Гребенщиков, Борис Борис Гребенщиков: “Песни, спетые вчера, к сегодняшнему дню не относятся”
На презентацию нового альбома АКВАРИУМА "Песни рыбака" в питерский ДК Ленсовета пришло много благодарных слушателей, прежние поклонники перекочевали с одной программы в другую. В течение двух дней был аншлаг и за кулисами мелькали самые разные персонажи: Максим Леонидов, Саша Васильев с женой Александрой, DEADУШКИ, Настя Полева с Егором Белкиным, музыканты из TEQUILAJAZZZ и MARKSCHEIDER KUNST и наверняка кто-то еще. Назло модному теперь скептицизму в отношении "краснознаменного коллектива", новый альбом АКВАРИУМА, записанный Гребенщиковым в Индии, получился очень хорошим, хоть и неожиданно мэйнстримовым, но снова оригинальным. Борис Борисович в очередной раз пошел новыми путями, хотя ему они все наверняка известны.
Накануне, прочитав в Интернете несколько статей об АКВАРИУМЕ, я сделала вывод о том, что это коллектив, у которого, как у монастыря, свой устав, против которого не попрешь... Собственно Борис Гребенщиков каждый раз своей неизменной ироничностью, граничащей с игривой непосредственностью или с сухой циничностью, именно это и доказывает.
— Вы из "Музыкальной газеты", да? АКВАРИУМ слушает только японский авангард и ничего больше. Особенно Мука Ямамото.
— Это родственник Хиро Ямагаты?
— Я думаю, что это псевдоним. Но Мук Ямамото — это главный человек в современной жизни.
— Можно узнать, как вы отметили трехсотлетие родного города?
— Оу... ну как... Мы устроили лазерное шоу, потом мы собрали президентов, потом что-то мы еще делали такое. Дали Церетели на памятник коту, он будет 74 метра высотой, у него в глазах будут маяки, а в животе столовая.
— В общем, вам понравилось?
— Мы замечательно провели это время.
— Вы собирались записывать новый альбом в Америке с американскими музыкантами, вам не удалось это сделать?
— Нет, этот слух мы запустили специально, чтобы сбить с толку беспокойных поклонников. Мы записывали его целиком в Индии. Мы уехали в Ашрам к великому гуру и сидели у его ног, принимали его указания, он продиктовал все тексты практически, нам оставалась только перевести. Приятно то, что мы работали с выдающимися музыкантами.
— Некоторые из ваших коллег по сцене огорчаются по поводу того, что ни одна из российских групп не получила известности на мировом уровне...
— Это абсолютно бессмысленно, это могло удастся только группе ТАТУ, и мы сразу ставили на них очень большие ставки, и выиграли. Мы ставили 18 к 2.
— Но альбом в Америке вы все-таки выпустили?
— Это хобби. Это просто чтобы не застаиваться. Мы в Америке, в Антарктиде выпускаем такие альбомы, правда, в четырех экземплярах только, но зато Жан-Мишель Жарр заплатил за один 18 миллионов евро... по-моему, я не помню точно, это без меня происходило.
— Музыканты, которые играют на скрипках, — это новое лицо АКВАРИУМА?
— Да новое лицо АКВАРИУМА будет еще не то! У нас к осени будут два симфонических оркестра, духовой оркестр и... я не буду все сейчас выдавать. Еще мы всех в октябре посвящаем в Брахмы, специально поедим в Аранас. И тогда начнется просто светопреставление, такого еще никто не видел.
— А чего-нибудь рок-н-ролльного неужели уже больше не сделаете?
— Сейчас мы поставили себе другую цель, мы пытаемся интегрировать много "живых" инструментов в песнях, где раньше принято было просто насажать компьютерных сэмплов и все. Но с моей точки зрения, струнный квинтет звучит реально и по-настоящему, а сэмплы звучат... как сэмплы, они картонные. Опять таки печальная тенденция русской музыки — экономить. Зачем нам струнный оркестр, когда можно сэмплы запустить..? Это очень печально. Поэтому у нас на сцене, кроме шести человек группы, еще одиннадцать, и будет еще больше.
— Вы и в дальнейшем будете выпускать по альбому в год или когда-то все же остановитесь, потому что ни в одном вашем концерте нет места всем песням, которые хотели бы услышать поклонники?
— Нет, мы никогда не остановимся. Потому что песни, спетые вчера, к сегодняшнему дню больше не относятся. Мы все время должны писать новые песни, чтобы быть в ногу со временем.
— У вас на сцене сейчас очень странные предметы находятся. Где вы их взяли?
— Это представители барнаульского шаманизма...
