Шедько, Алексей

О ком сказать: “ДИАГНОЗ: клиника...”?

Это интервью можно было бы начинать таким философским предложением: "Культура взаимоотношений на основе внутреннего самоконтроля формирует план реализации проекта и его дальнейшего продвижения". Конечно, не только в проектах. Все начинается с твоего личного отношения к происходящему. Горишь желанием — делаешь, забиваешь — не делаешь. Хочешь — семечки грызи, хочешь — музыку пиши. Или слушай ее. Или не слушай. Или учись, или работай... Понимай, не понимай, отдыхай, трудись, думай, мечтай. Это у меня сейчас такой диагноз: ничего не понимаю вокруг. "Экзамены, стресс...". Июнь, жара, сессия... У Алексея Шедько тоже "институт, экзамены, сессия...". Но "Диагнозом" новый альбом называется наверняка не поэтому. Ответ на вопрос "Почему?" можно сформулировать где-то в глубине души, послушав те треки, которые на этом самом альбоме записаны. Хотя для душевно больных сейчас не советую — будет еще хуже: трогают эти песни за живое, вещество серое шевелят. Альбом с задачей, скажем так.
— Алексей, 21 мая состоялась презентация "Диагноза" в Минске. А как обстоят дела с таким "параметром", как региональная популярность?
— Я не в курсе. Региональную популярность, возможно, поддерживают FM'овские радиостанции — это что касается гастролей. У нас много хлопот с перевозкой аппаратуры, которой невообразимо много, поэтому проблематично устроить концерт в Витебске или Могилеве. Плюс, как выяснилось, региональные организации по непонятным причинам не хотят нас к себе приглашать. О причинах можно только догадываться. Я боюсь, что в ближайшем будущем мы вряд ли будем куда-то выезжать по Беларуси. Более того, отсутствует как таковая поддержка...
— Материальная, например.
— Ну, не только. Например, отсутствие грамотных администраторов. И агентов. Мне бы очень хотелось, чтобы у нас был агент — за счет, конечно, какого-то процентного интереса, как во всем цивилизованном мире. Или несколько агентов. Места вакантны! Нам очень нужен агент, который работал бы в России. Всегда основная проблема — человеческий фактор. Нам нужен администратор, который во всем обязательный. Это очень серьезная и важная профессия, она требует ответственности. Короче говоря, мы в поисках, нам нужен агент. То есть у нас есть несколько, но нам недостаточно.
— Сейчас это так модно: концертный директор, пиар-менеджер, агент... Хотя это действительно необходимо и важно...
— Нам не нужны концертный директор и пиар-менеджер, а агенты нам нужны. Дело в том, что мы могли бы работать больше и успешнее, если бы штат был больше.
— Тогда давайте разберемся: функции агента заключаются в чем?
— Агент либо находится ТАМ, либо садится на поезд и едет ТУДА, устраивает там встречи, концерты и прочие вещи. И когда определенный спектр занятости утвержден — к примеру, занято несколько концертных площадок, и гостиница заказана, и билеты туда и обратно куплены, и организована аренда оборудования, или она едет вместе с нами, — тогда агент звонит и группа выезжает на гастроли. Вот что такое работа агента. И у нас есть такие. Просто их недостаточно. Нам бы хотелось, чтобы у нас были агенты в России. И даже не только в Москве. Кстати, в Москве — это не самое интересное. Россия же очень большое государство. Например, в Сибири, в Екатеринбурге, в Челябинске — да где угодно. Это очень выгодная и интересная работа. И она, безусловно, связана с постоянными с поездками, что плохо, конечно.
— Смотря какой интерес и какой процент.
— Для того, чтобы дать человеку работать, нужно дать ему заработать, безусловно.
— И все равно на концертного деятеля похоже... В любом случае переплетаться функции будут.
— Что переплетаться? Концертный директор и агент? Так это может быть одно и то же лицо!
— А почему не Москва?
— Мне интересно поехать куда-нибудь в Челябинск. Я там был уже, неоднократно. Там интереснее. Там более свободно люди себя ведут.
— Вы планируете здесь осуществлять свою дальнейшую деятельность?
— Я планирую просто осуществлять свою деятельность, здесь — не здесь — для меня это не имеет никакого значения. Есть интерес и в Иерусалиме, и в Торонто, и, как выяснилось, в Будапеште. Я знаю, что пластинки продаются даже в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе.
— В общем, нужно было спрашивать не о региональной популярности, а о мировой...
— О чем мы говорим — о региональном успехе? Что ты хочешь узнать?
— Вы осуществляете свою деятельность в Беларуси...
— Потому что я здесь живу! И работаю!
— А диск выпускался в России...
— Почему он выходил в России, я объясню. Потому что там есть студия, которая занимается мастерингом, если ты знаешь, что это такое. То есть собиранием того, что записано, деланием саунда определенного уровня.
