Gogol Bordello Гоголь, секс и рок-н-ролл
Однажды Гоголь закопал в саду живую кошку — она была скользкая, вертляво-мягкая и тошнотворная, ему было параноидально и плохо, вот он ее и закопал. Об этом потом еще Набоков писал много — якобы, от этого все проблемы и сожженный второй том, — а где та кошка зарыта, никто не знает. Нью-Йоркская группа GOGOL BORDELLO кошек не закапывает, но мир уже потрясла. Эстетствующим украинофилам это должно быть очень приятно — и так выбирайте что угодно, от ОКЕАНА и ВВ до днепропетровского ГРУЗОВИКА и харьковской 5\\\\\\'NIZZ\\\\\\'ы, а тут еще один предмет культа — настоящий, сметающий все на своем пути.
Вначале это была какая-то мифическая группа, о которой все говорили, но которой никто не слышал. "Наконец-то у Украины появилась своя национальная гордость!" — восхищенно вопил журнал "НАШ" (Днепропетровск, Киев, "смесь высокой культуры и дурного вкуса"). "Знаешь такую группу — GOGOL BORDELLO? Их диск вообще вышел только в Нью-Йорке, мне его прислали", — это уже среди личных знакомств, диск действительно попахивает заокеанщиной, на нем записан одухотворенный цыганский балаган с безумными психо-фолк-напевами на трогательно корявом английском с вкраплениями украинских и русских фраз. Когда выяснилось, что после участия в датском фестивале "Roskilde" украинская легенда решила наконец-то выступить в родном Киеве (первый раз в истории — то ли собственной, то ли украинской), пришлось снаряжать экспедицию.
Юджин Хутц — действительно из Киева (на самом деле он — Евгений Гудзь). Пусть по его внешности скорей представляется, что это — оживший персонаж Кустурицы а-ля детдомовский югославский мальчик, который вырос с мыслью "стану большим и разорву этот мир к хренам". Еще он похож на кого-то из фильма "Подполье" и на того чувака из "Времени цыган", который снес с бабушкиного дома крышу и сожрал индюка, которому цыганский мальчик играл на аккордеоне итальянские песенки. Изначально это был обычный украинский хлопчик, слегка помешанный на хорошей музыке, правда, не фолке, а всякой ерунде — EINSTURZENDE NEUBAUTEN, SUICIDE, прочем индастриэле и еще каком-то музыкальном мусоре. Дальше было еще страшнее. Вы не поверите, но в конце 80-х в Киеве выступали SONIC YOUTH. Я не знаю, кто там после этого живой остался, но маленький Женечка окончательно слетел с катушек и слинял в Европу. Там скитался бродячим менестрелем по туристическим маршрутам с гитарой и случайными попутчиками, набирался мудрости у странствующих музыкантов и живописных бомжей, прибивался к местным таборам (фактов нет, но уверена, что так и было), играл на площадях и наблюдал. Классическая трогательная история о мудром юном наблюдателе, который расхватал жестокий грохочущий мир на внятные цитаты, чтобы сложить из них еще один вариант музыкальной Вселенной (не зря GOGOL BORDELLO похожи практически на все и одновременно это все радостно разрывают в пух, прах и осколки). Оркестры, группы, бесценный опыт (хотя мне опять же нравится история о детдомовском югославском мальчике, на которого случайно Господь чихнул — и стал мальчик язык зверей понимать, с птицами о Прусте разговаривать и на гитаре играть, как цыганский Эрик Клэптон — благословение, чудо, объяснимо и понятно). В конце концов он оказался в Нью-Йорке. Играл хардкор-панк "с всевозможными приступами восточно-европейского бреда" (это из интервью уже упомянутому здесь журналу). Потом, когда надоело, прошвырнулся по местной диаспоре и нашел кучку красавцев, которые и явили собой GOGOL BORDELLO — был тогда 1999-й год. Гоголь — потому что великий украинский писатель и сокровищница мирового сюрреализма (а еще Гоголь как-то закопал в саду живую кошку, потому что она была скользкая и его тошнило — об этом еще Набоков писал потом). "Бордель" — это тоже понятно — вы их на сцене видели? (Кстати, когда они выступали в Праге, решили назваться KAFKA WHOREHOUSE — у чехов потом еще полгода была истерика при упоминании чего угодно нью-йоркского или украинского — нельзя так с ихним Кафкой-то.) Состав подобрался качественный — скрипач Сергей Рябцев из Москвы (почему-то похожий на Яна Андерсона), кабарэ-дуэт неведомо откуда (две раздолбаистые девахи, которым бы сам Мэрилин Менсон обзавидовался), саксофонист из Израиля, оттуда же гитарист (тезки, кстати, — Ори и Орен Каплан соответственно), плюс аккордеонист Юрий Лемешев из Сахалина (с совершенно зэковской хитрой рожей, широченной души человечище) и настоящий американец за барабанами, спокойный и ритмичный, как метроном.
