Yar

Отчего Музыканта Атакуют Мурашки

Аутентизм, психодел... Да ну их -- эти умно-разнепонятнейшие слова. Пускай даже они одним боком и касаются предмета нашего разговора. Сейчас поймете, почему. Группа YAR. Начало свое заимела года три назад (может, чуть поболе). Если выкапывать растение вместе с корневищем, на одном из отростков увидим четко выбитое UR’IA. Да, именно товарищ Выдронок в свое время свел двух девочек -- Машу и Наташу. Свести-то свел, да потом сам же и попросил их в свободное плавание. И они пошли. Сперва каждая по отдельности. Затем произошло слияние сил и объединение полков. И стали они делать музыку, упорно и вдохновенно пробиваясь к этническому ядру белорусов, -- фолк то бишь. Но настолько проникновенный и внутренний, что кажется: одна растворяясь играет (на виолончели), вторая растворяясь поет. Так что мне, пожалуй, таки придется поумничать. Внимание! Аутентизм и психодел. Только на хорошей насыщенной фолковой основе. Вот так-то.

-- Чем вообще YAR примечателен... его сложно назвать группой. Это дуэт. Девочки, не страшно было начинать такое дело всего вдвоем?
Маша: Даже очень нестрашно. На тот момент мы почему-то были совершенно уверены в себе.
Наташа: Мы совсем не задумывались: серьезно все это или нет. Просто делали то, что хотели.
-- А сейчас, глядя на то, что уже получилось, можете сказать о степени серьезности?
М.: По-моему, получилось даже чересчур. Мы не предполагали, что будет что-то такое, что станет звучать совсем по-другому, будет ни на что не похоже, и что это станут слушать люди.

-- Я бы назвала YAR если и не экспериментом, то экспериментатором. Потому как абсолютно новое представление о фолклорной традиции, совершенно свежее видение... Вы со мной согласны?
М.: Да, мы в каком-то плане экспериментируем. Но хотим из эксперимента сделать качественный продукт. Наша цель -- чтобы все искания однажды переросли в твердый фундамент, из которого в конечном итоге получилась бы просто музыка.

-- А все эти неожиданные повороты, своя концепция... Они же, вероятно, пришли не сразу? Или, может, вы четко представляли себе, как «оно» будет, едва только начиная?
Н.: Оно само пошло, будто по накатанной. Мы были в такой ситуации, что на предложение «давай сделаем» всегда говорили «давай». В результате получились совсем разные песни: одни более джазовые, другие -- ближе к народным. Но сильно мы не задумывались над тем, что и как будет звучать впоследствии. Делали просто потому, что хотелось.
М.: Все это вышло по необходимости. Мы с Наташей почти одновременно ушли из UR’IA. Нас там поругали, сказали, что мы ни на что не годимся... Это было три года назад. Мы подумали и решили: надо что-то делать. И мы начали. Причем, довольно уверенно. Эта спаянность авангарда (то есть современности) с далеким прошлым вышла сама собой. Виолончель в синтезе с народным пением -- действительно довольно интересный эксперимент, который перерос во что-то большее... Мы готовились поехать на фестиваль «Мiкалаiкi». В его рамках проходил конкурс Scena Otwarta (то есть, открытая сцена. -- Прим. авт.) и мы решили, что нам надо обязательно там побывать, чтобы понять, что мы делаем, как и на каком уровне. После конкурса все будто перевернулось с ног на голову. Мы увидели, что идем в нужном направлении, что народ нас воспринимает. Это подтолкнуло нас к еще более интенсивному творчеству и последующей работе.

-- Насколько я понимаю, песни в основном берете из народных сокровищниц. То есть находите этническое начало, вокруг которого потом делаете музыку, последующую аранжировку... Я правильно описала процесс?
Н.: Половина песен действительно народные, на которые мы делаем обработку. А вторая часть -- Машины.
М.: Но в основе все равно неизменные «бабушкины песни». Если я и пишу что-то, то это стилизация под этно. И не было бы ничего, если бы в ушах не звучали «бабушкины» манеры, тембра... Иногда, бывает, композиции так сочиняются: берешь какой-нибудь сборничек «беларускай народнай творчасцi», находишь прикольные слова, кладешь их на музыку, потом делаешь аранжировку.

-- А что это за разговоры недавно ходили по Глобальной Сети да по некоторым СМИ, будто бы Вероника Круглова имела непосредственное отношение (или хотя бы приложила руку) к вашему «открытию», причем, совсем недавнему?
М.: Нас вообще никто не «открывал». Хотя такие реплики были и в Интернете, и, по-моему, в «РИО»...
Н.: Мы ведь задолго до выступления с KRIWI успели побывать и на «Мiкалаiках», и в Германию не единожды съездить, и концерт в «Граффити» сыграть, и на малой сцене Дворца Республики... Просто на KRIWI пришло гораздо больше журналистов, которые потом и раздули непонятно что, не имея никакого представления о том, что есть на самом деле.