— Я знаю, что такое мастеринг.
— У нас нет такой структуры необходимого уровня. Если бы была, я не стал бы ездить в Москву. Но здесь нету. Поэтому приходится обращаться к коллегам. Вот и вся история.
— А звукорежиссеров тоже нету?
— Звукорежиссер, который нас записывал, — это Леша Зайцев, лучшего звукорежиссера я не знаю. Может быть, он и есть, но я не знаю. Но Леша не делает мастеринг. А тот мастеринг, который могут сделать у нас, меня не устраивает. Качество не то. Я предпочитаю заплатить в три раза больше и получить в три раза лучше.
— Дизайн Земфиру напоминает.
— У Земфиры было две пластинки, я прекрасно помню, как они выглядят. По-моему, ничего общего.
— Ну, те же три цвета.
— Так ты хочешь сказать, что мы содрали, что ли?
— Да нет.
— Выпускаются миллиарды дисков. Какие-то два могут совпасть. Ничего страшного. Тут же не написано "Земфира". Тут же написано черным по белому... Какая разница, что он напоминает! По-моему, самое важное — это то, что записано на вот этом круглом предмете. Вот это лично для меня самое главное. А обложка какая, мне, честно говоря, неважно абсолютно. Раньше мы старались, делали цветные слайды, какие-то сложные манипуляции с печатью и прочее. А сейчас мы пришли к выводу, что это абсолютно не оправдывает себя, обложка должна быть простая, и написано на ней должно быть не больше того, кто принимал участие. Вот и все, больше ничего. Вся остальная информация не имеет значения. Ну, названия песен должны быть обязательно. И конечно, благодарности, кто кому помогал, чтобы они не обиделись.
— Да, у вас тут не без спонсоров.
— Между прочим, “Lutz ”— это австрийская компания. Даже две австрийские компании, которые нас спонсирут.
— А как вы их нашли?
— Они сами нас нашли. Мы выступили один раз на их презентации на выставке, а еще у нас был концерт в "Граффити", и представитель был на этом концерте, ему очень понравилось. И все.
— Как-то не верится, что все так просто.
— Нет, все очень не просто, все очень сложно. Но мы особых усилий не прилагали, все оказалось случайно. Очевидно, все-таки материал способен нравиться разным людям, которые находят возможности использовать его где-то и в своих целях. Мы приглашены в Австрию теперь. Сделаем несколько концертов. Кое-что я даже буду переводить. Готовится специальная программа, то есть программка, как в театре, на которой тексты переведены. Написано, что к чему,.
— Как-то странно получается с переводами. Обычно гастролирующие музыканты не переводят свои песни специально для той публики, которая их ждет.
— Это моя личная инициатива. Группы — это тоже рынок огромный. И наша задача иметь успех. А для того, чтобы его иметь, нужно подумать, наверное, что нужно сделать для того, чтоб успех был, правильно?
— И добавляется университетская практика....
— Совершенно верно!
— Как учеба продвигается?
— 14 июня у меня экзамен.
— Готовитесь?
— Безусловно. Но я сдам!
— Вы второй год уже учитесь на спецфакультете иняза. Учеба занимает много времени?
— А я себе специально освободил время. То есть его могло бы и не хватать, но я себе в чем-то отказал в пользу занятий. Ну и как-то стараюсь подстраиваться...
— И жизнь протекает с сумасшедшей скоростью...
— Для того, чтобы все успеть, не надо торопиться. Если у меня есть полчаса для того, чтобы выучить тему, ничего из этого не выйдет. Мне нужно три часа, четыре часа. Я не учу тему беспрерывно. Я сажусь, учу абзац. Потом я иду пить кофе, делаю еще какие-то вещи, параллельно сочиняю какую-нибудь песню (я всегда сочиняю песни, песня постоянно медленно в работе, и поэтому у меня всегда с собой в кармане лист бумаги), потом снова возвращаюсь к абзацу и так далее. Сначала один вопрос, потом другой... В течение дня я делаю уроки. Я делаю уроки в машине. У меня там есть магнитофон и СD-проигрыватель. Я делаю уроки в антрактах спектаклей и в тех сценах, где я не занят. У меня с собой есть папка. В "Амфитрионе" у меня есть сорок минут, когда я не занят. За это время можно что-то сделать.
— Почему именно эти десять песен вошли в альбом, ведь у вас, я знаю, в запасе было очень много?
— Да, предполагалось, что некоторые песни туда войдут, но, с одной стороны, показалось, что не совсем они подходят для этого альбома, а с другой стороны — надоело. Мы записали десять песен, и этого для альбома вполне достаточно. Достаточно было бы даже девяти. Для того, чтобы не перегружать мозги и не тратить лишнего времени, остановились, и все. Ну, не могу сказать, что все песни мне здесь нравятся.