Нью-Йорк отдался очень быстро и без особых уговоров. Вначале в приличные клубы украинцев не пускали (пусть они вели себя хорошо и пели на разрывающем уши английском, старательно проговаривая всякую печатную букву), ибо разгром мебели, разрыв сердца и традиций, битая посуда и морды, и офигевающая диаспора, переворачивающая мебель от волнения. Потом местная пресса обозвала это смесью панка, кабаре, цыганщины, славянского фолка и ска и начала ходить вокруг Хутца с добрыми улыбками — интересное, забавное, безумное существо — такое у них по улицам ходило только в те времена, когда молодые STOOGES по нью-йорским катакомбам колбасились. Хутц-Гудзь со товарищи только усмехались — они хотели быть как Гоголь, который протаскивал в великую русскую литературу украинские словца (случайненько так вбрасывал в безбрежные потоки великого и могучего какое-нибудь местное арго аль просто нечто фольклорное, непереводимое, подрыв устоев и подкоп под самое сокровенное), типа он был первым антиглобалистом от литературы, стирателем этнических границ. То же самое происходило и с группой — в песне на английском появлялась строчка: "Серебряные зайцы там водят хоровод", кавер на "Звезду Хулиганьетту" с равным сочетанием русских и английских слов, цитаты из украинского народного (песня "Смаркач", к примеру), мультикультурность и интеллект. Дальше — раскадровка — концерт в Центральном парке вместе с Ману Чао, выступление в главном музее города на открытии выставки, награждение за вклад в развитие американской культуры (оказывается, в американской культуре не хватало украинского фолка, что ли), Хутц на обложке, Хутц в "Rolling Stone", Хутц лениво обнимается с Ямамото, первый альбом продюсирует дядька, который играл с Ником Кейвом, второй альбом (\\\\\\'\\\\\\'Multi Kontra Culti Vs. Irony\\\\\\'\\\\\\') раскупается мгновенно, третий будет продюсировать еще более крутой дядька (U2, Боб Марли и еще что-то — Крис Блэкуэлл дядьку зовут), гастроли по Штатам и Европе, mama diaspora, papa — GOGOL BORDELLO, да здравствует антиглобализм — и, наконец, концерт в Киеве. Высшая точка, момент катарсиса.
...Киев начинается с дождя, пустынного утреннего Крещатика и божественно удивительных аборигенов. Клуб "Утюги" — в здании заброшенного, как показалось, завода, в одном из самых гигантских цехов под потолком. Из стены торчит кусок самолета, два огромных помещения, забитых людьми и музыкой, чилл-аута нет и крыша плавится. Кажется, кругом собралась вся киевская арт-богема — это явно очень знаковое событие. Рассказывают, что тут раньше был другой клуб — все было заставлено механизмами и машинами, а с двух сторон от сцены стояло два настоящих стареньких автобуса: в одном был чилл-аут, а в другом можно было спать и заниматься развратом — там была куча всяких подушек, одеял и интимная атмосфера. Теперь — просто два голых цеха с цепями, арматурой, высоченной громадой потолка и небольшой сценой, на которой красиво висит лозунг: "Think Locally — Fuck Globally!"
