Smith, Patti

Долой компромиссы!

Когда я увидела ее в первый раз, я была безбожно пьяна. Летние рок-фестивали -- дело сложное, жаркое, а в Будапеште (дело было именно там) можно спасаться от теплового удара только свежим вином. Выпиваешь прохладный литр «красненького» из пластиковой бутылки -- как глоток кваса и укус москита -- и как ни в чем ни бывало мчишься на пресс-конференцию. Улыбаешься и настраиваешь фотоаппарат. Тут выбегает она -- в джинсах и каком-то пиджаке (явно от Вивьен Вествуд), похожая на сурового и растрепанного демонического индейца, и начинает зубасто хохотать, мотая своими хипповыми патлами: «Вопросы? Где ваши вопросы? Какого хрена вы все молчите? Вы типа журналисты или кто? Прекратите меня фотографировать! Нет, черт побери, я тут не для фото! Я тут, чтобы, мать вашу, с вами разговаривать! Нет вопросов? Тогда идите нах! Мля, уберите эти вспышки!» -- и руками мах, мах! Вот вам, мол, замшевый динозавр, бабушка панк-рока и Боб Дилан в юбке, подавитесь -- старушка совершенно не выглядит на свои пятьдесят с чем-то. Да и не старушка она вовсе, тут, скорей, журналисты похожи на усталых бабулек, не дошедших воскресным утром до церкви (повторяю: жара, алкоголь, нездоровый образ жизни и атмосфера пионерлагеря перестроечных времен). Я подбираюсь ближе к столику, где она сидит, и тупо сажусь прямо на пол, потому что голова вдруг начинает идти кругом: приход внезапен, принесите мне теннисные туфли. Патти мрачно смотрит мне в глаз и начинает реветь, размахивая руками: «Задавайте, мать вашу, вопросы!» Дальше начинается кислотный кинематограф -- в каком-то дыму эта обаятельная узкоглазая злюка начинает дирижировать зачарованной толпой ящеров с камерами. «Музыка может изменить мир, а вы не знали?» -- безразлично хмыкает она прокуренным басом. «Дети голодают, политики наживаются на наших фобиях, музыку используют совсем, блин, не для того, для чего ее создал Господь!» «Идите в жопу со своими намеками, сами вы продались -- а на Columbia я записываюсь, потому что с ними САМ ДИЛАН работал!» Тут эта женщина-лев с железной аурой (ее трогательные хипповые лозунги не кажутся глупыми -- ее взгляд невозможно выдержать) достает откуда-то рваный ломоть ананаса и начинает с чавканьем жрать его, плюясь соком в журналистов. «Пока вы тут обдумываете свои дурацкие вопросы, я буду готовиться к концерту. Ананас -- он для голоса очень полезен», -- очень женственно говорит она, облизывая пальцы тонким и длинным языком (ах, почему я не Игги!). Я подаю голос: «Новый альбом -- он вообще будет?», но голос меня не слушается. «Ты что-то непонятное сказала, ха-ха», -- чавкает Патти. Стараюсь повторить членораздельно, не обращая внимания на психоделически-стробоскопные искривления пространства и времени. «Альбом я уже записала, -- говорит он. -- Он клевый. Весной послушаете. А вообще, пойдемте-ка на концерт, там до вас лучше дойдет».
Поднимается, делает пальцами значок «V» -- «Рок-н-ролл спасет мир, ребятки!» И мы пошли на концерт. Безбожно пьяные, но уже не от вина – харизма, детки, в те времена была совсем другая харизма.