— Не стала задавать этот вопрос, потому что ответ на него обычно "Чего спрашиваете? Альбом ведь уже записан".
— Нет, чем-то я очень доволен. Но чем-то нет.
— А почему вы не исправили то, что не нравилось, перед выпуском?
— Потому что это уже было записано и в голову не приходило ничего нового. Я не знаю до сих пор, как это исправить. Какого-то состояния не получилось. Если бы даже у меня была возможность исправить что-то, я не знаю как. В любом случае, альбом не должен быть ровным. Я думаю, что если в нем есть два удачных произведения, то альбом в целом можно считать удачным.
— Но конечно, если я спрошу у вас, какие два достойных произведения на этой пластинке, с вашей точки зрения, вы мне не ответите.
— Да, этого я тебе не скажу. Потому что когда альбом вышел, я раздавал его друзьям и спрашивал, какие песни им не понравились Мнения были совершенно разные и неожиданные. И если я это скажу и это будет напечатано в газете, то сформируется предвзятое отношение у тех, кто эту газету читает.
— Песня пишется в определенном состоянии, в каком-то другом она, возможно, корректируется, а в третьем воспринимается... Или не воспринимается. Может быть, это проблема творческого человека?
— Нет. Когда песня из меня выползает, я кладу ее на тетрадь и решаю, что эта песня композиционно готова, текст написан, я ее сочинил, все. Переделывать ее не надо. Но это не означает, что когда делается аранжировка, то состояние, в котором я пребывал, когда ее писал, сохраняется. Оно может измениться, и это очень часто происходит. Никогда не угадаешь. А потом, есть еще такая пословица: "Лучшее — враг хорошего". И я из опыта знаю, что когда начинаешь исправлять, получатся еще хуже. Всегда очень сложно, когда забиваются последние треки, кода весь полностью материал почти готов. Потому что материал сыгран уже тысячу раз. Уже невозможно судить, хорошо это или плохо. Это понятно только через несколько недель, когда где-нибудь в компании ты берешь новый свой диск и ставишь его в проигрыватель. Тогда только ты начинаешь понимать, в чем ты ошибся, а в чем нет.
— Вы всегда ищете ошибки в проделанной работе?
— Они сами меня находят. Мне хочется слышать то, что мне хочется слышать, и если я этого не слышу, значит, здесь есть какой-то провал. Но в чем он состоит, я не могу понять. То есть можно было что-то по-другому записать, может, другой инструмент или другой звук использовать. Может, да, а может, нет. Раньше я искал "тараканов". Потом я понял, что это бесполезно. Я спокойно к этому сейчас отношусь.
— Почему бесполезно?
— Потому что бесполезно, потому что все равно ничего не выходит полезного. Обычно песни на концертах получаются гораздо лучше, чем в записи. Это закон. Это то же самое, что пытаться записать монолог артиста на сцене. Совершенно другое эмоциональное восприятие, есть такой профессиональный термин. Очень важно, чтобы оно было. И перенести его в таком же виде на запись невозможно. Оно может быть только похожим. Поэтому впереди стоит не запись, а "живое" исполнение, концерт. А потом уже люди, которые были на концерте, ставят в проигрыватель диск, и это навевает им воспоминание. Вот и все. Это единственная задача выпусков альбомов.
— Есть мнение, что в Беларуси эмоциональное восприятие на нулевом уровне, что сейчас то время, когда людям не нужно всего этого...
— Ерунда. Деятельность музыканта — это профессия. И если к этому не относиться как к профессии, получается халтура. Как и в любом другом виде деятельности. Нельзя говорить о необразованном враче: выпивает стакан водки, а потом операцию идет делать. Не может музыкант, нажравшись, выходить на сцену! Это уже не профессия. И дело здесь не в зрителе. Я считаю, нету просто отношения к тому, что ты делаешь. Люди не знают, зачем они выходят на сцену. Люди не знают, о чем они поют. А они должны это твердо знать. Я выхожу на сцену, в театре ли, с гитарой ли, я должен твердо знать, ЗАЧЕМ я туда иду и что я хочу сказать. И главное — ради чего я это делаю. Это надо четко обозначить для себя. А потом уже выходить на сцену, а не делать это потому, что это модно. Если выходить только потому, что модно, зритель тебе не поверит и будет прав.
— А если я спрошу, для чего вы выходите на сцену?..