GOGOL BORDELLO начинают так залихватски, что поначалу все даже теряются от такого зверского выброса энергии. Такое впечатление, что кто-то щелкнул пультом и попал на канал, по которому транслируют в основном цыганские свадьбы, причем попал не в пристойное начало (целование рук и ног, "эту говнотерку подарил Марко Зорич!" и ленивые соло на скрипке), а в пьяный экстатический разгар — сразу. Когда все уже наглотались, подрались и помирились, когда воскресли все дедушки и скорчился скорбным трупиком здравый смысл. Когда на сцену выскакивает Хутц, размахивающий тонкими мускулистыми ногами, корчащий инфернальные рожи и ломающий пальцы о струны старенькой акустической гитарки с наклеечками из разных городов, сразу понимаешь — все, финита. Я такое только один раз в жизни видела — на концерте Игги Попа в прошлом году, чтобы такая же безумная энергетика. Это похоже на цыганский табор, которому в самогон кто-то добрый подмешал килограмм "Экстази" и позвал Кустурицу с камерой, чтобы вдохновить. Аккордеонист в какой-то тюремной одежонке полупьяно усмехается и играет что-то кабацкое, трогательное. Скрипач в кепке залихватской и кожаном жилете стоит с крайне героическим лицом, похожий на сербского партизана в момент совершения Национального Подвига, самовыражается по-одесски почти, в стиле "Здравствуй, моя Мурка", только крайне профессионально. Саксофонист вообще играет неправильно — как будто он являет собой югославский духовой оркестр какого-нибудь Горана Бреговича (кто такой Горан Брегович вообще?). На фоне этого разбрасывающийся ногами и руками Евгений, облаченный в какие-то цыганские украшения, кушаки и металлические пояса, полуголый и встряхивающийся, как бешеный питбуль, выглядит совершенно к месту. Он ни секунды не стоит на месте и очень трогательно стремится распасться на молекулы (бедные фотографы делают скорбные овечьи лица и старательно водят по раскаленному воздуху дымными от пота объективами), кажется, что у него сейчас выскочат глаза и запрыгают по полу. Тут на сцене появляются две замечательные девахи (вообще, их зовут Памела Расин и Сьюзан Дональдсон) и начинают носиться туда-сюда, танчить канкан, грохаться оземь, дрыгать ногами, облаченными в красивые полосатые гольфы и какие-то идиотские рюшечки, грохотать в красные пожарные ведра с цепями (Евгений параллельно пробует запихнуть в ведро микрофон, чтобы постучать по нему барабанными палочками, это удается; когда девочки становятся на голову, он одевает ведра им на ноги и стучит по ним), бить в барабан и спускаться в толпу, грохоча в медные тарелки и вообще что попало. От него разлетаются птицами потоки воды, электрические искры и сгустки благоговейного психо-сюрреализма. "Я объездил всю Европу, даже в Америке бывааал, но запомнилось не это — что летал — а что РВАНУЛ!" Еще как рванул. Рванул, как полкило тротила — заложило уши и фотографы попрятали камеры, чтобы попрыгать перед сценой. Один маленький красивый мальчик так колбасился, стукаясь башкой о подмостки, что Евгений не выдержал — бросился к мальчику и в темечко нежно поцеловал ("Это не потому что мальчик хороший, — заметила фотограф сего мероприятия. — Просто если бы он никого сейчас не поцеловал, он бы просто взорвался изнутри, ты его глаза видела?"), после чего мальчик, осененный и просветленный, свалился оземь и никто его больше не видел. Евгений чем-то похож на Сукачева (это только чтобы вам понятнее было — на самом деле все НЕ ТАК) — так же ползает по сцене, обнажает зубы и безумно таращится в параллельный мир — только это гораздо более настоящее, искреннее и захватывает, как цунами, — завихрение, втягивание, мордой о стену — иначе не разбить — и добро пожаловать в новый мир. Латиноамериканская самба смешивается с цыганским хором. Панк-рок образца 70-х переходит в ресторанный психодел в стиле "Шуфутинского накормили кислотой и шутки ради сунули ему в руки гитару". Внезапно обнаруживаешь в себе этнические корни, в основном украинские, балканские и немного венгерские, мадьярские то есть. Единение, короче.
