Killing Joke KILLING JOKE: эти два слова говорят все
Как свидетельствуют летописи, начало сие в конце 1978 или в начале 1979 года, когда Джереми "Jaz" Коулман ввалился в бюро по трудоустройству и встретил там своего приятеля, с которым начал разговаривать о своих музыкальных увлечениях. Приятель брякнул, что знает еще одного такого помешанного, и вскоре Jaz познакомился с ударником (некоммунистического труда) Полом Фергюссоном. Через объявление в газете эта пара нашла гитариста Джорджа Уолкера и басиста Мартина "Youth\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'a" Гловера. Вчетвером придумали название KILLING JOKE и решили играть музыку, напоминающую "отзвук рыгающей Земли".
Конечно, дело вкуса относить музыку KJ к этому лозунгу реально, но бесспорным фактом есть то, что уже первый полноформатный альбом, названный попросту "KILLING JOKE" (1980) возбудил активный интерес. Это ведь в нем оказался знаменитый хит "Wait", который лет этак через …надцать в собственной версии на ЕР "Garage Days Re-Revisted" издала METALLICA.
Однако Джереми Коулман довольно часто переживал психические проблемы, неоднократно бывал на грани нервного срыва, из-за чего были перерывы в деятельности группы. К счастью, после нескольких лет молчания группа все-таки возрождалась. В ее составе появлялись другие музыканты, как, например, Пол Рэйвен (бас) или знаменитый Мартин Аткинс (ударные). В один из таких перерывов Коулман переехал из родной Англии в Новую Зеландию, где начал работать с Оклендским филармоническим оркестром, сделал для него классические аранжировки произведений PINK FLOYD, ROLLING STONES и DOORS. Но не забывал и о рок-музыке.
И вот по завершении последнего восьмилетнего перерыва, начавшегося с момента выпуска альбома "Democracy", KJ снова возвращается. Новый альбом снова озаглавлен, как и дебютник, — "KILLING JOKE". Вышел он в середине этого лета. На европейских промо-трассах мы и отловили Джереми Jaz Коулмана, который оказался очень веселым человеком и весьма интересно подал жизненные факты своей группы, живой легенды альтернативного рока.
— Начнем с новейшего альбома. Почему он называется как и первый ваш диск? Надеюсь, это не означает закрытие определенного раздела или еще чего похуже?
— Нет-нет, ничего подобного. Я, конечно, мог бы ответить на этот вопрос весьма просто: дескать, никогда ведь не знаешь, когда умрешь. Но пока я полон решимости продолжать играть в KILLING JOKE. А насчет названия… Может, и следующий диск назовем точно так же. Все сводится к тому, что эти два слова говорят всё — killing joke (убийственная шутка). Когда мы начинали как группа, когда записывали первый альбом, эти слова отражали уровень нашего отчаяния. Было такое чувство, словно идешь на битву, когда знаешь, что будешь убит, а тебя просто обманом вовлекли в это дело. Так вот сегодня KILLING JOKE — это прежде всего смех, который победит любой страх.
— В записи альбома принимал участие Дэйв Грол, не так ли?
— Он больший фэн KILLING JOKE, чем я (смеется). Во всяком случае, слушает это больше, чем я. С FOO FIGHTERS я всегда под конец концерта играл 2-3 вещи. Бывало, случалось и так, что мы встречались с ним только в суде, ведь NIRVANA, как ты знаешь, украла у нас кусок из "Eighties" и переименовала в "Come As You Are". Но когда случилось самоубийство Курта Кобэйна, я отказался от всяких судебных притязаний. А остальное — это уже история.
— А кроме тебя и Дэйва кто еще участвовал в записи?
— Джорди, с которым я работаю уже 25 лет, ну и Youth. Короче, те самые дружки. Как видишь, ничего не изменилось (смеется).
— Записывали все эти десять треков в Новой Зеландии, в твоей домашней студии?
