Умка

Умка без «броневика»

Как-то гуляя по факультету после экзамена (а я заканчиваю в этом году журфак, хотя сие к делу не относится), натолкнулась на маленькое, чёрно- белое, но поразившее до глубины души объявление: в Минск приезжает Умка! Конечно, о концерте я давно знала заранее, но тут другое дело – афиша. Позвонила Харви, организатору концерта. «Приходи в начале седьмого, а то можешь не попасть. Мне уже позвонили двести человек, а в клубе помещается сто двадцать», – с напряжением в голосе сказал Рома (Харви). Я пришла за час. Умка сидела на сцене и время от времени выкрикивала: «Кому пирожки? Покупайте горячие пирожки!» Так она продавала свои диски (по шесть тысяч белорусских рублей, а если больше одного – по пять), значки – «рисовала сама». И была не прочь пообщаться с любым, кто захочет... Я тоже не упустила свой шанс поговорить с Умкой…
– Как сильно изменилось твоё творчество за последнее время?
– По-моему, оно капитально улучшилось. Если ты не улучшаешься с годами, значит, ты никуда не годен.

– Тебе сложно быть звездой?
– Я не знаю, я не звезда, ничего не могу об этом сказать.

– Но ты известна, тебя слушают…
– Ну, я известна, меня слушают. Но звезда – это что-то такое расфальцованное. Я не звезда, нет.

– А ты себя до сих пор считаешь хиппи или нет?
– Да я особо себя и не считала никогда никем. Просто, человек живёт, тусуется как-то. Это странный вопрос. Меня скорее называют так, чем я себя чем-то, кем-то считаю.

– Ты сейчас перестала ездить автостопом, насколько я знаю…
– Я не езжу – у меня времени нет.

– А хочется?
– Иногда очень хочется.

– А вообще, какой стиль жизни ты предпочитаешь: размеренный или путешествия?
– Путешествовать, но размеренный… Чтобы не за глотку себя куда-то тащить, а ездить в удовольствие. Отдыхать как-то в промежутках. И смотреть по сторонам, дружить с людьми. А не так, как люди ездят на гастроли в этом автобусе сумасшедшем с отваливающейся головой – это невыносимо.

– В Минске, я знаю, ты не первый раз. Тебе нравится этот город?
– Нравится.

– А чем?
– Дело в том, что это родной город моей мамы. У меня к нему особое отношение. Мне очень нравится здесь публика. Мне очень нравится, что у вас открылся такой симпатичный клуб, потому что в прошлый раз, когда я здесь играла, мне пришлось играть в очень несимпатичном клубе. После этого два года я вообще не приезжала…

Всё это время она успевала продавать «пирожки» и общаться с народом, которого с каждой минутой становилось всё больше. К началу концерта в клубе было больше двухсот человек (многие «прикинутые» по-хипповски – радужные одёжки, феньки, длинные волосы). Было очень тесно и жарко (по слухам, Умка сказала пускать всех, кто пришёл). Но, казалось, никого это особенно не беспокоило…

Умка работала два с половиной часа, без перерыва. Сразу осадила: «Я буду играть те песни, которые мне хочется спеть» и попросила «не шуметь». Её слушали более чем внимательно. Подпевали. Много песен она пела с последнего альбома «Ничего страшного». Много старых, любимых народом: «Четыре километра до границы», «Секси Дуня Кулакова», «Маленький двойной» и др. Пела и с нового, ещё неизданного альбома, который, как призналась Умка, будет называться «Ломать – не строить».
Перекати поле – не до «роллинг стоун».
Хотел бы покатиться, но ещё не досох…
Лёха, не боись, ломать – не строить…

Пронзительный голос Умки до сих пор звучит у меня в ушах (я стояла около колонки). Часто она отходила далеко от микрофона, но её всё равно было отлично слышно… Арбатская школа, как никак… Особенно последняя песня Ричи Хэванса, которую она исполнила, перед тем как «упасть на пол» от усталости (да и то, только для того, чтобы продолжить общаться с людьми «до последнего клиента»)… Казалось, это не человек поёт, а сам дух свободы восстал и негодует: что, мол, такое? Сколько можно прозябать?

После концерта Умка уселась на сцене и продолжила продавать диски. Правда, когда в клубе осталось несколько человек, она начала их раздаривать… Никого не оставила без своего внимания (в том числе автора материала)…

– Что для тебя самое важное в творчестве?
– Чтоб вранья не было.

– Искренность?
– Я не люблю слово «искренность», я специально его не употребила. Честность, может быть. Искренность это уж как-то совсем выворачивание такое. Ну, с родителями можно быть честным, а можно быть искренним. Искренность это когда ты приходишь и всё рассказываешь. Честность – когда у тебя спрашивают, а ты стараешься без вранья отвечать.

– А твой лирический герой – это ты? Или не совсем ты?
– Нет, это просто я. И в очень редких случаях это не «я», которое непонятно откуда взялось. Такое не совсем «я». Иногда это бывает пародийный какой-то герой, типа как в песне «Е.у и плачу», например. Это не обсуждается. Это просто шутка.

– В основном это просто ты?
– Да, конечно, я – это я.

– Правдиво так…
– Ну, просто без вранья. Я очень не театральный, я антитеатральный человек. Я не умею, меня корёжит из себя что-то выдумывать. Вот какая есть я, я такая и есть.

– Ты считаешь, что все люди такие должны быть?
– Я не знаю, какие люди должны быть. Люди должны только одно: не делать друг другу гадости. А если кому-то хочется больше играть, быть более театральным – это его право. И иногда это очень даже смешно и интересно.

– А ты пытаешься своими песнями научить чему-то молодёжь?
– А почему именно молодёжь?

– В основном твои песни слушает молодёжь…
– Ну, это уж я даже не знаю… Я очень далека от того, чтобы какую-то мамашечную «телегу» гнать: «Ребята, кушайте хорошо, ложитесь спать в десять часов вечера, не смотрите телевизор, руки выньте из-под одеяла…» Нет, я никого ничему не хочу научить. Я очень не люблю, когда меня пытаются чему-то научить, и сама никого ничему не хочу научить. Я, может быть, пытаюсь что-то рассказать. Я хочу подружиться – вот чего я хочу.