Дятликович, Виктор

Іх Мроя. Iх N.R.M.

(c) 2005 Дзятлiковiч В.
Сучасны літаратар
Тыр. 2100 асобн., 320 с., з вкл.
Предоставлена автором.
Лет десять уже не брал в руки книгу (за исключением профессиональной работы с изданием белорусскоязычного Г. Сенкевича), поскольку классика давно перечитана даже по нескольку раз, а новинки белорусского книжного рынка так далеки от жизни, что засыпаешь уже на втором абзаце. И вдруг среди всего этого снотворного попадает томик чем-то весьма привлекательный. Да, это фото на обложке я отлично помню: когда в комсомольской прессе 80-х мне доверили делать свое музыкальное приложение «Нотны аркуш», как раз этот снимок Димы Вилькина на первой странице газеты начинал мой репортаж «РОКАШ, МРОЯ і томік Багдановіча» с гродненского фестиваля «Рок-крок». Подпись под самим фото гласила: «Самая популярная группа фестиваля» («ЧЗ» # 87 за 25.03.1988). О, а тут еще один примечательный факт и отметина времени: в белорусскоязычной прессе тогда на слове «рок-гурт» было тотальное табу, НО… на виньетке снимка мы выгравировали именно «рок-гурт», и цензор, контролирующий все тексты, виньетку-то и не догадался прочитать. А газета выходила тогда почти 100-тысячным тиражом. Так что обозначенный день стал днем возвращения в белмову этого понятия, которое сейчас уже общепринятое. Да и день-то какой! Потом его долгое время праздновали как День Воли, но уж по другой причине.
На чтение этого весьма объемного томика в хорошей глянцевой обложке у меня ушло лишь пару дней, что тоже о чем-то говорит: очень увлекательное чтиво, в котором есть все -- и масса животрепещущих фактов из жизни знаменитых музыкантов, и здоровый юмор, и даже порой детективные повороты сюжета.
Помните Олега Пипина? Вряд ли, а ведь его группу 7 ГЕРЦ называли тогда лучшей метал-командой Беларуси. Но вот пела она не по-белорусски, поэтому талантливый гитарист попал в историю только как проходящий через МРОЮ. А как прошел! Ведь избавились от него после непонятного то ли убийства, то ли самоубийства его девушки, повешенной на сосне во время наркотической оргии.
Ужас! Уж лучше не будем трогать здесь такие странички музыкальной книги. Тем более, что она (книга) как нельзя лучше представляет всю кухню звездной жизни, все ее нюансы, все навороты-перевороты. Скажу честно: даже я, который был живым свидетелем всей этой истории, нашел очень много неизвестных подробностей, за что отдельно благодарю Виктора Дзятлiковiча.
Кстати, Виктор подписал мне экземпляр книги довольно характерно: «Вітаўту, чалавеку, які пісаў пра беларускі рок можа і цікавейшае, з падзякай за супрацоўніцтва». Так вот считаю необходимым заметить, Виктор, что на такую концептуальную вещь, как «Іх МРОЯ, іх N.R.M.», даже я бы не решился. Уверен, что когда-нибудь наш «Беллиwood» сможет снять увлекательный сериал по твоему, не побоюсь этого слова, подлинному роману.
Но литературные достоинства может быть сыграли и свою отрицательную роль. Вот ведь даже сегодня час от часу встречаю обиженных героев этой книги: первый менеджер МРОІ Юрась Мурашка, президент первого белорусского рок-клуба «Няміга» Анатоль Мяльгуй, первый гитарист (и основатель МРОІ) Владимир Давыдовский.
Мурашки в книге вообще нет, а вот Мяльгуй есть, но так, вскользь, на пару с другим необузданным фанатиком белорусского рока -- Мартыненка. Не буду говорить о себе (хоть и я не вписываюсь в схему «вельмі тэмпераментны, толькі часам нястрыманы журналіст»), но про Мяльгуя могу сказать однозначно, что это глобальный белорусский философ (кстати, аспирант Института философии Белорусского университета), без которого национальное рок-движение загнулось бы еще в 1985-м, когда МРОІ было два годика.
