Slang

на языке хард-рока

Казалось бы, что значит для взрослых людей с устоявшейся жизнью пытаться ввязываться в столь запутанный образ жизни, как белорусский музыкальный шоу-бизнес? Среди участников минской группы SLANG, в общем-то, нет музыкантов-дебютантов: каждый из них в разное время так или иначе был связан с музыкой. Есть семьи, дети, есть работа, от чего уйти невозможно. Но есть еще и музыка, на которой они росли и которую им, несмотря ни на что, хочется исполнять. Лидер группы, гитарист Александр Носкович, и вокалист Сергей Федоренко пробуют объяснить, зачем они записали и издали диск и почему им до сих пор интересно выступать на сцене. Пускай даже без гонорара…
— Каждый из участников коллектива занимается в жизни чем-то конкретным. Можно ли в таком случае рассматривать проект SLANG как хобби взрослых и в чем-то даже преуспевающих людей?
Александр Носкович (А.Н.). Однозначно!
Сергей Федоренко (С.Ф.). Именно хобби. Но к этому следует добавить и такой факт: для нас это некая реализация детской мечты. Потому что в детстве каждый из нас, наверное, мечтал быть еще и музыкантом. Кто-то даже занимался тогда музыкой. Потом, возможно, поняли, что в нашей стране занятие только музыкой — дело не совсем благодарное.
А.Н. Да просто пришло то время, когда возникли проблемы: содержать семью, зарабатывать деньги. Но та музыка, к которой мы тяготели, не позволяла это делать.
С.Ф. А вот сегодня, когда многое устоялось, мы увидели, что появились возможности для реализации детской мечты. Разве что сегодня мы стали музыкантами уже исключительно за собственный счет: мы можем совершенно спокойно отыграть концерт-второй, когда никто не поднимает вопрос о том, сможем ли мы что-то заработать.

— Я так понимаю, что вас вопрос гонораров не волнует. То есть хорошо, конечно, если что-то заплатят. Но и без этого — тоже неплохо?
С.Ф. По большому счету — да! Если кто-то заплатит — хорошо. А если нет… То не страшно.

— Но все-таки — какие-то цели перед собой вы ставили, когда начинали репетировать, подбирать состав?
А.Н. Конечно. Основной целью для нас было сделать продукт. И выпустить диск как итог работы.
С.Ф. Но не следует считать, что главной целью было выпустить продукт. Все-таки целью было реализовать себя, свое умение. Каждый из нас уже имел возможности самореализации, но в других областях. Здесь же разговор шел только о музыке. Лично я в молодости много лет занимался музыкой, пел в хоре, потом, когда появилась семья, родился ребенок, я понял, что дальше этим не могу заниматься. И тогда решил: чем заниматься музыкой время от времени, лучше этим не заниматься вообще. И лет восемь к музыке не имел никакого отношения, хотя кроме хоровой практики у меня был еще и опыт выступлений в составе различных трэшевых команд. Три дня в неделю хор, три дня — трэш. День отдыха. И однажды со всем этим решительно завязал, поскольку нужно было элементарно зарабатывать на семью, думать не о волосатом прокуренном будущем, а о чем-то совершенно другом. Но с годами, когда устроилось с семьей и работой, появилось какое-то свободное время, проклюнулась ностальгия по прошлому. И я встретился с этими ребятами. Одной из причин моего возвращения в музыку было то, что я, слушая современную белорусскую музыку, вдруг почувствовал некую обиду: вот могу же многое сделать лучше, но почему-то сижу дома.

— Так что, в отношении всех участников коллектива можно говорить о том, что в прошлом у них был музыкальный опыт?
А.Н. И да, и нет. У барабанщика Андрея Шабронова и клавишника Дмитрия Станкевича опыта выступлений в составе рок-групп не было, хотя музыкой они занимались. Тот же Андрей пел с Сергеем в одном хоре шесть лет.

— А то, что вы за основу музыкального языка коллектива выбрали хард-рок, это было продиктовано именно вашим возрастом?
С.Ф. Опять же нашими музыкальными пристрастиями в молодости. Все участники нашего коллектива выросли именно на этой музыке и, соответственно, нам хочется ее исполнять. Можно говорить о том, что у всех участников коллектива музыкальные вкусы очень близкие. Хотя мне лично ближе джаз, но при этом я понимаю, что в данном коллективе джаз исполнять я никогда не буду. Это вообще очень высокопрофессиональная для меня ниша. Но что касается хард-рока, то вкусы у нас общие.

— Это, опять же, еще одно подтверждение того, что хард-рок для вас хобби, хотя он и далеко не самое модное сегодня направление…
С.Ф. Мы это сегодня можем себе свободно позволить. Такая вот уникальная у нас ситуация: кто музыку заказывает, тот ее и танцует. И у нас получается так: мы сами эту музыку оплачиваем, сами же ее и выбираем.
А.Н. Вопрос о том, насколько модный сегодня хард-рок или нет, достаточно спорный. Я все-таки считаю, что хард-рок у нас популярный в определенных кругах. Что касается молодежи, то на Западе сегодня можно говорить о второй волне подъема интереса к хард-року. И именно на основе образцов хард-рока 70-х годов. Именно того самого хард-рока. Многие молодые команды исповедуют эту самую музыку. Этой музыки придерживаются не только те, кто, подобно нам, вырос на музыке LED ZEPPELIN, BLACK SABBATH, DEEP PURPLE, но и те, кто приходит в музыку сегодня. И это направление сейчас действительно популярно.
С.Ф. Но здесь проявляется специфика нашей страны, которая отстает во многом, в том числе и в музыке. Мы с этим уже столкнулись на наших радиостанциях, когда предлагали свой альбом. Нам так и говорили: мужики, мол, все нормально, но никому это не нужно. "Неформат". Но вот если взять Украину, так там по-другому. А здесь все задавлено дешевой попсой. А ведь дорогой попсы у нас вообще быть не может: платить некому. А потому у тех же рокеров, которые готовы за свои деньги хоть как-то развиваться, играть, также возможностей ну очень немного. Обидно! Обидно, что в национальном масштабе идет удушение.