GOGOL BORDELLO играют около двух часов. Кажется, что так можно играть только после лошадиных доз каких-нибудь удивительных витаминов — но ни фига подобного, глаза чисты, как у младенцев. Некоторые люди за всю свою жизнь общей суммой не могут набезумствовать и нафрикметь (фрикметь — это от слова freak, такой способ торчкового ненаркотического времяубиения) столько, сколько эти псевдо-нью-йоркцы за два часа на сцене. Они цитируют все — кабацкие песни, добротные ломти Кустурицынских саундтреков, "ши сэйд — летс гоу ту Брайтон Бич!", всякие "гоп-ца" и "ой-да", испанский язык и пьяное фламенко. Евгений шарнирно машет рукой, как Пит Тауншенд (нет, инструментов они не били), потом задирает ногу выше головы и какое-то время так стоит, поправ все законы человеческого телосложения и земного тяготения. Гитарист заведенненько и сверхпрофессионально играет совершенно панковские рифы, сам же Хутц лупит по своей "акустике" растопыренной пятерней, нервно и истероидно. Под конец шоу он поет самую трогательную песню "Through The Roof And Underground" (про то, что смыслы — между строк, страны — вне границ, серебряные зайцы всюду водят хоровод, и про то, что невозможно спрятаться — всюду ловушки, люди, обстоятельства и контексты — смотаться можно только через крышу, а потом — андерграунд, типа, под землю и гуляй душа), садится верхом на огромный барабан, на котором его долго катают по залу благодарные киевляне (такого стэйдж-дайвинга я еще не видела), в общем, забудьте о группе ЛЕНИНГРАД, а еще о новой волне псевдошансона, от которого по неведению тащится вся Москва.
Уже не понятно, чем там все закончилось. Кажется, после концерта Евгений до утра ди-джеил какими-то восточноевропейскими электронными трансбалканскими мотивами. Как у него на это хватило сил — не совсем ясно. Трансбалканский психодел грохотал везде (потому что чилл-аута не было). Те, кто не танцует, вповалку спит на полу и на скамеечках. В глазах у всех — бездна и инквизиция. Откуда-то взялся отмеченный Хутцевым целованием мальчик — он скачет по сцене. Что с ним потом будет — страшно подумать. Вокруг — невыносимо красивые люди и осознание того, что так больше не будет. Будет по-другому, возможно, даже лучше и глубже. Но именно так — никогда. Тут мне объясняют, что в светской жизни вне сцены Евгений Гудзь — спокойный и очень рафинированный человек, вполне здраво рассуждающий, красиво рассказывающий истории и мило улыбающийся, в него только на сцене черти зеленые вселяются. Только это все и так понятно почему-то. Редкая птица Евгений Гудзь. Долетит до середины Днепра. Реве та стогне. Откопает всех гоголевских кошек и порушит все границы. И очень искренне завидуется братьям-украинцам — им действительно есть чем гордиться. С такими качественными фриками от музыки они никогда и никуда не пропадут. А мы будем подсматривать одним глазом и тихо радоваться.
P.S. Автор выражает благодарность всей чумной редакции журнала "НАШ" (и лично Максу Шевцову) за гостеприимство, безумство, неистовство и идейное постоянство. Если уважаемый читатель хочет чего-нибудь еще — идите на www.gogolbordello.com.
Вначале это была какая-то мифическая группа, о которой все говорили, но которой никто не слышал. "Наконец-то у Украины появилась своя национальная гордость!" — восхищенно вопил журнал "НАШ" (Днепропетровск, Киев, "смесь высокой культуры и дурного вкуса"). "Знаешь такую группу — GOGOL BORDELLO? Их диск вообще вышел только в Нью-Йорке, мне его прислали", — это уже среди личных знакомств, диск действительно попахивает заокеанщиной, на нем записан одухотворенный цыганский балаган с безумными психо-фолк-напевами на трогательно корявом английском с вкраплениями украинских и русских фраз. Когда выяснилось, что после участия в датском фестивале "Roskilde" украинская легенда решила наконец-то выступить в родном Киеве (первый раз в истории — то ли собственной, то ли украинской), пришлось снаряжать экспедицию.