Когда она появляется на сцене, становится понятно, что рок-н-ролл реально спасет мир. От войны, от голода, от группы THE VINES. И от THE STROKES тоже спасет, какими бы кострами это заявление не пахло (костры не пахнут -- Патти круче всех!). Ее рваный голосина с густыми железками внутри остался таким же неровным, глубоким и прокуренным. Она вся наизнанку -- она шаманит и превращает воздух в вино. Раньше такими были DOORS. Патти играет то на акустической гитаре, как и положено не-музыканту-но-поэту (музыканты тем временем рубят монотонный хард-блюзовый ритм с воздушными переливами гитар), то на электрических струнах мозга. Она рычит подстреленным львом и воет ветром. Ей можно все недозволенное -- выкрикивать политические лозунги и посвящать песни ушедшим друзьям. Потому что ее друзья и братья по разуму -- Джим Моррисон, Джими Хендрикс, битл Джордж и еще много кто. Потому что она -- королева и Главный Индеец-Ветеран 70-х. Все великие шаманы рок-н-ролла -- на небесах или в неадеквате, а безумная бунтарская Патти осталась за главного. Потому что она адекватна -- несмотря на свою ностальгичность. Садится на край сцены и снимает ботинки: «Вау, я отмечена божественной печатью фестивальной грязи! Грязь -- это круто, это как на Вудстоке, это очень рок-н-ролльно -- валяться в грязи!»

Естественно, нового альбома этого сладкоголосого оборотня мы ждали, как майской грозы. Когда диск “Trampin’” наконец-то записан (в апреле этого года), Патти становится еще более демонической и решительной. Черное или белое -- и никаких компромиссов. В своих интервью, посвященных выходу альбома, она никогда не говорит о себе (она против личных тем в принципе), но охотно говорит о музыке («На этом альбоме -- самые сильные и серьезные тексты!»), а еще охотнее -- о войне в Ираке. Тут она по-настоящему распаляется, начинает размахивать кулаками и рычать что-то о том, что разрушается культура и страдают дети. Она считает, что это -- правильно: «Если бы в том, что я делаю и говорю, не было какого-то эволюционного смысла, я бы вообще этим не занималась». Возможные нападки по поводу собственной наивности она отметает с демоническим хохотом: «Ну да, для меня рок-н-ролл -- революционная музыка. А вы что, не в курсе, что с самого начала это была такая непреложная истина? Ясно, не в курсе -- время не то. А когда-то песни, между прочим, были оружием. Некоторые люди боялись рок-музыки и называли ее музыкой дьявола. И знаете, они были правы. Это была музыка революции. Духовное, политическое и эмоциональное содержание рока давало нам настоящую силу что-то изменить. Вот это и есть -- настоящая история рок-н-ролла. Запишите куда-нибудь!!!»

Конечно, вы ехидно поинтересуетесь: а все то, что происходит сейчас, это как? На этот счет у Патти тоже есть мнение: «То, что рок-н-ролл превратился во что-то другое, это всеобщая вина. Музыканты виноваты. MTV виновато. Мы все виноваты -- мы забыли, что это могучее оружие». Тем не менее, уверена, что если Патти запереть на ночь на кухне с Юрием Шевчуком и ящиком пива, они все равно не смогут договориться. Ну, во всяком случае, в это почему-то очень хочется верить. Потому что Патти говорит вещи серьезные, да, но играет она все тот же грязный и крикливый рок-н-ролл. Без заморочек, райских птахов и семимильных концептов. Она харизматична, но напрочь лишена мессианства. И если ее со знаменами на баррикады -- то за ней пойдут. Потому что она насквозь настоящая, а не потому, что она за нас умрет. За нас уже много кто умер, а Патти пускай себе живет и альбомы записывает.