— Я имею в виду статуи и вазы...
— А статуи... это тоже представители барнаульского шаманизма, только окаменевшие.
— У вас проходили большие гастроли по бывшему СССР...
— Мы сыграли несколько концертов в Москве, чуть-чуть в Беларуси, на Украине, Прибалтике и в Калининграде. Сейчас две северные российские столицы: Петербург и Петрозаводск, — после чего мы уезжаем в Германию. В Америке в прошлом году были три раза, потому что на нас что-то очень большой спрос там. А в этом году я только один раз туда заезжал, мне нужно было фильм посмотреть срочно.
— Вы хотите работать с зарубежными музыкантами?
— Нет, у меня есть потребность работать с музыкантами высокого класса. Поскольку многие музыканты высокого класса в России не живут, приходится иногда выезжать.
— Неужели в России так плохо с музыкантами?
— Вы знаете, к сожалению, в России не так хорошо с музыкантами, как можно было бы предположить. В России нет условий для того, чтобы музыканты хотели совершенствоваться. В России каждый сверчок хочет быть главным в своей деревне. И справедливо предполагает, что лучше ему дальше не высовываться. А в своей деревне он может позволить себе все что угодно. И поэтому музыка у нас на неандертальском уровне. Фраза, конечно, неуклюжая, но, в принципе, так оно и есть. Потому что у нас искусство игры на инструментах в основном на уровне каменного века. И никому в голову не приходит, что нужно совершенствоваться. Мы пытаемся.
— Чьи песни будут звучать лет через двадцать-тридцать?
— Это неважно. Потому что песни — это лекарство сегодняшнего дня. Самые лучшие песни могут засветиться сегодня, оказать свое действие и быть забытыми завтра. Но если они окажут воздействие сегодня, значит, они сыграли свою роль.
— Вас не огорчает, что современная музыка очень временна, стили и направления сменяют друг друга с неимоверной скоростью?
— Наша жизнь тоже временная. Музыка соответствует жизни, мы же все умираем.
— Какую последнюю книжку вы прочитали, и вообще, вы много сейчас читаете?
— Когда как, волнами... Хороший вопрос, нужно вспомнить... Последнее, что я читал, одновременно были Michael Moorcock и комментарии к сутрам. Было одновременно четыре книги.
— "Песни рыбака" — наверное, самый форматный альбом АКВАРИУМА, многие песни оттуда могут звучать везде...
— Хорошая музыка общеформатна. Это не значит, что мы завтра не запишем авангардный альбом, который вообще никто не сможет слушать. Например, состоящий из композиций по шесть минут только из бэка. Если мы это сделаем, то мы это сделаем. BEATLES вполне форматны, Глен Миллер вполне форматен.
— Меня очень удивило — я прочитала в Интернете, — что вы терпеть не можете андерграунд, это правда..?
— Как вам сказать... Дело в том, что очень часто под понятием "андерграунд" маскируются люди, которые ничего делать не умеют, не хотят учиться, и их не интересует — хорошо у них получается или плохо, потому что им достаточно просто молотить, и все. Если это называется андерграунд, тогда я против такого андерграунда. А если андерграундом называется странная неформатная и экспериментальная музыка, то я целиком за. Потому что без этого не будет продолжения хорошей массовой музыки. У нас сейчас в России страшно печальная ситуация: помимо чудовищно дурного вкуса, люди забыли о том, что есть еще и экспериментальная музыка, а именно за счет нее кормится популярная музыка.
— В Питере многие музыканты сейчас очень сильно этим "увлеклись"...
— Я не патриот в смысле музыки, потому что музыка для меня и есть родина. География — это приложение. Но дело в том, когда человек искренне хочет сделать что-то, чего до сих пор не делалось, тогда это может только приветствоваться. Дай бог, чтобы у нас что-то такое получилось наконец, в России и в Петербурге. Пока я такого не слышал. То, что я слышал, это третьесортные перепевы того, что было сделано на Западе пятнадцать лет назад. А когда это пройдет и люди будут искренне делать что-то свое, и что-то новое, без желания продаваться и просто из желания посвятить эту музыку Богу и сделать ее по-человечески... А пока — дележ наркотиков бесконечный и оружия...
— Песня "Человек из Кемерова" в самом деле с каким-то политическим подтекстом или это только домыслы?
— Я не имею права раскрывать эту тайну, потому что тогда я повлияю на людей, которые слушают эту песню. Моя точка зрения, что человек должен сам решить, о чем эта песня, потому что... потому что это их песня, а не моя. Я ее написал, записал, и теперь она их, ваша, и каждый должен делать с ней то, что хочет. Принцип свободы.