Юджин Хутц — действительно из Киева (на самом деле он — Евгений Гудзь). Пусть по его внешности скорей представляется, что это — оживший персонаж Кустурицы а-ля детдомовский югославский мальчик, который вырос с мыслью "стану большим и разорву этот мир к хренам". Еще он похож на кого-то из фильма "Подполье" и на того чувака из "Времени цыган", который снес с бабушкиного дома крышу и сожрал индюка, которому цыганский мальчик играл на аккордеоне итальянские песенки. Изначально это был обычный украинский хлопчик, слегка помешанный на хорошей музыке, правда, не фолке, а всякой ерунде — EINSTURZENDE NEUBAUTEN, SUICIDE, прочем индастриэле и еще каком-то музыкальном мусоре. Дальше было еще страшнее. Вы не поверите, но в конце 80-х в Киеве выступали SONIC YOUTH. Я не знаю, кто там после этого живой остался, но маленький Женечка окончательно слетел с катушек и слинял в Европу. Там скитался бродячим менестрелем по туристическим маршрутам с гитарой и случайными попутчиками, набирался мудрости у странствующих музыкантов и живописных бомжей, прибивался к местным таборам (фактов нет, но уверена, что так и было), играл на площадях и наблюдал. Классическая трогательная история о мудром юном наблюдателе, который расхватал жестокий грохочущий мир на внятные цитаты, чтобы сложить из них еще один вариант музыкальной Вселенной (не зря GOGOL BORDELLO похожи практически на все и одновременно это все радостно разрывают в пух, прах и осколки). Оркестры, группы, бесценный опыт (хотя мне опять же нравится история о детдомовском югославском мальчике, на которого случайно Господь чихнул — и стал мальчик язык зверей понимать, с птицами о Прусте разговаривать и на гитаре играть, как цыганский Эрик Клэптон — благословение, чудо, объяснимо и понятно). В конце концов он оказался в Нью-Йорке. Играл хардкор-панк "с всевозможными приступами восточно-европейского бреда" (это из интервью уже упомянутому здесь журналу). Потом, когда надоело, прошвырнулся по местной диаспоре и нашел кучку красавцев, которые и явили собой GOGOL BORDELLO — был тогда 1999-й год. Гоголь — потому что великий украинский писатель и сокровищница мирового сюрреализма (а еще Гоголь как-то закопал в саду живую кошку, потому что она была скользкая и его тошнило — об этом еще Набоков писал потом). "Бордель" — это тоже понятно — вы их на сцене видели? (Кстати, когда они выступали в Праге, решили назваться KAFKA WHOREHOUSE — у чехов потом еще полгода была истерика при упоминании чего угодно нью-йоркского или украинского — нельзя так с ихним Кафкой-то.) Состав подобрался качественный — скрипач Сергей Рябцев из Москвы (почему-то похожий на Яна Андерсона), кабарэ-дуэт неведомо откуда (две раздолбаистые девахи, которым бы сам Мэрилин Менсон обзавидовался), саксофонист из Израиля, оттуда же гитарист (тезки, кстати, — Ори и Орен Каплан соответственно), плюс аккордеонист Юрий Лемешев из Сахалина (с совершенно зэковской хитрой рожей, широченной души человечище) и настоящий американец за барабанами, спокойный и ритмичный, как метроном.
Нью-Йорк отдался очень быстро и без особых уговоров. Вначале в приличные клубы украинцев не пускали (пусть они вели себя хорошо и пели на разрывающем уши английском, старательно проговаривая всякую печатную букву), ибо разгром мебели, разрыв сердца и традиций, битая посуда и морды, и офигевающая диаспора, переворачивающая мебель от волнения. Потом местная пресса обозвала это смесью панка, кабаре, цыганщины, славянского фолка и ска и начала ходить вокруг Хутца с добрыми улыбками — интересное, забавное, безумное существо — такое у них по улицам ходило только в те времена, когда молодые STOOGES по нью-йорским катакомбам колбасились. Хутц-Гудзь со товарищи только усмехались — они хотели быть как Гоголь, который протаскивал в великую русскую литературу украинские словца (случайненько так вбрасывал в безбрежные потоки великого и могучего какое-нибудь местное арго аль просто нечто фольклорное, непереводимое, подрыв устоев и подкоп под самое сокровенное), типа он был первым антиглобалистом от литературы, стирателем этнических границ. То же самое происходило и с группой — в песне на английском появлялась строчка: "Серебряные зайцы там водят хоровод", кавер на "Звезду Хулиганьетту" с равным сочетанием русских и английских слов, цитаты из украинского народного (песня "Смаркач", к примеру), мультикультурность и интеллект. Дальше — раскадровка — концерт в Центральном парке вместе с Ману Чао, выступление в главном музее города на открытии выставки, награждение за вклад в развитие американской культуры (оказывается, в американской культуре не хватало украинского фолка, что ли), Хутц на обложке, Хутц в "Rolling Stone", Хутц лениво обнимается с Ямамото, первый альбом продюсирует дядька, который играл с Ником Кейвом, второй альбом (\\\\\\'\\\\\\'Multi Kontra Culti Vs. Irony\\\\\\'\\\\\\') раскупается мгновенно, третий будет продюсировать еще более крутой дядька (U2, Боб Марли и еще что-то — Крис Блэкуэлл дядьку зовут), гастроли по Штатам и Европе, mama diaspora, papa — GOGOL BORDELLO, да здравствует антиглобализм — и, наконец, концерт в Киеве. Высшая точка, момент катарсиса.