Мне вообще удивительно, как человек, смогший осмыслить такой объем информации, заметил даже первую заметку с упоминанием МРОІ в советской прессе (еженедельник «ЛіМ», 1984), но не заметил слона -- глобальное аналитическое эссе Всеволода Крамущенки «МРОЯ і яе вытокі» на полполосы формата А2 как раз в самый тяжелый для группы час («ЧЗ» # 20, 28.01.1987). А ведь именно оно стало поводом для разгула антироковой реакции в стране и закрытия на определенное время музыкального выпуска «Нотны аркуш», а потом и рок-клуба.
Но Сева-то вряд ли обидится на такой подход к фактам белорусских рок-историков, поскольку это давно уже гражданин США Стив Крамер. Да и что обижаться, когда я ведь тоже не обижаюсь, что книга «Праз рок-прызму», которая впервые донесла имя МРОЯ до американского континента, тоже никак не упомянута. А ведь в ней была моя статья о МРОЕ из польской прессы. И это тоже обойденный факт. Как и места МРОІ в первом белорусском хит-параде на радиоволнах из Мюнхена. Так что, читая книгу В. Дзятлiковiча, просто учитывайте, что он почему-то не хотел замечать международный контекст МРОІ еще с 80-х годов.
Впрочем, этот контекст все-таки есть. Ведь довольно интересно расписаны гастроли группы в Польше, во Франции… Я даже впервые узнал, что белорусские музыканты выступали и в Дании на грандиозном фестивале в Роскилде с участием MIDNIGHT OIL, RED HOT CHILI PEPPERS, VELVET UNDERGROUND, Chris Isaak, НОВАГА НЕБА и т.д.
Но белорусский контекст МРОІ и N.R.M. для автора, пожалуй, важнее. Ведь даже книгу свою он старался выдержать в нормативах так и запрещенной доныне классической грамматики белорусского языка. Старался, но... не совсем получилось. Вот возьмем хоть бы обкарнатые при «советах» варианты окончания родительного падежа (проблема «роднага склону»), когда можно было сказать и «словы роднай мовы», и «словы роднае мовы». Но окончание «е» Дзятлiковiч напихал всюду, где можно и нельзя, что даже сам Тарашкевич не разобрался бы: «Лявон, Алезіс і Ўладзя былі ў крыху іншаЕ сітуацыі.» (стр. 36); «Намесьнік дырэктара не чытаў падручнікаў па чорнаЕ рыторыцы» (стр. 61). Братцы, но ведь падеж-то здесь предложный, и окончание здесь одно -- «Й». Да и, кстати, сам последний пример -- образчик классической кальки с русского, где «муха ползет по столу», а «учебник по арифметике». А написали бы «Намесьнік дырэктара не чытаў падручнікаў чорнаЕ рыторыкі», то был бы вам и родны склон (родительный падеж), и родная лексика. А то ведь лексика явно хромает: «Калі не зразумелі, дык закрывайце кнігу», -- пишет Дзятлiковiч. А можно было бы и зачыніць кнігу, заплюшчыць, закаркаваць. Или все-таки «загарнуць»? Да и называя город Слуцак (родина Пита Павлова), следует помнить, что даже Тарашкевич написал бы не «ў Слуцаку», а «ў Слуцку», как и «Полацак -- у Полацку».
Впрочем, для музыкальной книги важнее избегать музыкальных ошибок. Но ведь и этого не удалось. Цитируя отзыв про альбом «28 зорка» журнала «Студэнцкая думка», В. Д. никак не комментирует чересчур небрежное обхождение в цитате с музыкальной терминологией: что такое «цяжкі хардавы гук», как не маслянистость масла. Ведь английское hard -- это же и есть «цяжкі».
И еще: я понимаю, когда белорусский журналист британского вокалиста Яна Гилана называет Ваном Гиланом (далекий чужак все-таки), но зачем же Аркадия Юшина настойчиво называть Юршиным, ведь он даже в БОНДЕ успел прописаться перед отъездом в Америку. Правда, его группа ФОРПОСТ так и не обеспечила ему даже память о количестве букв в фамилии (вот вам и гениальная надежда белорусского русскоязычного рока; мол, какая разница на каком языке, лишь бы пальчики по струнам бегали).