— Да ну… Все записано в Лондоне. Я ненавижу Англию и вообще Великобританию, но записывать там диски хорошо, потому что есть на что обозлиться. Это как раз классно для творчества KJ. Может быть, потому-то никто еще не пригласил нас на концерты в карибские страны, но зато нет проблем с приглашениями в какой-нибудь хренов Дрезден (смеется). В Лондоне есть студия, которую мы можем использовать, когда только захотим. С этой точки зрения давление ситуации (это насчет качества алмаза) было немного поменьше, мы даже свободно выбирали время, когда хотим записываться.
— Jaz, уже лет восемь прошло с издания альбома "Democracy". Когда ты решил, что хочешь сделать очередной альбом KJ и, собственно, зачем? Насколько мне известно, ты ведь уже достиг неплохих успехов в классической музыке. Так вот зачем тебе это?
— Мне нужен KJ. Когда меня переполняют гнев, ненависть, когда мой организм отравлен такими чувствами, вызванными бардаком в мире, тогда мне очень нужен KJ. Эта группа служит мне катарсисом, благодаря которому я очищаюсь, становлюсь лучшим человеком. Классическая музыка для меня является воплощением желаемой действительности. Заметь, ведь ни на одном из альбомом KJ нет песен о любви (смеется).
— Раз уж речь зашла о песнях, то в произведении "Total Invasion" есть разговорный фрагмент. Он специально сделан в студии для этого альбома или откуда-то взят?
— В оригинале это были слова девушки, когда ее отца, протестующего против своего правительства, пристрелил ЦРУшник. Поскольку оригинальная запись не соответствовала качеству, мы ее переписали.
— Для меня ваш новый альбом — это объединение того, что вы играли в 80-х годах, с тем, что было на дисках 90-х. Вы действительно планировали такую комбинацию перед приходом в студию?
— Когда мы готовим материал, ничего подобного и в голову не приходит. Все диктуется естественными ощущениями. В моей голове из готовенького только темп и начальные идеи того, что хочу из себя выбросить. И больше никакого анализа. Мы просто встречаемся, и из этого что-то родится. Все зависит от того, какое настроение в группе. Даже от половых связей многое зависит. А ты не думал, что какая-нибудь женщина может кардинально поменять настроение в группе, а значит, и саму музыку? Так что мы просто собираемся вместе и что-то происходит. Что-то исключительное.
— Ты вот сказал, Jaz, что музыка KJ для тебя как катарсис. Но ведь это еще и твой способ реакции на все эти отрицательные эмоции, вызванные официозом?
— Конечно. Вот смотри: мы ведь все даем себе отчет, что демократия полна разных абсурдов. Зная, что люди из правительственных сфер — это только слуги общества, мы позволяем им обманывать себя на каждом шагу. А они ведь социопаты, действующие с явно злыми намерениями. Мы все знаем и понимаем, но слишком уставшие и оболваненные, чтобы предпринять какие-то действия. Вот так и растет большое зло. Потому что никто ничего не делает.
Не думаю, что мой подход к жизни хорош для карьеры (смеется). Если ты берешься, например, критиковать администрацию Буша, на твоем пути сразу возникают проблемы. Так что мы должны были сделать этот альбом, т.к. он был нужен обществу, а мы — радикальная и острая группа. То, о чем мы поем, является тем, что мы думаем. Мне было бы стыдно за себя, если бы я ни на что не реагировал, ничего не замечал и не декларировал того, во что верю.
— Как-то в интервью ты сказал, что Новая Зеландия — прекрасное место, полное таинств. Какую еще тайну, связанную с этой страной, ты хотел бы открыть?
— Если бы ты бывал там, то заметил бы, что там все так, как было 100 и 200 лет назад. Все зеленое, все цветет. В Великобритании этого нет. Все чисто. Там чувствуется, что есть какая-то надежда для общества. Это небольшая страна, в которой жителей миллиона три, но в 1985 году они взяли и сказали американскому ядерному ковбою, чтобы он забрал оттуда свое атомное оружие на х… У этой страны гораздо более крутые яйца, чем у всей ООН.