...Киев начинается с дождя, пустынного утреннего Крещатика и божественно удивительных аборигенов. Клуб "Утюги" — в здании заброшенного, как показалось, завода, в одном из самых гигантских цехов под потолком. Из стены торчит кусок самолета, два огромных помещения, забитых людьми и музыкой, чилл-аута нет и крыша плавится. Кажется, кругом собралась вся киевская арт-богема — это явно очень знаковое событие. Рассказывают, что тут раньше был другой клуб — все было заставлено механизмами и машинами, а с двух сторон от сцены стояло два настоящих стареньких автобуса: в одном был чилл-аут, а в другом можно было спать и заниматься развратом — там была куча всяких подушек, одеял и интимная атмосфера. Теперь — просто два голых цеха с цепями, арматурой, высоченной громадой потолка и небольшой сценой, на которой красиво висит лозунг: "Think Locally — Fuck Globally!"
GOGOL BORDELLO начинают так залихватски, что поначалу все даже теряются от такого зверского выброса энергии. Такое впечатление, что кто-то щелкнул пультом и попал на канал, по которому транслируют в основном цыганские свадьбы, причем попал не в пристойное начало (целование рук и ног, "эту говнотерку подарил Марко Зорич!" и ленивые соло на скрипке), а в пьяный экстатический разгар — сразу. Когда все уже наглотались, подрались и помирились, когда воскресли все дедушки и скорчился скорбным трупиком здравый смысл. Когда на сцену выскакивает Хутц, размахивающий тонкими мускулистыми ногами, корчащий инфернальные рожи и ломающий пальцы о струны старенькой акустической гитарки с наклеечками из разных городов, сразу понимаешь — все, финита. Я такое только один раз в жизни видела — на концерте Игги Попа в прошлом году, чтобы такая же безумная энергетика. Это похоже на цыганский табор, которому в самогон кто-то добрый подмешал килограмм "Экстази" и позвал Кустурицу с камерой, чтобы вдохновить. Аккордеонист в какой-то тюремной одежонке полупьяно усмехается и играет что-то кабацкое, трогательное. Скрипач в кепке залихватской и кожаном жилете стоит с крайне героическим лицом, похожий на сербского партизана в момент совершения Национального Подвига, самовыражается по-одесски почти, в стиле "Здравствуй, моя Мурка", только крайне профессионально. Саксофонист вообще играет неправильно — как будто он являет собой югославский духовой оркестр какого-нибудь Горана Бреговича (кто такой Горан Брегович вообще?). На фоне этого разбрасывающийся ногами и руками Евгений, облаченный в какие-то цыганские украшения, кушаки и металлические пояса, полуголый и встряхивающийся, как бешеный питбуль, выглядит совершенно к месту. Он ни секунды не стоит на месте и очень трогательно стремится распасться на молекулы (бедные фотографы делают скорбные овечьи лица и старательно водят по раскаленному воздуху дымными от пота объективами), кажется, что у него сейчас выскочат глаза и запрыгают по полу. Тут на сцене появляются две замечательные девахи (вообще, их зовут Памела Расин и Сьюзан Дональдсон) и начинают носиться туда-сюда, танчить канкан, грохаться оземь, дрыгать ногами, облаченными в красивые полосатые гольфы и какие-то идиотские рюшечки, грохотать в красные пожарные ведра с цепями (Евгений параллельно пробует запихнуть в ведро микрофон, чтобы постучать по нему барабанными палочками, это удается; когда девочки становятся на голову, он одевает ведра им на ноги и стучит по ним), бить в барабан и спускаться в толпу, грохоча в медные тарелки и вообще что попало. От него разлетаются птицами потоки воды, электрические искры и сгустки благоговейного психо-сюрреализма. "Я объездил всю Европу, даже в Америке бывааал, но запомнилось не это — что летал — а что РВАНУЛ!" Еще как рванул. Рванул, как полкило тротила — заложило уши и фотографы попрятали камеры, чтобы попрыгать перед сценой. Один маленький красивый мальчик так колбасился, стукаясь башкой о подмостки, что Евгений не выдержал — бросился к мальчику и в темечко нежно поцеловал ("Это не потому что мальчик хороший, — заметила фотограф сего мероприятия. — Просто если бы он никого сейчас не поцеловал, он бы просто взорвался изнутри, ты его глаза видела?"), после чего мальчик, осененный и просветленный, свалился оземь и никто его больше не видел. Евгений чем-то похож на Сукачева (это только чтобы вам понятнее было — на самом деле все НЕ ТАК) — так же ползает по сцене, обнажает зубы и безумно таращится в параллельный мир — только это гораздо более настоящее, искреннее и захватывает, как цунами, — завихрение, втягивание, мордой о стену — иначе не разбить — и добро пожаловать в новый мир. Латиноамериканская самба смешивается с цыганским хором. Панк-рок образца 70-х переходит в ресторанный психодел в стиле "Шуфутинского накормили кислотой и шутки ради сунули ему в руки гитару". Внезапно обнаруживаешь в себе этнические корни, в основном украинские, балканские и немного венгерские, мадьярские то есть. Единение, короче.