— Когда я видела ваши последние интервью по телевидению, читала, показалось, что вы ТАК агрессивно относитесь к журналистам сегодня, чего раньше не было, тому были какие-то причины..?
— Что вы?? Когда? Я никогда... Я журналистов люблю больше всего на свете... Это когда же я агрессивно относился к журналистам?? Журналисты — это для меня святое. Ну разве я агрессивен, скажите?? Это слухи...
Накануне, прочитав в Интернете несколько статей об АКВАРИУМЕ, я сделала вывод о том, что это коллектив, у которого, как у монастыря, свой устав, против которого не попрешь... Собственно Борис Гребенщиков каждый раз своей неизменной ироничностью, граничащей с игривой непосредственностью или с сухой циничностью, именно это и доказывает.
— Вы из "Музыкальной газеты", да? АКВАРИУМ слушает только японский авангард и ничего больше. Особенно Мука Ямамото.
— Это родственник Хиро Ямагаты?
— Я думаю, что это псевдоним. Но Мук Ямамото — это главный человек в современной жизни.
— Можно узнать, как вы отметили трехсотлетие родного города?
— Оу... ну как... Мы устроили лазерное шоу, потом мы собрали президентов, потом что-то мы еще делали такое. Дали Церетели на памятник коту, он будет 74 метра высотой, у него в глазах будут маяки, а в животе столовая.
— В общем, вам понравилось?
— Мы замечательно провели это время.
— Вы собирались записывать новый альбом в Америке с американскими музыкантами, вам не удалось это сделать?
— Нет, этот слух мы запустили специально, чтобы сбить с толку беспокойных поклонников. Мы записывали его целиком в Индии. Мы уехали в Ашрам к великому гуру и сидели у его ног, принимали его указания, он продиктовал все тексты практически, нам оставалась только перевести. Приятно то, что мы работали с выдающимися музыкантами.
— Некоторые из ваших коллег по сцене огорчаются по поводу того, что ни одна из российских групп не получила известности на мировом уровне...
— Это абсолютно бессмысленно, это могло удастся только группе ТАТУ, и мы сразу ставили на них очень большие ставки, и выиграли. Мы ставили 18 к 2.
— Но альбом в Америке вы все-таки выпустили?
— Это хобби. Это просто чтобы не застаиваться. Мы в Америке, в Антарктиде выпускаем такие альбомы, правда, в четырех экземплярах только, но зато Жан-Мишель Жарр заплатил за один 18 миллионов евро... по-моему, я не помню точно, это без меня происходило.
— Музыканты, которые играют на скрипках, — это новое лицо АКВАРИУМА?
— Да новое лицо АКВАРИУМА будет еще не то! У нас к осени будут два симфонических оркестра, духовой оркестр и... я не буду все сейчас выдавать. Еще мы всех в октябре посвящаем в Брахмы, специально поедим в Аранас. И тогда начнется просто светопреставление, такого еще никто не видел.
— А чего-нибудь рок-н-ролльного неужели уже больше не сделаете?
— Сейчас мы поставили себе другую цель, мы пытаемся интегрировать много "живых" инструментов в песнях, где раньше принято было просто насажать компьютерных сэмплов и все. Но с моей точки зрения, струнный квинтет звучит реально и по-настоящему, а сэмплы звучат... как сэмплы, они картонные. Опять таки печальная тенденция русской музыки — экономить. Зачем нам струнный оркестр, когда можно сэмплы запустить..? Это очень печально. Поэтому у нас на сцене, кроме шести человек группы, еще одиннадцать, и будет еще больше.
— Вы и в дальнейшем будете выпускать по альбому в год или когда-то все же остановитесь, потому что ни в одном вашем концерте нет места всем песням, которые хотели бы услышать поклонники?
— Нет, мы никогда не остановимся. Потому что песни, спетые вчера, к сегодняшнему дню больше не относятся. Мы все время должны писать новые песни, чтобы быть в ногу со временем.
— У вас на сцене сейчас очень странные предметы находятся. Где вы их взяли?
— Это представители барнаульского шаманизма...
— Я имею в виду статуи и вазы...
— А статуи... это тоже представители барнаульского шаманизма, только окаменевшие.
— У вас проходили большие гастроли по бывшему СССР...
— Мы сыграли несколько концертов в Москве, чуть-чуть в Беларуси, на Украине, Прибалтике и в Калининграде. Сейчас две северные российские столицы: Петербург и Петрозаводск, — после чего мы уезжаем в Германию. В Америке в прошлом году были три раза, потому что на нас что-то очень большой спрос там. А в этом году я только один раз туда заезжал, мне нужно было фильм посмотреть срочно.