Однако, довольно о грустном. Книгу В. Дзятлiковiча все-таки очень интересно читать. А главное, порой даже весело. Уморительный монолог Пита о посещении могилевского сортира оставлю на радость самим читателям, а вот французский эпизод с хорошо памятным и мне менеджером Михалом Амельяновичем не могу не привести. Он на стр. 109: «...адзначыўся мэнэджэр МРОІ Міхал Амельяновіч, які на стрыманае пацісканне рукі памагатай мэра Мішэль Жандэр адказаў трыма моцнымі пацалункамі. Паліцыю не выклікалі: вядомая справа -- рокеры, ды яшчэ з Усходу. Праз колькі гадоў шляхам Міхала пайшоў Барыс Ельцын, паспрабаваўшы абняць брытанскую каралеву...»
А для меня есть и более личные моменты книги, за которые хочется поблагодарить автора несмотря на его субъективное изложение. Вот, например, на стр. 95: «Улады рыхтавалі Дні беларускай культуры ў Расеі. Адначасова ў рэдакцыі «Чырвонай змены» за кубачкам гарбаты няўрымсьлівыя журналісты Вітаўт Мартыненка і Анатоль Мяльгуй пісалі ліст на саюзную фірму «Мелодия». Пытанне да гіганту гуказапісу яны паставілі рубам -- чаму гэта ён не спрыяе сяброўству народаў, ігнаруе беларускую музычную культуру і не выдае плыты такіх, напрыклад, цудоўных гуртоў, як МРОЯ і УЛІС». Приятно, конечно, что автор просек даже такие мелочи, как чашечка чайку в этом деле, хоть его не было с нами, а было польское пиво из буфета Дома Печат(Л)и. Но не остается ли для других удивительным, как это двум молодым журналистам все же удалось убедить того гиганта и заставить издать и МРОЮ (альбом «28 зорка», 1990), и УЛІС (альбом «Чужаніца», 1989). Так ведь не письма мы писали, а статьи. И не одну, а десятки. Про катастрофическое положение белорусской популярной музыки, про трагическую судьбу многих талантов. А лично я, штатно работающий в газете ЦК ЛКСМБ, даже рассылал те публикации на реагирование в Минск, в Москву. И прежде, чем Мелодия поддалась, меня и в ту же Москву вызывали на съемки телепрограммы «Мир и молодежь», и из Москвы приезжал какой-то функционер ЦК КПСС Б. Мещеряков, имея со мной продолжительную беседу в кабинете второго секретаря ЦК КПБ Бартошевича. Были и победы, и репрессии. И только именно поэтому «ліст прыйшоўся да часу і да месца». Мы ведь сами создавали свое время. Стоит добавить, что я лично вел переписку не только с Мелодией о судьбе белорусского рока, но и с более независимыми фирмами Европы, Америки и даже Азии (мой частный архив до сего времени хранит письма на эту тему из Варшавы, из Калькутты, из Нью-Йорка...). Как известно, белорусские рок-диски потом также издавались и в Польше, и во Франции, и в Голландии. Поскольку кто-то чересчур часто сидел «за кубачкам гарбаты».
Без обид, конечно. Но все же жаль, что автор не обратился к другому фигуранту этой переписки А. Мяльгую, тогда бы и история участия МРОІ в создании рок-клуба «Няміга» выглядела бы у Дзятлiковiча иначе. Он пишет, как забритый в советскую армию Вольский удивлялся, когда вольнокосивший Лявков писал ему о заседаниях рок-клуба (мол, не может быть рок-клуба в Беларуси), а Мяльгуй предоставляет свою личную переписку с Лявоном о самих идеях создания этого неформального образования.
Вот ведь что может навернуть излишняя внимательность к маргиналам национального рок-движения в ущерб живым участникам и созидателям процесса.
Но это не приговор. Книга получилась классная и живая. Читабельная и содержательная. Самокрутки бы… не делать из таких книг. Потому что это реальный срез пережитого времени. Не нашего личного времени, а времени страны, когда в очередной раз решалась ее судьба. Где был каждый из нас?