— Да, но хард-рок сегодня можно уже рассматривать как классический в целом стиль, в рамках которого сказано действительно если не все, то практически все. Вы, когда начинали формировать репертуар, сознавали это?
А.Н. В общем, да. Хард-рок во многом сегодня стал на одну полку с классическим блюзом, джазом.
С.Ф. Да ничего страшного! Возьмем джаз: выходят солидные дядьки и играют стандарты. Но при этом постоянно выходят альбомы с таким репертуаром и совсем неплохо раскупаются. И совершенно нормально звучат на нормальных радиостанциях. И мы в целом и не рассчитывали, чтобы придумать, сделать нечто такое свое.

— Но какую-то собственную изюминку вы все же пробовали придумать?
С.Ф. Конечно, мы всегда пытаемся это сделать. Каждый коллектив в конечном итоге пробует найти то собственное звучание, то еще что-то. Но это ведь с годами, с опытом приходит. И сегодня, слушая наш дебютный альбом, кто-то наверняка будет сравнивать с тем, что уже было сделано до нас. Да наверняка, если взять первый альбом практически каждого коллектива, можно найти немало цитат из того, что уже было. И мы это совершенно не отрицаем. Даже я лично в собственной манере могу услышать, что вот это я взял у Кипелова, это — у Планта, это — у Гиллана и так далее. Но я на этом вырос, я на этом учился как вокалист. А чтобы наработать свои звучание, стилистику, нужны и время, и сценический опыт.

— Но когда Александр определял стилистическое направление вашего коллектива, кроме хард-рока он назвал еще и хард-блюз. А больше блюза вам хочется исполнять?
С.Ф. Вот чем дальше, тем больше мы приходим к мысли, что блюза нам исполнять хочется все меньше. Первая наша программа была построена на материале, который Александр собирал несколько лет и который мы неким образом сбили, стилизовали и свели к какому-то единому звучанию, несмотря на то, что песни были достаточно разноплановые. Сегодня мы готовим новую программу, которая будет выдержана в стилистике уже более классического хард-рока. Блюзовая основа, конечно, не исчезнет, это все-таки база, фундамент, но звучание будет более жестким, хотя при этом мы планируем все же более мелодичные композиции. Меня и так вот многие критиковали за то, что я слишком много драйва вкладываю в пение. Так что будем слегка уходить от этого.

— Опыт работы в студии. Видимо, для участников вашего коллектива он такой был первый. Какие наиболее яркие впечатления от работы в студии?
А.Н. Самое яркое впечатление — это то, что ровно играть, оказывается, — невероятно сложно для всех! Когда сидишь в студии и играешь под метроном, многое исполнить чрезвычайно сложно.
С.Ф. Студия — это обалденная школа профессионализма. До этого мы мало, в общем-то, задумывались над тем, а что же мы, собственно, играем? Мы приходили на репетиции, каждый сочинял какую-то партию, потом все начинали вместе громко играть, и в целом получалась такая вот каша, которая нам всем, в принципе, нравилась. А когда пришли в студию, разложили все по полочкам, тогда и поняли, что очень многое придется переделывать. Мы по ходу, записывая альбом, переписали и отдельные партии, и тексты, и переделали аранжировки, и когда вышли из студии, почувствовали себя куда более зрелыми людьми. Мы стали уже заранее думать над тем, как выстраивать партии, как должны звучать друг с другом, как поем. Ну да, это к вопросу о хобби. Когда я пришел в коллектив, Саша меня спросил: ты чего хочешь — на сцену или просто лабать по вечерам? Я ответил: лабать по вечерам. Вот, нормально, — ответил он, ты — наш. А теперь мы поняли, что и на сцену уже хочется, выползти из подвала.

— И где же вы прошли такую школу?
А.Н. В "Меццо-форте". У Леши Зайцева. И вот в том смысле, о чем говорил Сергей, конечно, следует выразить огромную благодарность Леше Зайцеву. Он выступил как настоящий саунд-продюсер. Как ни странно, он достаточно быстро въехал в нюансы нашей музыки, и многие партии, особенно клавишных, вторых, третьих гитар он услышал и даже сам предлагал воплотить. Иными словами, окончательный вид аранжировок исходил прежде всего от него.
С.Ф. Действительно, он внес очень много и в аранжировки, и в саунд. Хотя получился такой саунд, который мы не очень планировали и хотели. Но это было такое видение звукорежиссера и саунд-продюсера, за что мы ему однозначно благодарны. Конечно, какие-то вещи он отвергал. Вот не понравилась ему одна песня, и Леша ее, как только мог, так и убил. Но при этом он определял главное направление.