Osimira OSI этого MIRA
«OSIMIRA — это этно-лингвистическая сволочь, которая разговаривает на всех языках, играет все музыки и очень грамотно всех инсинуирует по этому поводу!»
Вот об этом, только более развернуто, далее и пойдет речь. И пойдет она не только из уст Концевого (далее КК), но и отца-основателя проекта OSIMIRA, а ранее — ОКРУГ СВОБОДНОГО ИСКУССТВА Андрея Половчени (далее — АП).
— Кто в вашем коллективе лидер. И есть ли так называемая «борьба за лидерство»?
АП: Быть лидером — это не просто «назвался и поехал». Это работа, и административная в том числе. Я делаю рассылки, документацию, устанавливаю контакты…
— То есть по сути являешься лидером?
КК: Он. И попробовал бы только кто-нибудь «вэкнуть-мэкнуть»… (смех). Лично я на лидерство не претендую, так только «злёгку погавкываю». Для меня на первый план выходит вопрос взаимных интересов. Если есть люди с реальной заинтересованностью — есть и коллектив. Поэтому никаких заговоров, борьбы за лидерство нет. Все мы разойдемся полюбовно… если настанет такой момент.
АП: А вообще, OSIMIRA тем и полноценны, что все люди здесь абсолютно разные, у каждого из нас свои жизненные принципы, свои взгляды на творчество. Ведь одна из самых главных идей проекта — реализация каждого человека через коллектив. А композиция, в идеале, должна нравиться всем участникам.
— А споры на почве идей часто возникают?
КК: Есть, скорее, обмен мнениями, в результате которого достигается консенсус.
АП: Если бы все друг с другом соглашались, то у меня лично это бы вызывало подозрения, потому что люди не могут одинаково мыслить и чувствовать.
— Изучение и возрождение народных традиций — огромный труд, требующий кучу сил, внимания и времени. Не мешает ли это основной работе?
АП: Приоритеты давно расставлены. Я-то с радио ушел, хоть и на хорошей должности находился, лишь потому, что хотел полноценно заниматься музыкой. Сегодня я на ТВ, завтра, может быть, еще что-то. Главное — свободный график. Ни один нормальный работодатель не возьмет на работу человека, который постоянно отсутствует и задерживается на концертах. А у нас именно так и получается.
— Репетируете часто?
АП: Стараемся… Но репетиции — это одно, а изучение фольклора, культуры вообще занимает полжизни просто. А если считать еще и мысли, обдумывания, анализ идей…
КК: В свободное от творчества время я хожу на работу!
— Т.е. музыка — уже совсем не хобби?
КК: Работа — уже хобби!
— Семья. Как она относится к вашему творчеству и всем неудобствам, которые с ним связаны?
АП: А у них нет выбора, т.к. не заниматься этим мы не можем! Ну я, например, не могу…
КК: А моя семья — это я да мама. Моя мама только рада такой моей деятельности, я меньше пью тогда…
— Андрей, в одном из интервью Вы сказали, что первый альбом «Прошча» — лишь прикосновение, основное погружение еще впереди. Что произойдет при погружении?
АП: Я говорил с точки зрения музыканта и лично своего восприятия, я не могу сказать за всех. Для меня этот первый альбом настолько разнообразный, что нельзя его назвать исключительно белорусским. «Прошча» — первый опыт восприятия древней культуры, первое знакомство с инструментами. Мы сделали его быстро, а записывали долго. «Погружение» — это как раз то, чем мы сейчас занимаемся, т.е. уже более пристальная работа и с символикой, и с орнаментом, и с историей, полное погружение в традиции, а это большая ответственность.
— А кому вы свой «скарб» передавать будете? Преемственность поколений, все такое?
КК: Чтобы что-то отдавать, нужно что-то иметь. Мы только в самом начале пути, у нас мало материала. Должно сначала собрать камни, чтоб потом кидать ими в кого-нибудь. Мы еще не вышли на такой качественный уровень, чтобы взять на себя роли учителей. Это очень ответственная штука.
— Так уж и нет материала? Есть же песни, тексты, костюмы, инструменты. Музей вы собирались открывать…
КК: О!
АП: Да. Музей народных инструментов. А еще — просвещением занимаемся. План такой — ездить по школам, детским садикам и рассказывать детям (и взрослым по ходу) об архаичных инструментах. Недавно вот в Бобруйске у нас был первый подобный опыт. Детям такие рассказы с демонстрацией очень нравятся. А нам нравится, что это приносит свои положительные результаты. Ведь многие дети думают, что народные инструменты — это баян, балалайка, которые, в принципе, и белорусскими-то не являются. Хмара, варган, шархун — такое они увидели вообще первый раз в жизни!