Есть здесь какая-то перспектива. Здесь можно жить по-другому. Чувствуется надежда. Есть достаточно средств для жизни, чистой воды, еды. Это безопасное место, чтобы жить и растить детей. Там, где я живу, только один полицейский, и ни у кого не болит голова — закрыты ли двери на замок. Там нет электричества. Если поймаешь четыре рыбины, а у кого-то есть овощи, то даешь ему пару рыбин, а он тебе овощей. И как тебе это?
Нам там нет нужды быть рабами экономии, думать о деньгах, чтобы вырваться из их нехватки. А может в этом и радость. KILLING JOKE — это стиль тамошней жизни. Может потому-то группа эта стала такой великой. Это нечто большее, чем группа, это образ мыслей. Если бы кого-то из нас не стало, остальные продолжили бы это дело. Традиция будет жить. Никогда не предадим идеи этой группы. Каждый из нас имеет высокий IQ, выше 160. В KJ есть архитекторы, композиторы, писатели. Все это в одной группе.
— Может, этим и объясняется ее большое влияние?
— По крайней мере, на меня. Я не мог бы играть ни в одной иной группе. Не могу постоянно думать о том, когда и какой издать следующий сингл, как одеться и сколько сраных экземпляров диска продалось. Ничего подобного меня не интересует. А что люблю, так это традицию KJ, концерты, которые совсем не церемониальны, а своего рода племенные собрания. На концерты приходят люди, способные мыслить не так, как все. Даже там, на концерте. И тогда они становятся сценой. Публика становится сценой, а сцена — публикой. Мы же становимся наподобие зеркала, в которое и ты можешь посмотреться. Там все может случиться.
— Когда пару лет назад тебя спросили о самой любимой и нелюбимой песне, ты ответил, что больше всего любишь гимн Новой Зеландии на языке маори, а самым нелюбимым оказался… гимн Новой Зеландии на английском. Знаю, что за исполнением новозеландского гимна на маори стоит определенная история, в которой ты сыграл совсем немалую роль. Может, прояснишь этот факт?
— Частично я ответственен за то, что появилась версия гимна Новой Зеландии на языке маори и введена в законодательство. Иначе ведь и быть не может, поскольку это страна маори. Это конституционное изменение с меня и началось, а если коротко — с матча за кубок мира по регби. Я тогда подговорил одного из активистов маори, чтобы спортсмены запели гимн страны на своем языке, а не по-английски. Потом через полгода были дебаты по этому вопросу в парламенте, и, наконец, юридически оформили, чтобы национальная атрибутика имела национальный характер.
— Надо ли понимать это так, что ты тоже можешь петь гимн на маори?
— Окстись. Я мучаюсь со своим английским, а ты еще хочешь, чтобы я мучился с языком маори (смеется).
— Jaz, когда много лет назад ты вместе с Джорди и Youth\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'ом создали эту группу, могли предвидеть, какое влияние она может оказать на множество групп, среди которых и MINISTRY, и METALLICA?
— Нет. Я, например, только знал, что получится нечто магическое, а что конкретно и до какой степени — это уж вряд ли. Успех — фантастическое дело. Главным образом он базируется на том, что кого-то притягивает твоя музыка, потом меняет его, так что он даже не стесняется признаться, что KJ оказал на него влияние. Теперь я вижу: да, на какое-то поколение музыкантов мы повлияли.
— Я рискнул бы утверждать, что даже на два поколения.
— Ну пусть ты будешь прав — пусть себе на два (смеется). Резон есть в твоих словах. Но я как-то запустил наш первый альбом своей девушке, и она сказала, что это отвратительная музыка (смеется).
— Ни фига себе?! Это же вполне толковый альбом.
— А вот представь себе, что ты запускаешь этот альбом кому-то, с кем собираешься жить (хотя бы некоторое время). У самого волосы зашевелятся, нет? (смеется)
— Лучше не будем продолжать эту тему, потому что не знаю твоей девушки и могу брякнуть что-нибудь не по делу.
— (смеется) Старик, у нас в Новой Зеландии такие страшные женщины, что ты и не представляешь. Разве что в темноте хороши (смеется).