-- Сама Вероника в курсе, что отдельные личности назвали YAR фактически ее детищем?
М.: Я как-то сказала ей: «Вероника, ты вообще знаешь, что ты нас «открыла»? Она очень удивилась.

-- Не так давно вышел ваш первый альбом «Вясна красна». Но появился он совсем незаметно. Я, например, в один прекрасный день обнаружила его на прилавке в «Мистерии звука». И все. Хотя задолго до этого по рукам ходила ваша демо-запись (которую, кстати, один хороший человек мне обещал дать послушать (так же, как и свою, между прочим), но, видимо, запамятовал (снова так же, как и свою. И опять, между прочим.). Дима, а ведь я все еще жду, хотя бы вашу -- «альтанковскую»...). Непонятным осталось то, куда делись привычные разговоры и всеобщее прослушивание. Почему все так тихо-мирно, словно под шумок?
Н.: Диск мы начали готовить с самого начала. А демо просто ему предшествовало. На «Мiкалаiках» мы выиграли запись в студии, и решили, что обязательно издадим пластинку. Но потом начались проблемы. Сначала нам предложили издаться в Польше. Тянули-тянули... В итоге, мы решили, что будем делать это в Беларуси. Потом, конечно, снова начались сложности...
М.: В результате, нас взялись издавать BMAgroup, но для перестраховки попросили сделать две кавер-версии песен. Нужна была более-менее форматная музыка, а YAR сам по себе вообще не подпадает под это понятие. Естественно, все надо было сделать хорошо. Как следствие -- затянули (одни каверы только пять месяцев делали)... Была же и мини-презентация -- этот знаменитый концерт с KRIWI. И рецензии тоже были -- в том же «РИО» и Безкоровайный, по-моему, тоже что-то писал... Но в основном, все действительно прошло не очень громко.
Н.: Шумихи не было потому, что наше выступление не рекламировалось вообще. Афиши были напечатаны только на KRIWI, про YAR там не написали ни слова. Просто почти никто не знал, что мы выступаем.

-- Вопрос с подковыркой, который, возможно, потребует доли самокритики или же, наоборот, некоторого бахвальства. Каким, вам кажется, получился альбом (первый!!!)? Насколько вообще удалось и где есть минусы (если имеются)?
Н.: Все логически вытекло из нашей работы. По моим ощущениям он таким и должен был получиться. Эмоционально все достаточно ровно и гладко. Однажды мне сказали, что он в депрессняк вгоняет. Я не согласна с этим человеком. Там очень много веселых ноток.

-- Девочки, попробуйте-ка описать его, например, в гамме цветовой или же чувственно-качественной...
Н.: Каждая песня представляет свой характер. Они все очень разные. А насчет цвета... мне кажется. Что оранжевый подходит больше всего. Недаром мы назвали его «Вясна красна». Все-таки солнце и весна -- нам это близко.
М.: Общее настроение -- лирика-абстракция, смесь... А цвет действительно коричнево-оранжевый. Мы и обложку-то другой сделать не могли... Правда, сейчас понимаем две существенные ошибки, которые допустили. Во-первых, не правильно выбрали логотип для YAR. Во-вторых, весь текст на вкладышах написан по-белорусски кириллицей. Надо было все же использовать латинку. Мы возили недавно пластинку в Германию. Естественно, люди не смогли прочесть ни слова.
Н.: Думаю, что во втором альбоме мы это исправим.

-- А он уже осязаем этот второй диск? Хотя бы в потенциале?
М.: Конечно, он в проекте, но на очень длинном поводке. Все еще достаточно далеко, и его пока даже не видно. Но мы постоянно думаем о нем, говорим, набираем песенки. Получится ли он принципиально другим? Если исходить из того, что YAR -- это эксперимент, то мы собираемся экспериментировать и дальше. Определенного гладко-прилизанного направления у нас не будет.

-- А с кем YAR приятнее и удобнее всего было бы выступать? То есть, кого бы вы рядом с собой при желании поставили? Можно лопатить даже зарубежье...
М.: Недавно был концерт экологически чистой музыки. Там выступали мы, ЛОЯЛЬНЫЙ МУРАВЕЙ, НАГУАЛЬ, АЛЬТАНКА, Масуд Талибани. Вот мы были около АЛЬТАНКI -- с ними и игралось очень хорошо и легко. (Дима, я тебе еще раз передаю привет. Если ты меня слышишь... тьфу, читаешь -- отзовись. Я тебе матрицу принесу. Мы с тобой песенки запишем. -- Прим. авт.)
Н.: У нас присутствует определенный минимализм, поэтому я бы, наверное, хотела сыграть с Масудом. То, что он один делает с залом -- сверхсильное ощущение. Оно мне нравится.
М.: Мне кажется, что нам было бы удобно рядом с группами, которые не играют громкую музыку, не гонятся за роковостью в звучании, а пытаются в первую очередь настроиться на какой-то магнетизм, своего рода космическое общение с залом.