GOGOL BORDELLO играют около двух часов. Кажется, что так можно играть только после лошадиных доз каких-нибудь удивительных витаминов — но ни фига подобного, глаза чисты, как у младенцев. Некоторые люди за всю свою жизнь общей суммой не могут набезумствовать и нафрикметь (фрикметь — это от слова freak, такой способ торчкового ненаркотического времяубиения) столько, сколько эти псевдо-нью-йоркцы за два часа на сцене. Они цитируют все — кабацкие песни, добротные ломти Кустурицынских саундтреков, "ши сэйд — летс гоу ту Брайтон Бич!", всякие "гоп-ца" и "ой-да", испанский язык и пьяное фламенко. Евгений шарнирно машет рукой, как Пит Тауншенд (нет, инструментов они не били), потом задирает ногу выше головы и какое-то время так стоит, поправ все законы человеческого телосложения и земного тяготения. Гитарист заведенненько и сверхпрофессионально играет совершенно панковские рифы, сам же Хутц лупит по своей "акустике" растопыренной пятерней, нервно и истероидно. Под конец шоу он поет самую трогательную песню "Through The Roof And Underground" (про то, что смыслы — между строк, страны — вне границ, серебряные зайцы всюду водят хоровод, и про то, что невозможно спрятаться — всюду ловушки, люди, обстоятельства и контексты — смотаться можно только через крышу, а потом — андерграунд, типа, под землю и гуляй душа), садится верхом на огромный барабан, на котором его долго катают по залу благодарные киевляне (такого стэйдж-дайвинга я еще не видела), в общем, забудьте о группе ЛЕНИНГРАД, а еще о новой волне псевдошансона, от которого по неведению тащится вся Москва.
Уже не понятно, чем там все закончилось. Кажется, после концерта Евгений до утра ди-джеил какими-то восточноевропейскими электронными трансбалканскими мотивами. Как у него на это хватило сил — не совсем ясно. Трансбалканский психодел грохотал везде (потому что чилл-аута не было). Те, кто не танцует, вповалку спит на полу и на скамеечках. В глазах у всех — бездна и инквизиция. Откуда-то взялся отмеченный Хутцевым целованием мальчик — он скачет по сцене. Что с ним потом будет — страшно подумать. Вокруг — невыносимо красивые люди и осознание того, что так больше не будет. Будет по-другому, возможно, даже лучше и глубже. Но именно так — никогда. Тут мне объясняют, что в светской жизни вне сцены Евгений Гудзь — спокойный и очень рафинированный человек, вполне здраво рассуждающий, красиво рассказывающий истории и мило улыбающийся, в него только на сцене черти зеленые вселяются. Только это все и так понятно почему-то. Редкая птица Евгений Гудзь. Долетит до середины Днепра. Реве та стогне. Откопает всех гоголевских кошек и порушит все границы. И очень искренне завидуется братьям-украинцам — им действительно есть чем гордиться. С такими качественными фриками от музыки они никогда и никуда не пропадут. А мы будем подсматривать одним глазом и тихо радоваться.
P.S. Автор выражает благодарность всей чумной редакции журнала "НАШ" (и лично Максу Шевцову) за гостеприимство, безумство, неистовство и идейное постоянство. Если уважаемый читатель хочет чего-нибудь еще — идите на www.gogolbordello.com.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 14 за 2003 год в рубрике музыкальная газета