— Комментировать не буду, поскольку в Новой Зеландии никогда не был.
— А если выберешься, возьми с собой пару подружек (смеется). Славянские девушки такие чудесные.
— Теперь о серьезных вещах. Ты показал свой класс как уважаемый вокалист, композитор, текстовик, играешь также на клавишных и на скрипке. Скажи мне, что является для тебя импульсом к написанию песен?
— Отвечу так: постарайся полностью забыть о музыке и старайся сделать свою жизнь настолько колоритной, насколько возможно. Влюбись, поезди по странам, о которых всегда мечтал, осуществляй свои мечты, живи. Потом остановись, выпей два бокальчика вина, сядь за фортепиано — и музыка сама из тебя пойдет (смеется). Это действительно так. Просто не надо об этом думать. Она обычно в тебе концентрируется, но не тормози ее: живи, пей, борись, люби.
— Передам этот рецепт другим музыкантам.
— Но дело ведь не в профессии. Помни, что артист — это тот, чьи голова и сердце зависят только от него. Им может быть каждый. У каждого есть какой-то дар, но жизнь давит, меняет эти способности. Но стоит пробовать. Хотя бы ради любви. И тогда победишь. Если о чем-то очень мечтаешь, то оно тут же отдаляется от тебя, а плюнешь на эти пустые мечты — бац, а оно приходит. Знаю, что звучит странно, но это правда. Делай то, что хочется. Если хочешь быть писателем, а окажешься в тюрьме, не переставай писать. пиши хоть на туалетной бумаге или даже на засранной стене. Импульс к творчеству не имеет ничего общего с желанием творчества. Тут ничего не попишешь.
— Ну что ж, Jaz, наш разговор заканчивается. Хотел бы задать последний вопрос: кто и почему дал тебе такую кличку — Jaz?
— Еще когда мне было десять лет, друзья всегда называли меня Jaz, потому что настоящее мое имя — Джереми — им почему-то не нравилось. Их устраивало лишь что-то односложное. Видимо, оттуда и появился этот Jaz, да так и прижилось.
— Вполне приличная кликуха, ведь и с музыкой ассоциируется, хоть и второго "z" не хватает — джаз.
— (смеется) Это второе "z" имеет мой менеджер. Как раз у него кличка Jazz. Люди нередко ошибаются из-за этого, обращаясь не к тому Джазу.
Конечно, дело вкуса относить музыку KJ к этому лозунгу реально, но бесспорным фактом есть то, что уже первый полноформатный альбом, названный попросту "KILLING JOKE" (1980) возбудил активный интерес. Это ведь в нем оказался знаменитый хит "Wait", который лет этак через …надцать в собственной версии на ЕР "Garage Days Re-Revisted" издала METALLICA.
Однако Джереми Коулман довольно часто переживал психические проблемы, неоднократно бывал на грани нервного срыва, из-за чего были перерывы в деятельности группы. К счастью, после нескольких лет молчания группа все-таки возрождалась. В ее составе появлялись другие музыканты, как, например, Пол Рэйвен (бас) или знаменитый Мартин Аткинс (ударные). В один из таких перерывов Коулман переехал из родной Англии в Новую Зеландию, где начал работать с Оклендским филармоническим оркестром, сделал для него классические аранжировки произведений PINK FLOYD, ROLLING STONES и DOORS. Но не забывал и о рок-музыке.
И вот по завершении последнего восьмилетнего перерыва, начавшегося с момента выпуска альбома "Democracy", KJ снова возвращается. Новый альбом снова озаглавлен, как и дебютник, — "KILLING JOKE". Вышел он в середине этого лета. На европейских промо-трассах мы и отловили Джереми Jaz Коулмана, который оказался очень веселым человеком и весьма интересно подал жизненные факты своей группы, живой легенды альтернативного рока.
— Начнем с новейшего альбома. Почему он называется как и первый ваш диск? Надеюсь, это не означает закрытие определенного раздела или еще чего похуже?
