Sepultura

SEPULTURA

Скажу сразу: интервью с «сепультуровским» гитаристом Андреасом Киссером происходило в самый разгар военных действий в Ираке, когда, без преувеличения, весь мир, затаив дыхание, смотрел в телеэкраны, очумев и ожидая, что же произойдет в следующий момент. По сравнению с такими событиями политической сцены события сцены музыкальной как-то померкли и даже такая группа, как SEPULTURA, уже… не вызывала особого энтузиазма. Ну SEPULTURA как SEPULTURA, и что? Однако… надо отдать должное Андреасу: он оказался по-настоящему классным собеседником, умело лавировавшим среди детских воплей, раздававшихся за его спиной, и ревущего телевизора с моей стороны телефонного провода.
— На какое время запланирован выход вашего нового альбома, когда мы уже получим возможность заценить новую работу группы?
— В разных странах эта работа выйдет по-разному, но, думаю, в конце мая — начале июня большинство фэнов уже смогут достать этот альбом. Ну, а те, кто попадет на наши концерты (сейчас готовится мини-тур по Европе), получат эту возможность еще раньше. В основном это будут, правда, “закрытые” шоу, предназначенные для представителей прессы и других специально приглашенных гостей… Что еще могу сказать о планах? Наверное, то, что после Европы мы отправляемся в США, где стартует шестинедельная трасса с VOIVOD. Одним словом, промо-работа только начинается.
— Подозреваю, что большинство ваших фэнов с нетерпением ждет этого релиза, гадая, ознаменует ли он какую-либо перемену в саунде SEPULTURA: то ли это будет возвращение к старым делам, то ли дальнейшее продвижение по пути, проложенному альбомами “Against” и “Nation”. Что скажешь?
— Я думаю, кое-какие перемены все-таки будут. Дело в том, что три наших последних альбома (начиная с “корешков”) были чересчур длинными — по шестнадцать песен, с кучей приглашенного народу и множеством самых разнообразных инструментов. Заморочились мы, в общем, не на шутку. На этот раз дело обстояло намного проще: записывались мы только своим составом, вчетвером, и только на одной из песен позволили себе перкуссионное guest-участие одного из бразильских музыкантов. Потом, песен на этот раз всего двенадцать, и большинство из них более прямолинейные и простые, чем, например, на предыдущем диске. Саунд стал более сырым и… как бы это сказать? Менее перегруженным, что ли? Здесь нет ничего лишнего, мы пошли по самому минималистичному пути.
— Хочешь сказать, что вы снова станете играть трэш или трэш-дэз-метал, как раньше, на своих первых релизах?
— Да, можно сказать так, хех. Это будут жесткие гитары и агрессивный голос… действительно, своего рода возвращение в прошлое.
— Сейчас в мире такая сложная политическая ситуация… и просвета, кажется, не видно. Не боитесь ли вы совершать многочисленные авиаперелеты — в таких-то условиях? Не страшно ли?
— (смеется) Конечно, боимся. Все боятся, и мы, полагаю, тут далеко не исключение. Вообще, страшно за нашу планету, за мир, который впал в безумие, которое неизвестно еще, чем окончится. Я считаю, каждый человек задумывается над тем, какими могут быть последствия этой войны. Но как музыканты, мы… (детский шум в трубке достигает своего апогея, и Андреас, предварительно извинившись и перейдя на родной бразильский, советует козявкам соблюдать тишину. — От авт.). I’m sorry. Как музыканты, мы должны побороть свои мелочные страхи и играть концерты где только можно, тем самым внося свой вклад в войну против войны, занимаясь пропагандой и борьбой за мир. Я думаю, часть нашей миссии, как музыкантов, состоит не только в том, чтобы сочинять песни, но и чтобы высказывать свои идеи, доносить до людей свои чувства. Мы должны кричать как можно громче, кричать изо всех сил! Большинство людей ведь против войны, они не хотят воевать! Но нашим вождям, увы, до фонаря пожелания простых людей. Им плевать, чего хотят люди, у них свои интересы, свои амбиции, из-за которых мир постепенно идет к тотальному краху. Ситуация прогнила донельзя, и сейчас… я не знаю. Остается только кричать во всю глотку и надеяться, что это хоть как-то поможет. Всем хочется верить в лучшее. Stop this madness!
— Многие музыканты протестуют активно, публикуя свои заявления на известных сайтах, в прочих средствах массовой информации…
— Да-да, и это замечательно! Я думаю, это как раз то время, когда всем нам надо сплотиться, объединить свои усилия и через свою работу (будь то музыка, картины или еще что-то) призывать людей к разумному решению проблем. Нам надо быть вместе и делать все, что мы можем, ибо пока что мы можем сделать только это.
— И еще, будем надеяться, что мы доживем до конца мая. До премьеры вашего нового альбома…
— Это точно! Я и сам хотел бы, хех.
— Что можешь сказать о длительном пути сотрудничества с лейблом Roadrunner, под крышей которого SEPULTURA провела, если я не ошибаюсь, порядка тринадцати-четырнадцати лет. Я слышала много критики в адрес этой компании — из ваших же уст, в разных интервью. Какие-либо комментарии по данному поводу?