КК: Но здесь нужно быть внимательным. Потому что если ты начнешь рассказывать про одну дудочку или там свистелочку, это не будет иметь необходимого воздействия, если не затронуть более глубинные вещи, пусть даже и философские. В том смысле, что каждый звук — это результат не только работы музыкального инструмента, но и умственной работы наших предков. Подобную взаимосвязь выделил еще Кульпин — мастер-основатель «Музея белорусских народных инструментов». Взаимосвязь между тем, каким должно быть звучание инструмента, и его актуальностью, характерностью для конкретного события (праздника, ритуала). Далее — это форма инструмента, она должна соответствовать содержанию его звучания. Звучание в совокупности с формой — это и есть единение материального и духовного. И только тогда ты начинаешь понимать, КАК это должно быть, КАК это должно прозвучать, а когда ты сам это понимаешь, то и воздействие на окружающих совершенно иное получается!! Это не Надежда Бабкина, у которой «оп-оп-оп» и все дела…
— Т.е. вы еще не знаете толком, как должны звучать архаичные инструменты?
КК: Да, конечно, например, натуральной дуды уже лет 50 никто не слышал. Сейчас мы только пытаемся возродить архаичное звучание. Все нынешние наигрыши на дудах — очень приблизительны, это с большего подобие, с отпечатком так называемой вероятности, трудно сказать, насколько оно соответствует тому, что было. Поэтому, чтобы наиболее близко подобраться до идеала такого звучания, которое было в традиции, нужно все изучать, ибо все взаимосвязано.
— А детям-то как вы это все объясните? И нужна ли им вообще такая информация?
КК: Детям это в первую очередь нужно! Покажи им дудку — они забудут тут же (поверьте, я в школе преподавал), если не будет какой-то к ней более серьезной интересной истории. Возьмем вот дуду (берет, показывает. — От авт.) — это ж смешно, ну что в ней есть? Но ведь какой бы она ни была, все не случайно: и форма, и материал, из которого делается эта дуда, и время, когда на ней нужно играть.
У нас нет задачи навязать свою деятельность. Мы не учим играть на инструменте или правильно его сделать, мы учим воспринимать мир так, как воспринимали его наши предки.
— Существует такой стереотип — белорус по жизни ленивый и спокойный — «памяркоуны». Вы же своим творчеством ломаете этот стереотип напрочь, показывая кривича буйно-активным.
КК: О! Правильно, это такие же стереотипы, как и эстонское тугоумие, на самом деле — они скачут еще побольше нашего! Вы послушайте финские песни — это дикость просто, а что о финнах говорят?.. И вообще, сотворить то, что сделали наши предки в плане культуры, будучи такими «памяркоуными тормозами» — невозможно!!! Такие стереотипы выгодны тем, кто хочет нас такими видеть… И мы готовы ломать такие стереотипы. И собак едят «памяркоуныя беларусы» — такое тоже бывает!!!
АП: Да-а-а, вот это действительно, да.
— А вы сами-то верите в возрождение белорусского самосознания?
АП: Вопрос сложный. Опять же, мы не ставим такой конкретной задачи, но как сказал Экзюпери… Костя, процитируй, пожалуйста…
КК: «Человечество спасти уже не удастся, но можно спасти конкретного человека»! Нет у нас такой цели — вырастить целое поколение или спасти белорусскую культуру.
АП: Главное, что это важно для нас! И тех, кому это нужно! Кому же нравится — пожалуйста!!!
— Т.е. сознательной раскрутки, с целью популяризации, вовлечения в процесс «адраджэння» масс вы не предпринимаете?
КК: Это было бы довольно просто — выдать себя за каких-нибудь оппозиционеров, получить гранты и укатить в Чехию или Польшу бороться за белорусскую «незалежнасць и самасвядомасть». Мы нужны здесь. К большому нашему сожалению, белорусский язык и белорусская песня стала признаком политической позиции. В обыденной же жизни выбор в пользу белорусской музыки и языка в песнях — это не рекламный ход, это сильное самоограничение.
— Часто ли вы «выступаете для себя», чтобы расслабиться, почувствовать силу природы?
АП: Да, причем, когда мы собираемся заранее, скажем, за неделю, то не получается ни фига. А вот спонтанно, например, как на Купала, что-то свистнуло мне в голову, звоню всем, говорю: «Так народ, идем на ночь Купала отмечать!» Утром всем на работу, но, мы так хорошо посидели… У-у-у!!! Взяли дудки, барабаны, просто для себя посидели. Круто!!!
— Ритуалы совершали??
АП: Ну огонь пожгли, через костер попрыгали, конечно!
— Что придает вам творческих сил?
КК: Вот запишите сразу: «алкоголь и творчество — вещи несовместимые!»
АП: (громко) БА-НЯ!!!
КК: Не, ну выпить мы, вообще-то, любим… Это делает более легким общение!
АП: Мама Кости делает настоящую белорусскую крамбамбулю, вот ее-то мы и любим употреблять, когда приходим к Косте в гости.
КК: А можем и водочки, и горелочки. У меня, например, в приоритетах самогон!
— Перед концертами?
АП: Н-е-т, перед концертами — ни в коем случае!!!
— Может быть, Муза есть? Может, она вдохновляет?