— Нет-нет, ничего подобного. Я, конечно, мог бы ответить на этот вопрос весьма просто: дескать, никогда ведь не знаешь, когда умрешь. Но пока я полон решимости продолжать играть в KILLING JOKE. А насчет названия… Может, и следующий диск назовем точно так же. Все сводится к тому, что эти два слова говорят всё — killing joke (убийственная шутка). Когда мы начинали как группа, когда записывали первый альбом, эти слова отражали уровень нашего отчаяния. Было такое чувство, словно идешь на битву, когда знаешь, что будешь убит, а тебя просто обманом вовлекли в это дело. Так вот сегодня KILLING JOKE — это прежде всего смех, который победит любой страх.
— В записи альбома принимал участие Дэйв Грол, не так ли?
— Он больший фэн KILLING JOKE, чем я (смеется). Во всяком случае, слушает это больше, чем я. С FOO FIGHTERS я всегда под конец концерта играл 2-3 вещи. Бывало, случалось и так, что мы встречались с ним только в суде, ведь NIRVANA, как ты знаешь, украла у нас кусок из "Eighties" и переименовала в "Come As You Are". Но когда случилось самоубийство Курта Кобэйна, я отказался от всяких судебных притязаний. А остальное — это уже история.
— А кроме тебя и Дэйва кто еще участвовал в записи?
— Джорди, с которым я работаю уже 25 лет, ну и Youth. Короче, те самые дружки. Как видишь, ничего не изменилось (смеется).
— Записывали все эти десять треков в Новой Зеландии, в твоей домашней студии?
— Да ну… Все записано в Лондоне. Я ненавижу Англию и вообще Великобританию, но записывать там диски хорошо, потому что есть на что обозлиться. Это как раз классно для творчества KJ. Может быть, потому-то никто еще не пригласил нас на концерты в карибские страны, но зато нет проблем с приглашениями в какой-нибудь хренов Дрезден (смеется). В Лондоне есть студия, которую мы можем использовать, когда только захотим. С этой точки зрения давление ситуации (это насчет качества алмаза) было немного поменьше, мы даже свободно выбирали время, когда хотим записываться.
— Jaz, уже лет восемь прошло с издания альбома "Democracy". Когда ты решил, что хочешь сделать очередной альбом KJ и, собственно, зачем? Насколько мне известно, ты ведь уже достиг неплохих успехов в классической музыке. Так вот зачем тебе это?
— Мне нужен KJ. Когда меня переполняют гнев, ненависть, когда мой организм отравлен такими чувствами, вызванными бардаком в мире, тогда мне очень нужен KJ. Эта группа служит мне катарсисом, благодаря которому я очищаюсь, становлюсь лучшим человеком. Классическая музыка для меня является воплощением желаемой действительности. Заметь, ведь ни на одном из альбомом KJ нет песен о любви (смеется).
— Раз уж речь зашла о песнях, то в произведении "Total Invasion" есть разговорный фрагмент. Он специально сделан в студии для этого альбома или откуда-то взят?
— В оригинале это были слова девушки, когда ее отца, протестующего против своего правительства, пристрелил ЦРУшник. Поскольку оригинальная запись не соответствовала качеству, мы ее переписали.
— Для меня ваш новый альбом — это объединение того, что вы играли в 80-х годах, с тем, что было на дисках 90-х. Вы действительно планировали такую комбинацию перед приходом в студию?
— Когда мы готовим материал, ничего подобного и в голову не приходит. Все диктуется естественными ощущениями. В моей голове из готовенького только темп и начальные идеи того, что хочу из себя выбросить. И больше никакого анализа. Мы просто встречаемся, и из этого что-то родится. Все зависит от того, какое настроение в группе. Даже от половых связей многое зависит. А ты не думал, что какая-нибудь женщина может кардинально поменять настроение в группе, а значит, и саму музыку? Так что мы просто собираемся вместе и что-то происходит. Что-то исключительное.
— Ты вот сказал, Jaz, что музыка KJ для тебя как катарсис. Но ведь это еще и твой способ реакции на все эти отрицательные эмоции, вызванные официозом?