— Вы хотите работать с зарубежными музыкантами?
— Нет, у меня есть потребность работать с музыкантами высокого класса. Поскольку многие музыканты высокого класса в России не живут, приходится иногда выезжать.
— Неужели в России так плохо с музыкантами?
— Вы знаете, к сожалению, в России не так хорошо с музыкантами, как можно было бы предположить. В России нет условий для того, чтобы музыканты хотели совершенствоваться. В России каждый сверчок хочет быть главным в своей деревне. И справедливо предполагает, что лучше ему дальше не высовываться. А в своей деревне он может позволить себе все что угодно. И поэтому музыка у нас на неандертальском уровне. Фраза, конечно, неуклюжая, но, в принципе, так оно и есть. Потому что у нас искусство игры на инструментах в основном на уровне каменного века. И никому в голову не приходит, что нужно совершенствоваться. Мы пытаемся.
— Чьи песни будут звучать лет через двадцать-тридцать?
— Это неважно. Потому что песни — это лекарство сегодняшнего дня. Самые лучшие песни могут засветиться сегодня, оказать свое действие и быть забытыми завтра. Но если они окажут воздействие сегодня, значит, они сыграли свою роль.
— Вас не огорчает, что современная музыка очень временна, стили и направления сменяют друг друга с неимоверной скоростью?
— Наша жизнь тоже временная. Музыка соответствует жизни, мы же все умираем.
— Какую последнюю книжку вы прочитали, и вообще, вы много сейчас читаете?
— Когда как, волнами... Хороший вопрос, нужно вспомнить... Последнее, что я читал, одновременно были Michael Moorcock и комментарии к сутрам. Было одновременно четыре книги.
— "Песни рыбака" — наверное, самый форматный альбом АКВАРИУМА, многие песни оттуда могут звучать везде...
— Хорошая музыка общеформатна. Это не значит, что мы завтра не запишем авангардный альбом, который вообще никто не сможет слушать. Например, состоящий из композиций по шесть минут только из бэка. Если мы это сделаем, то мы это сделаем. BEATLES вполне форматны, Глен Миллер вполне форматен.
— Меня очень удивило — я прочитала в Интернете, — что вы терпеть не можете андерграунд, это правда..?
— Как вам сказать... Дело в том, что очень часто под понятием "андерграунд" маскируются люди, которые ничего делать не умеют, не хотят учиться, и их не интересует — хорошо у них получается или плохо, потому что им достаточно просто молотить, и все. Если это называется андерграунд, тогда я против такого андерграунда. А если андерграундом называется странная неформатная и экспериментальная музыка, то я целиком за. Потому что без этого не будет продолжения хорошей массовой музыки. У нас сейчас в России страшно печальная ситуация: помимо чудовищно дурного вкуса, люди забыли о том, что есть еще и экспериментальная музыка, а именно за счет нее кормится популярная музыка.
— В Питере многие музыканты сейчас очень сильно этим "увлеклись"...
— Я не патриот в смысле музыки, потому что музыка для меня и есть родина. География — это приложение. Но дело в том, когда человек искренне хочет сделать что-то, чего до сих пор не делалось, тогда это может только приветствоваться. Дай бог, чтобы у нас что-то такое получилось наконец, в России и в Петербурге. Пока я такого не слышал. То, что я слышал, это третьесортные перепевы того, что было сделано на Западе пятнадцать лет назад. А когда это пройдет и люди будут искренне делать что-то свое, и что-то новое, без желания продаваться и просто из желания посвятить эту музыку Богу и сделать ее по-человечески... А пока — дележ наркотиков бесконечный и оружия...
— Песня "Человек из Кемерова" в самом деле с каким-то политическим подтекстом или это только домыслы?
— Я не имею права раскрывать эту тайну, потому что тогда я повлияю на людей, которые слушают эту песню. Моя точка зрения, что человек должен сам решить, о чем эта песня, потому что... потому что это их песня, а не моя. Я ее написал, записал, и теперь она их, ваша, и каждый должен делать с ней то, что хочет. Принцип свободы.
— Когда я видела ваши последние интервью по телевидению, читала, показалось, что вы ТАК агрессивно относитесь к журналистам сегодня, чего раньше не было, тому были какие-то причины..?
— Что вы?? Когда? Я никогда... Я журналистов люблю больше всего на свете... Это когда же я агрессивно относился к журналистам?? Журналисты — это для меня святое. Ну разве я агрессивен, скажите?? Это слухи...
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 14 за 2003 год в рубрике музыкальная газета