КК (с печалью в голосе): Какая там… Это все больше беллетристика. Что такое вдохновение, я не очень-то знаю, это все Пушкин выдумал. Есть работа, есть какие-то идеи, которые час от часу приходят. Как сказал Пол МакКартни: «Музыкальные идеи витают в воздухе»… Кажется, лучше не ответишь. Но мы и не такие научные работники, которые сидят в архивах и что-то там по крупицам выхватывают…
АП: Мы не реставрируем. Вот СТАРЫ ОЛЬСА, например, --реставраторы: они больше используют «материал» европейский, по нему и информации, источников всяких больше, и звучание можно найти быстро…
КК: …и ответственности у них меньше — т.к. это явление такое уже поп-культурное. Мы не реставраторы, слава Богу. А работа, которую мы делаем, необходима. Мы ловим те «хвосты», которые еще можно поймать. Сейчас, к сожалению, нужно искать и собирать не в деревнях у бабок, а в архивах, сховищах и т.д.
— А много ли еще людей, которых вы знаете, занимающихся подобным «собирательством»?
АП: Да, конечно, их достаточно, но у них свои взгляды на этот счет, свои убеждения. Например, это Сергей Танько, Владимир Лобач — те люди, которым можно доверять. Есть и другие…
КК: «Тата» наш — Юра Выдронок. Мы его очень любим!!!
АП: Конечно, «тата» нам очень сильно помог, он первый раз вывез нас за границу. И не только нас, еще АЛЕКСАНДРУ И КОНСТАНТИНА — наших очень хороших друзей, группу UR’IA — они вообще его детище.
— Кажется, у вас было желание нанять хореографа? Не являлись ли бы постановочные танцы-скоки нечестными по отношению к зрителю?
АП: Да, такие позывы были. Есть в медицинской терминологии термин «тенезмы» — ложные позывы значит. Это когда кажется, что хочешь в туалет, а на самом деле ты туда не хочешь. У нас такая ситуация: если мы поставим шоу-балет, то мы в принципе от Киркорова далеко не уйдем. Поэтому, учитывая еще и все минусы технического плана (мы не можем отойти от микрофона с этими дудками, барабанами, палками), все наше шоу скрывается в нас самих, в том, как мы себя ведем на сцене. Вот это и есть — шоу!!!
КК: …но если бы был харизматичный человек, который знает, ЧТО и КАК НУЖНО делать, что посоветовать, то вопрос можно было бы опять поднять. Дело в том, что все надо! Я думаю, что нужен и свет, и звук нормальный и 10 фур, чтобы аппаратуру возить. Но это рано, мы пока для этого не готовы, все будет в свое время!
— Вы одни из немногих, кто играет на городских улицах. В чем кайф, особенность таких выступлений?
АП: Вообще, по правилам любого выступления, человек, играющий на сцене, не то что бы на порядок выше, он просто этакий рупор — люди на него смотрят и верят или не верят ему! А на улице этого нет — там абсолютно свободное общение, там могут быть абсолютно разные отклики, как лестные, так и наоборот. И те, и другие — очень важны. А плюс ко всему, на улице играть еще и тем хорошо, что это огромный опыт, также здесь меньше ответственности в плане сыгранности.
— Многим людям, которые долго и внимательно изучают белорусский фольклор, культуру и мифологию, видятся различные «прывиды» — русалки, оборотни, домовые… С вами такое случалось когда-нибудь?
КК: Не-ет, у нас один только «прывид» — современная техногенная вариация «хатника» — «сотовичок», который постоянно стаскивает мобильный телефон нашего басиста Ильи. Но это уже патология, в такой ситуации можно только психоаналитика порекомендовать.
К каждому делу необходимо относится с определенной долей юмора, в обратном случае это превращается в видения чертов, русалок на ветвях, нимба над головой… На мой взгляд, это очень плохо, это крайность. К сожалению, среди собирателей фольклора очень много людей без чувства юмора. Они, конечно, много чего полезного делают: собирают, записывают, сохраняют информацию, но чисто по-человечески с ними очень тяжело. А одержимые люди плодят вокруг себя одержимых, т.к. работа их воображения порождает чудовищ. А это получается потому, что определенный человек в определенный момент некритически подходит к тому, чем занимается, зато обладает большой харизмой, и его, вроде как, безвредные идеи становятся очень вредными.
— К вопросу религии. Сами вы язычники али как?
КК: Я — католик. Но считаю, что любая религия — это такой общий взгляд на жизнь. И христианство — далеко не худший вариант подобного взгляда, оно дает столько простора для творчества! Главное — не замыкаться в какой-то определенной сфере, не ограничивать себя, не забивать голову религиозными крайностями, от этого будет только хуже всем, тем более, если превратишься в такого религиозного фанатика.
АП: Это очень интимная вещь… Я лучше не буду комментировать.
— Заключительный, традиционный вопрос — ваши ближайшие планы?
АП: Для OSIMIRA: это работа с молодыми людьми, рассказы об истории народных инструментов. Серьезный взрослый план — это создание в Могилеве мастерской по изготовлению инструментов. А еще мы записываем новый альбом — «Друва». Планируем расширить географию наших концертов.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 09 за 2005 год в рубрике музыкальная газета