-- Многие считают вас сестрами. Приобретя диск, я даже стала принимать в расчет всегда существующую долю вероятности, потому как на фотографии вы действительно визуально похожи. Так можно ли конкретизировать то звено, которое вас связывает?
М.: То, что мы не сестры -- это совершенно точно. А на фотографии так получилось случайно. Нас обеих просто устраивает то, что мы делаем. Мы стремимся к одной цели. Нас, вероятно, объединяет не задача добиться как можно большего (хотя она тоже есть, от нее никуда не деться), а стремление доставить кайф самому себе.
Н.: Я думаю, что единство получается потому, что у нас нет друг к другу никаких претензий, мы общаемся совсем без наворотов. Для нас двоих все очень просто. Нам и слова не нужны. Мы понимаем друг друга с полувзгляда, полузвука или полудвижения. На сцене, например, достаточно только кивнуть головой, махнуть рукой, или подмигнуть -- и все сразу ясно. Наверное, это происходит, потому, что мы уже не первый год вместе работаем. Еще в UR’IA мы очень подружились и сблизились. Конечно, это тоже сказалось.

-- В самом начале разговора вы обе упоминали о том, что YAR вам был необходим. Как доказательство, или что-то похожее. Получилось-то доказать? Если да, то кому и что?
Н.: Лично я никому и ничего не доказывала. Но на данном этапе мы находимся на ступеньку выше, чем та же самая UR’IA. Этой группы как таковой уже нет в Беларуси. А мы пока живы и творим. Это хоть что-то, но значит.
М.: Если мы и хотели что-то доказать, то только себе... А вся UR’IA нас сначала вообще не хотела ни видеть, ни знать. Ну, да -- YAR... Ну, сделали они там что-то...
Н.: Когда Юра первый раз услышал нашу песню, его слова были такими: «Что это за ресторанно-кабацкий вариант музицирования?»
М.: Правда, потом он же и пригласил нас на «Таукачыкi», за что ему большое спасибо. И вот там он восхищался: «YAR -- это так клево! Давайте вместе ездить, выступать!» Но мы такие слова вообще не воспринимаем. Особенно от Юры. Да и продюсеры нам не нужны.

-- Что, совсем-совсем? Но ведь это неплохо, когда тобой занимаются, помогают в реализации...
М.: По крайней мере, в Беларуси таких людей нет. А если и есть, то их единицы, и им надо срочно ставить памятник.
Н.: Мы этот вывод из собственного опыта сделали. Почти невозможно найти человека, которому было бы в кайф заниматься продюсированием настолько, насколько тебе -- делать музыку. У нас народ в первую очередь стремится нажиться на других. И я совершенно не понимаю, зачем делать работу, которая идет не от души?

-- Забрасываю традиционный шар по поводу дальнейших планов. Их уже есть у вас?
М.: Очень хочется засесть поработать и сделать новую программу. Потому что без этого нельзя... А интересной работы много. И диск, того и гляди, может начать вырисовываться. Хотим еще поездить с гастролями, потому что нашу музыку здесь трудно воспринимают.
Н.: В Беларуси вообще очень сложно играть. Публика крайне не готова к нашей музыке. Именно поэтому мы выступаем в основном заграницей. Вот, например, осенью снова планируем поехать в Германию.
М.: Там вообще выступать здорово. Отыграешь концерт, а потом сидишь три часа на джеме, поешь и тебе так классно!.. А здесь все как обкумаренные, никакой реакции на музыку. Это очень тяжело. Поработаешь тридцать-сорок минут -- и все, больше не можешь.
Н.: А немцы танцуют под наши песни вовсю. И слов ведь не понимают. Мы даже думаем, что белорусам просто тексты мешают... Честно говоря, я и не знаю, кто нас слушает в Беларуси...

-- Ну, допустим, я. Это абсолютно честно и без всяких...
Н.: Правильно, в основном народ, который не хочет останавливаться на «опца-опца-умца-ца», -- люди, которые понимают и воспринимают музыку. М.: Мы ведь не рассчитываем на то, что YAR станет массовым продуктом. Не дай бог!
Н.: Мне иногда становится обидно за народ и жалко его.
М.: А мне не жалко. Потому что каждый сам для себя выбирает.
Н.: Только подумайте о том, что такая ситуация в Минске. А что творится в областных и районных городах? Там же люди вообще ничего, кроме радио, не слышат. А какое оно у нас, мы все знаем. Исключение, правда, -- «Авторадио». Но ведь оно «берет» далеко не по всей Беларуси.

-- Как вы считаете, что самое главное в том музыкальном поиске, который вы ведете?
М.: Я думаю, что это энергетика. Музыку должен делать человек, сильный энергетически, чтобы потом заразить этим внутренним состоянием других, чтобы «живое» выступление стало одним общем качем...
Н.: Когда идет взаимообмен ощущениями, когда заводишь ты и заводит тебя -- это неописуемо. Это просто хочется повторять еще и еще.
М.: И вообще, надо работать до мурашек по коже. Если мурашек нет -- это не музыка. А иногда на концертах кто-нибудь из зрителей даже расплачется. Тогда сразу же возникает уверенность в том, что жизнь не даром прожита.