от друга с неплохим транспортным сообщением. А у нас, пардон, если ты из Гродно в семь часов не уехал, то уже можешь и не уехать. Есть такие вот проблемы, это сложный вопрос. Если бы была концертная жизнь, то это требовало бы барабанщика. А поскольку сейчас мы живем в "век фанеры", то востребованность в барабанщиках очень снижается. То есть если ты работу себе в Минске не нашел, то драмминг на этом заканчивается. Потом – в России есть шоу-бизнес. Это сложилось не сегодня и не вчера. Это складывалось годами.

– Являешься ли ты чьим-нибудь эндорсером?
– Нет.

– А вообще, что думаешь по этому поводу? Есть в Беларуси такие барабанщики, которые достойны эндорсмента?
– Ну, вообще, что значит "достойны"? Эндорсмент – это не показатель твоего уровня игры, а показатель успешности в музыкальном бизнесе. И даже не в популярности, а в бизнесе. Потому что популярная и раскрученная группа – это несколько разные вещи. Я знаю у нас только двух эндорсеров в Беларуси – это Сторожук и Сапега. У них есть эндорсмент от Paiste. По-моему, и тот и другой вполне заслуженно этим обладают. Это очень известные люди, они играют в популярных и видных проектах, и очень много делают для популяризации торговой марки и продажи Paiste.

– Да, в Минске Paiste раскручен очень неплохо, еще, может быть, Meinl.
– Meinl немножко сдал позицию. Paiste занимает очень серьезные позиции, потому что есть фирмы, которые этим занимаются, которые поддерживают и эндорсеров, и музыкантов. Которые проводят разные мероприятия. Уже прошло два фестиваля «Барабанный бит». Я был в жюри. Они тратят на это деньги, но у них это оправдывается, и результат у них очень хороший...

– А чем занимаешься кроме барабанов? Есть что-нибудь такое?
– Ой... Боюсь, что у меня по жизни так получилось, что барабаны – хобби и работа. Я люблю рыбалку, но не могу ее себе позволить больше, чем неделю в году. Специально я так не езжу, только если с семьей на природе, на отдыхе. Потом я люблю всякие разные вещи по ремонту, но опять же, когда есть время на это. То есть я могу сделать разные потолки гипсокартонные, плитку класть, много чего могу. Штукатурить, малярные есть навыки и т.д.

– Я краем уха слышал, что ты кулинаришь…
– Было дело. После Финберга у меня не было никаких занятий, никакой работы, занимайся, чем хочешь. И получилось так, что я стал печь торты. Именно не кулинария, а кондитерия. И я достаточно много времени этому отдал, лет 9, по-моему. Торты классные были. До сих пор никто у нас ничего подобного не делает.

– О «Барабанном бите». Будет ли он в этом году? Если – да, то как все будет происходить? Будет ли новый уровень, новые условия? Новые призы?
– Будет. Я думаю, что и этот «Барабанный бит» уже показал, что есть за что посражаться, потому что главным призом была установка Mapex M Birch. Комплект тарелок Paiste Alpha большой за второе место. Я думаю, что хуже точно не будет. Мы вот провели уже два фестиваля, и вроде есть интерес к самому фестивалю с разных сторон. Думаю, он состоится, как и всегда – в ноябре.

– А отборочный?
– Отборочный – в октябре. Вообще, этим больше занимается Саша Сапега. Он уже строит более конкретные планы. Он меня просто звал два раза в жюри. Мы обсуждали на парах того фестиваля, что надо изменить некоторые условия. Предыдущие два «Бита» прошли под девизами сольной игры, а сейчас мы подумали, что на одной сольной игре далеко не уедешь. И для того, чтобы проводить конкурсы сольной игры на установке, для этого надо, чтобы была более оживленная ситуация в стране. Потому что далеко не все просто имеют представление, что такое соло. Потом, надо брать во внимание то, что в барабанной игре главное все-таки не соло, а аккомпанемент. А как показали эти два конкурса, с этим-то как раз таки не все у нас благополучно. Скажем, народ садится и играет кучу разного мусора, и игра сводится к тому, что все наворачивают круто, а сыграть ровно простой бит никто не может... А кому нужны такие барабанщики?

– Какие-нибудь планы творческие есть?
– Нет. Хочу работать в Президентском оркестре долго и счастливо. Работа интересная, мне очень нравится, и меня все устраивает. Вот мне нравятся те же две бочки, и иногда я себе тоже такие идеи в голове строю, что как было бы хорошо склеить проект, конкретно прогрессив-рок. Вот мне нравится и так задуматься – если бы было время, я бы с удовольствием поиграл его. Но у меня работа такая, что иногда поесть даже некогда. А в принципе я хочу как-то немножко в себя прийти и все-таки поездить в Польшу. Потому что там очень много происходит чего-то такого, что просто грех пропустить.

– Слышал про такую вещь, американцы очень любят – World Fastest Drummer?
– Слышал. Сразу скажу – это вещь хорошая, нужная, но с очень большими оговорками. Потому что вот я не так давно играл с одним американцем, который профессионально занимается фаст драммингом. Он занимается рудиментами, маршинг-драмминг. Он с такой скоростью дубасит, что так невозможно вообще, по-моему. Он эндорсер «Ямахи», у него специальный такой сольник с сильным отскоком, толстый такой. У него шоу подготовленное. Мы с ним играли, и вот в своих произведениях (я уже молчу, что его произведения были глупостью по сути) он как-то просто колдырял вообще. То есть у него по ансамблевой игре те же самые проблемы, что и у любого другого человека. То есть это хорошо развивает технику, но это не ответ на все вопросы... Техника – это всего лишь техника, а для того, чтобы сыграть, там, песню «С чего начинается Родина?», не нужно какой-то там фантастической техники, но это ничуть не легче, чем простучать очень быстро.

– А насколько нужно, или ты считаешь нужным, сделать что-то типа такого в Беларуси: Fastest Drummer of Belarus?
– Такое соревнование проводилось недавно, но большого успеха эта штука не получила, потому что то, что касается техники драмминга, то мы находимся еще дальше, чем в плане гастролей в мировом течении. Потому что поставленные руки, поставленные двойки, рудименты – это в мире уже давно не проблема. Там парни в 18 лет уже играют, даже не задумываясь об этом. В Беларуси же еще до сих пор дискуссии ведутся: как палки держать, надо ли учиться играть на ударной установке, надо ли знать ноты.

– Не кажется ли тебе, что местным "монстрам" нужно тоже проводить мастер-классы и прочие классы, потому что уже везде проводятся такие мероприятия...
– Кажется.

– И последний вопрос. Как ты не зазнался, при своей известности, а остался человеком, который играет, учит, работает и развивается? Как не бросил барабаны, не бросил свое развитие?
– Это вообще потому, что прежде всего я очень люблю музыку. И интересно что-то постичь и научиться чему-то новому. Даже сейчас, когда есть чуть- чуть времени, я стараюсь заниматься, не для того, чтобы играть быстрее, чем кто-то. Просто потому, что я вижу профессию и вижу то, что я еще делать не умею. И помимо работы я понимаю, что мне вот это может пригодиться. Я привык качественно делать свою работу, а для этого надо заниматься. А когда ты вот так все это делаешь ответственно, то появляются новые люди, кто-то тебя замечает, приглашает работать и т.д.