Биографическая записка

Как благоразумная единица социума Патти была потеряна в возрасте 16 лет. Именно тогда дочка оперной певицы (уже понемногу пробовавшая петь в этом опасном жанре) откопала в куче макулатуры брошюрку стихов Рембо и оказалась бесповоротно совращенной и сбитой с пути истинного. Кровищи в это молодое вино подлила и мама Патти, подарив ей несколько дисков Боба Дилана -- ясное дело, дивчина решила богемствовать и бунтовать. Тем более что оперной певицей ей все равно не светило быть: «Мне казалось, что там одни красивые блондинки, а я была на какого-то цыганенка похожа». В результате к концу 60-х Патти спуталась с нью-йоркской Уорхоловской тусовкой, подружилась с гитаристом BLUE OYSTER CULT (который и посоветовал юной авангардной поэтессе попробовать себя в музыке) и издала два сборника стихов. В 75-м, когда вышел ее дебютный альбом “Horses” («Она круче, чем Боуи», -- взвыла пресса), Патти мгновенно стала главной звездой бунтарского андерграунда -- ее поэзия ничем не уступала Дилановской, а зверские фолк-рэгги-панковские песенки, безумной эмоциональностью напоминающие то Лу Рида, то Дженис, то JEFFERSON AIRPLANE, то вообще рев геенны огненной, позже снискали ей славу «крестной матери панк-рока» (цитатка). К тому же Смит очень выгодно выделялась на фоне милых подростковых RAMONES и прохладных TELEVISION, кипящих в ирокезно топорщащихся мозгах поколения: эта худющая злая девочка с огромными глазами и прической «как у Кейта Ричардса, а что тут такого?» поражала наивностью, напрочь лишенной хрупкости -- это была такая стальная наивность, со взглядом в глаза и потусторонней болезностью. Ее альбомы 70-х -- повсеместный шок. Рок-н-ролльно задорный и пронзительный “Radio Ephiopia” (там Патти то хрипит как Игги Поп, то визжит как Грейс Слик). Психоделический и ужасно раздолбайский “Easter”. Чувственный и потусторонне-моррисоновский, с мурашками по костям, “Wave” (между прочим, один мой товарищ до сих пор считает госпожу Смит секс-символом всего мирового рок-н-ролла, такие дела), где поэзия становится настолько неуправляемой, что Патти иногда приходится не петь, а пришептывать, убаюкивать, бормотать и шептать. Правда, в 80-м этот триумф заканчивается: Патти решает посвятить себя воспитанию детей -- у них с мужем (Фред “Соник” Смит, бывший гитарист не менее культовых MC5) родился уже второй младенец, и надо было что-то делать. Кстати, непонятно, что они там делали, но и сын, и дочка Смиты потом дружненько ушли в рок-н-ролл -- на новом альбоме девочка подыгрывает маме на пианино, а сын ни на чем не подыгрывает, потому что у него собственная группа и контракт.

Глобальный перерыв в музыкальном творчестве (стихи Патти продолжает писать) длится почти десять лет. В 88-м Патти и Фред записывают альбом “Dream Of Life” (там Патти уже немного динозавр, но эта ископаемость ей ужасно идет!), и опять -- тишина. Поводом к возвращению, как ни грустно, стала внезапная смерть Фреда от сердечного приступа в 94-м году. Опустевшая и ослабевшая от горя Патти посмотрелась в зеркало, увидела, что у нее появилось ужасно много седых волос, и решила: “Если что-то разрушено, надо что-то построить”, – после чего отправилась в студию. Друзья помогли ей работать над “Gone Again” -- диском очень личным, болезненно-грустным и посвященным исследованию человеческой привычки умирать. Вообще, музыкально этот диск больше всего похож на песню DOORS “The End” (если не обращать внимания на жесткую и великолепную “Summer Cannibals”). Тогда же Патти возвращается на сцену, отправившись в тур вместе с Бобом Диланом. В 90-х у нее выходит еще два альбома -- неистовый и катарсический “Peace And Noise”, полный десятиминутных мантр (“Memento Mori”), молитв (“Spell”) и заколдованно-сладких блюзов о смерти (“Don’t Say Nothing”, “Last Call”). Ее работа 2000 года -- чуть более политизированный “Gung Ho”, мрачным лиризмом похожий на «иггипоповский» “Naughty Little Doggie”. Гастролировать Патти не прекращала до сих пор -- каждый год ездит по Европе со своей новой бандой, собранной в 96-м году (конечно, это не легендарные PATTI SMITH BAND из 70-х, но все равно очень сильные музыканты, молодые и дикие). На концертах она никогда не играет один и тот же сет-лист дважды -- все зависит от ауры и настроения аудитории. Она до сих пор слушает джаз, увлекается тибетской культурой и перечитывает Берроуза с Уильямом Блейком. Помимо музыки и поэтических перфомансов, занимается фотографией и состоит во всевозможных организациях, связанных с защитой природы и правами человека. И еще: это странно, но когда слушаешь ее, кажется, что рок-н-ролл действительно был чем-то великим, а то, что осталось сейчас -- просто придорожная пыль и осенние листья.