— Конечно. Вот смотри: мы ведь все даем себе отчет, что демократия полна разных абсурдов. Зная, что люди из правительственных сфер — это только слуги общества, мы позволяем им обманывать себя на каждом шагу. А они ведь социопаты, действующие с явно злыми намерениями. Мы все знаем и понимаем, но слишком уставшие и оболваненные, чтобы предпринять какие-то действия. Вот так и растет большое зло. Потому что никто ничего не делает.
Не думаю, что мой подход к жизни хорош для карьеры (смеется). Если ты берешься, например, критиковать администрацию Буша, на твоем пути сразу возникают проблемы. Так что мы должны были сделать этот альбом, т.к. он был нужен обществу, а мы — радикальная и острая группа. То, о чем мы поем, является тем, что мы думаем. Мне было бы стыдно за себя, если бы я ни на что не реагировал, ничего не замечал и не декларировал того, во что верю.
— Как-то в интервью ты сказал, что Новая Зеландия — прекрасное место, полное таинств. Какую еще тайну, связанную с этой страной, ты хотел бы открыть?
— Если бы ты бывал там, то заметил бы, что там все так, как было 100 и 200 лет назад. Все зеленое, все цветет. В Великобритании этого нет. Все чисто. Там чувствуется, что есть какая-то надежда для общества. Это небольшая страна, в которой жителей миллиона три, но в 1985 году они взяли и сказали американскому ядерному ковбою, чтобы он забрал оттуда свое атомное оружие на х… У этой страны гораздо более крутые яйца, чем у всей ООН.
Есть здесь какая-то перспектива. Здесь можно жить по-другому. Чувствуется надежда. Есть достаточно средств для жизни, чистой воды, еды. Это безопасное место, чтобы жить и растить детей. Там, где я живу, только один полицейский, и ни у кого не болит голова — закрыты ли двери на замок. Там нет электричества. Если поймаешь четыре рыбины, а у кого-то есть овощи, то даешь ему пару рыбин, а он тебе овощей. И как тебе это?
Нам там нет нужды быть рабами экономии, думать о деньгах, чтобы вырваться из их нехватки. А может в этом и радость. KILLING JOKE — это стиль тамошней жизни. Может потому-то группа эта стала такой великой. Это нечто большее, чем группа, это образ мыслей. Если бы кого-то из нас не стало, остальные продолжили бы это дело. Традиция будет жить. Никогда не предадим идеи этой группы. Каждый из нас имеет высокий IQ, выше 160. В KJ есть архитекторы, композиторы, писатели. Все это в одной группе.
— Может, этим и объясняется ее большое влияние?
— По крайней мере, на меня. Я не мог бы играть ни в одной иной группе. Не могу постоянно думать о том, когда и какой издать следующий сингл, как одеться и сколько сраных экземпляров диска продалось. Ничего подобного меня не интересует. А что люблю, так это традицию KJ, концерты, которые совсем не церемониальны, а своего рода племенные собрания. На концерты приходят люди, способные мыслить не так, как все. Даже там, на концерте. И тогда они становятся сценой. Публика становится сценой, а сцена — публикой. Мы же становимся наподобие зеркала, в которое и ты можешь посмотреться. Там все может случиться.
— Когда пару лет назад тебя спросили о самой любимой и нелюбимой песне, ты ответил, что больше всего любишь гимн Новой Зеландии на языке маори, а самым нелюбимым оказался… гимн Новой Зеландии на английском. Знаю, что за исполнением новозеландского гимна на маори стоит определенная история, в которой ты сыграл совсем немалую роль. Может, прояснишь этот факт?
— Частично я ответственен за то, что появилась версия гимна Новой Зеландии на языке маори и введена в законодательство. Иначе ведь и быть не может, поскольку это страна маори. Это конституционное изменение с меня и началось, а если коротко — с матча за кубок мира по регби. Я тогда подговорил одного из активистов маори, чтобы спортсмены запели гимн страны на своем языке, а не по-английски. Потом через полгода были дебаты по этому вопросу в парламенте, и, наконец, юридически оформили, чтобы национальная атрибутика имела национальный характер.