— Начну, наверное, с того, что наши отношения действительно оказались довольно длительными: контракт был подписан в 1989-м году и длился вплоть до недавнего времени. На этом лейбле было выпущено немало наших альбомов, мы многое пережили вместе — были и хорошие времена, были и плохие. В конце концов мы поняли, что эти отношения слишком уж затянулись, износились и в работе этого лейбла что-то нас действительно многое не устраивает. Потому в середине 2001-го года мы не придумали ничего лучше, кроме как свалить с Roadrunner, и, надо сказать, почувствовали после этого большое облегчение. Если в начале нашей карьеры лейбл относился к делу раскрутки SEPULTURA по-настоящему ответственно, то потом, после смены состава и прихода Деррика, они на нас полностью забили, перестав заботиться о промоции команды. Последний альбом не получил должного тур-суппорта, было сделано всего несколько интервью… одним словом, мы чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Это, конечно, повлияло на отношения с лейблом не самым лучшим образом — в один прекрасный день мы собрались, поговорили и пришли к решению расстаться. По контракту мы должны были записать для них еще один альбом, но было решено этого не делать. Мы просто разошлись… После этого было получено много контрактных ппредложений — мы все старательно изучили и наконец нашли то, что нам по вкусу. Roadrunner перестал верить в SEPULTURA, и это была самая большая проблема наших отношений… наверное, нам стоило расстаться даже раньше. После того, как мы оттуда ушли, изменилась сама атмосфера, окружающая группу: мы почувствовали прилив энергии, энтузиазма и желания работать, что, безусловно, возымело свое позитивное действие и на творческий процесс сочинения песен для нового альбома.
— Любишь ли ты играть на концертах старые песни SEPULTURA или новые все-таки ближе?
— По-разному. В каждом альбоме есть свои любимые вещи, потому выступать никогда не скучно. Например, я люблю играть песню “Roots”, но, в то же время, есть масса других, может, менее известных, но все равно любимых вещей. Всегда удобно иметь большую дискографию: группа, выпустившая такое количество дисков, как SEPULTURA, может варьировать свой сет-лист как угодно.
— Как тебе, кстати, нравится версия “Roots” в «исполнении Паваротти»?
— Очень смешно. Я даже купил себе диск этой немецкой группы ради такого “кавера”, хехе. Звучит на самом деле очень круто! И оригинально. Надеюсь, однажды удастся зазвать к себе на рекорд-сессию настоящего Паваротти, гы!
— А… как насчет SOULFLY? Что можешь сказать об их творчестве?
— Честно говоря, не совсем в курсе, что происходит в группе на настоящий момент: мы не общаемся с Максом (с того момента, как он ушел из команды) и узнаем о новостях в стане SOULFLY как бы “издалека” и, как правило, случайно. Тем не менее, слышали их диски… ну… что тут сказать? Не совсем то, что бы я стал слушать день и ночь… Одного раза (любопытства ради) вполне достаточно.
— Твое отношение к Интернету и его роли в современном музыкальном бизнесе?
— Положительное. Все происходит так быстро, все меняется — время диктует свои новшества, и это хорошо. Я с радостью принимаю происходящие перемены, мне нравится, что Интернет заставляет записывающие компании пересмотреть свое отношение к коллективам, переосознать свое место и роль в шоу-бизнесе…Интернет — это новый язык, и уже нет возможности делать вид, будто его не существует. Гораздо логичнее и умнее, мне кажется, выучить его и адаптировать под свои потребности.
— А что Интернет значит для тебя лично?
— Самый простой и дешевый способ общения. Способ получения информации и… удовольствия.
— Немного, наверное, неожиданный вопрос, но тем не менее… Случалось ли вам когда-либо иметь проблемы с полицией?
— В последнее время — нет. (смеется) Давно уже не было ничего такого. Мы очень спокойные люди, взрослые, семейные: с женами, детьми и вообще… поэтому уже давно забыли, что такое “нарушать беспорядки”.
— А что, раньше такое бывало?
— Ну… проблемы возникали даже не столько из-за поведения как такового, больше из-за имиджа: длинных волос, татуировок, своеобразного стиля одежды. Мы выглядели необычно и, следовательно, подозрительно. Полиция к таким “выделяющимся” типам тогда дышала очень неровно… возможно, потому, что наша страна всегда славилась высоким уровнем преступности, и полицейских дрессировали не хуже, чем злых сторожевых собак. Они и сейчас не особенно добрые и ласковые (к тому же количество полицейских с годами заметно увеличивается), но на таких, как мы, уже большого внимания не обращают. Сейчас все зациклились на наркоманах и террористах.
— То есть сейчас вы, по мнению полисменов, уже не слишком смахиваете на наркоторговцев?
— Ну да, типа того. Сейчас таких, как мы, на улицах сотни, и никто не видит в этом ничего удивительного или же подозрительного. Когда SEPULTURA только начиналась, ситуация была совершенно иная: тогда этаких “неформалов” были единицы (в нашем городе, наверно, только мы одни), и потому они всегда были в центре внимания. Ну, а в настоящее время людей таким не удивишь. Сейчас это (как имидж, так и музыка) в порядке вещей. В нашей стране происходят крупнейшие метал-фестивали, здесь сотни экстремальных коллективов, десятки клубов, молодежь с младших классов носит всякую мрачную атрибутику… ну и так далее. После того, как метал-музыка стала частью шоу-бизнеса, она перестала быть шокирующей. Мы стали как бы частью культуры.