— Надо ли понимать это так, что ты тоже можешь петь гимн на маори?
— Окстись. Я мучаюсь со своим английским, а ты еще хочешь, чтобы я мучился с языком маори (смеется).
— Jaz, когда много лет назад ты вместе с Джорди и Youth\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'ом создали эту группу, могли предвидеть, какое влияние она может оказать на множество групп, среди которых и MINISTRY, и METALLICA?
— Нет. Я, например, только знал, что получится нечто магическое, а что конкретно и до какой степени — это уж вряд ли. Успех — фантастическое дело. Главным образом он базируется на том, что кого-то притягивает твоя музыка, потом меняет его, так что он даже не стесняется признаться, что KJ оказал на него влияние. Теперь я вижу: да, на какое-то поколение музыкантов мы повлияли.
— Я рискнул бы утверждать, что даже на два поколения.
— Ну пусть ты будешь прав — пусть себе на два (смеется). Резон есть в твоих словах. Но я как-то запустил наш первый альбом своей девушке, и она сказала, что это отвратительная музыка (смеется).
— Ни фига себе?! Это же вполне толковый альбом.
— А вот представь себе, что ты запускаешь этот альбом кому-то, с кем собираешься жить (хотя бы некоторое время). У самого волосы зашевелятся, нет? (смеется)
— Лучше не будем продолжать эту тему, потому что не знаю твоей девушки и могу брякнуть что-нибудь не по делу.
— (смеется) Старик, у нас в Новой Зеландии такие страшные женщины, что ты и не представляешь. Разве что в темноте хороши (смеется).
— Комментировать не буду, поскольку в Новой Зеландии никогда не был.
— А если выберешься, возьми с собой пару подружек (смеется). Славянские девушки такие чудесные.
— Теперь о серьезных вещах. Ты показал свой класс как уважаемый вокалист, композитор, текстовик, играешь также на клавишных и на скрипке. Скажи мне, что является для тебя импульсом к написанию песен?
— Отвечу так: постарайся полностью забыть о музыке и старайся сделать свою жизнь настолько колоритной, насколько возможно. Влюбись, поезди по странам, о которых всегда мечтал, осуществляй свои мечты, живи. Потом остановись, выпей два бокальчика вина, сядь за фортепиано — и музыка сама из тебя пойдет (смеется). Это действительно так. Просто не надо об этом думать. Она обычно в тебе концентрируется, но не тормози ее: живи, пей, борись, люби.
— Передам этот рецепт другим музыкантам.
— Но дело ведь не в профессии. Помни, что артист — это тот, чьи голова и сердце зависят только от него. Им может быть каждый. У каждого есть какой-то дар, но жизнь давит, меняет эти способности. Но стоит пробовать. Хотя бы ради любви. И тогда победишь. Если о чем-то очень мечтаешь, то оно тут же отдаляется от тебя, а плюнешь на эти пустые мечты — бац, а оно приходит. Знаю, что звучит странно, но это правда. Делай то, что хочется. Если хочешь быть писателем, а окажешься в тюрьме, не переставай писать. пиши хоть на туалетной бумаге или даже на засранной стене. Импульс к творчеству не имеет ничего общего с желанием творчества. Тут ничего не попишешь.
— Ну что ж, Jaz, наш разговор заканчивается. Хотел бы задать последний вопрос: кто и почему дал тебе такую кличку — Jaz?
— Еще когда мне было десять лет, друзья всегда называли меня Jaz, потому что настоящее мое имя — Джереми — им почему-то не нравилось. Их устраивало лишь что-то односложное. Видимо, оттуда и появился этот Jaz, да так и прижилось.
— Вполне приличная кликуха, ведь и с музыкой ассоциируется, хоть и второго "z" не хватает — джаз.
— (смеется) Это второе "z" имеет мой менеджер. Как раз у него кличка Jazz. Люди нередко ошибаются из-за этого, обращаясь не к тому Джазу.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 17 за 2003 год в рубрике музыкальная газета