— Мне есть, что сказать. Все это есть в песне. Почему люди ходят на концерты, на спектакли? Потому что у всех людей одинаковые проблемы, грубо говоря. У них может быть разный уровень жизни, разное воспитание, образование, но проблемы у всех одинаковые. Так почему они приходят? Потому что на сцене стоит некто, кто им эти проблемы формулирует. Он выходит и говорит: "Я такой же, как вы. И я к этому отношусь вот так и вот так". И людям становится легче. Они видят себе подобных, они видят человека, который формулирует им то, что они не могут сформулировать. И они начинают этому человеку верить. Они считают его своим. Они понимают, что они похожи на него, а он похож на них. И они начинают следить за его творчеством, потому что оно отвечает их отношению к жизни, которое они просто не могут сформулировать. Задача искусства — суметь сформулировать, составить из мысли красивую, нежную, глубокую, трогательную, эмоционально сильную субстанцию, которая будет трогать людей. По-настоящему трогать. Это и есть задача искусства. И совершенно неважно, в каком жанре это делать. Художнику или рок-музыканту, кому угодно, только он должен знать, КАК это делать. Он должен быть психологом. Иначе ему никто не поверит. А зритель здесь ни при чем. Зритель везде одинаковый. У него есть голова, ноги, руки и одинаковые проблемы. Все хотят любить, все хотят, чтобы их любили, все хотят хорошего, так вот это хорошее нужно найти, достать и сформулировать, и разукрасить, расцветить, сделать эту мысль привлекательной. Это сложно. Ну вот, зачем я выхожу на сцену, я объяснил.
— Вы выпустили альбом, сейчас период рефлексии-релаксации, а потом?
— Потом у нас будет серия концертов, мы продадим этот альбом. Будем думать о том, как записывать следующий.
— Восьмой...
— Да хоть двадцать пятый! Ну, могут появиться какие-то другие проекты.
— Альбом будет продаваться где-то за пределами Беларуси?
— Конечно. Но я этим не занимаюсь.
— Этим занимаются агенты.
— Безусловно. Я знаю, что наш альбом продается даже в Самаре на вокзале.
— И не возникает никаких проблем с авторскими правами?
— Возникают. Всегда возникают.
— И вы не пытаетесь с этим бороться?
— Я не знаю, как с этим бороться. Поэтому я и говорю, что у нас нет грамотного ЮРИСТА, например, который мог бы этим заняться. Грубо говоря, еще одного агента у нас нету.
— А о проектах вы сказали просто так, мало ли что, или были предложения-наметки?
— Я вообще человек не суеверный, я бы мог сейчас рассказать, но обычно этого не делают, пока в руках чего-то не держишь.
— Хотя бы намекните, из какой области.
— Из какой области? Безусловно, нам интересно выступать. Концерты...
— Эти проекты связаны с другими белорусскими музыкантами?
— Нет.
— Почему так однозначно?
— Никто не предлагал. А сам я.... Музыканты, которых я имею честь использовать для записей и концертов, достаточно хороши, чтобы приглашать кого-то еще.
— Нет, я имею в виду совместные проекты: перепевки, сплиты, квинтеты...
— Я ничего пока не вижу. И не в курсе, что происходит в стране.
— Вы не интересуетесь тем, что происходит?
— Специально нет, не отслеживаю.
— Вам это не интересно?
— На какие-то разовые акции, на которые мне советуют обратить внимание, я внимание обращаю. А что ты конкретно имеешь в виду? Какие сейчас есть белорусские группы? Что они сейчас делают?
— Пишут трибьют N.R.M.
— Ты считаешь, это может быть интересным?
— Ну да...
— Ничего не могу сказать. Готовится — еще ничего не значит. Нужен хотя бы начальный результат, чтобы можно было это оценить. Готовится — это ничего. Если бы были какие-то готовые записи, которые можно было бы послушать и кто-нибудь предложил мне их послушать, я бы их послушал.
— Группа КРАСКИ записала песню. J_МОРС, ВЕТЕР, ТЯНИ-ТОЛКАЙ...
— Это не авторитеты. Если бы ПЕСНЯРЫ записали какую-нибудь песню N.R.M., я бы послушал.
— А почему вы не хотите принять участие?
— Я не говорил, что не хочу. Ты что-то не то говоришь. Что ты хочешь, чтобы я сказал? Мне никто не предлагал ничего, я не знаю, что это за проект! Я участвовал в проекте "Personal DEPECHE". И даже не знаю, чем он закончился. Я даже не слышал той записи, которую мы сделали.
— Вы не слышали той записи, которую сами сделали???
— Не слышал. И пластинки не слышал! Я даже не знаю, где пластинка продается, я, может, и купил бы, если бы у меня было время. Но я не хожу по магазинам, я думаю, что, может быть, организаторам следовало бы мне позвонить и предложить хотя бы один экземпляр, как ты думаешь? Я хотя бы дал им заработать. Хотя бы. То есть я пришел, поработал, и они что-то с этого поимели. Ну мог бы мне кто-нибудь позвонить и сказать "спасибо" хотя бы? Я уже не говорю о том, чтоб подарили пластинку. Или принести — я бы купил! Ради интереса. Я человек не бедный, я могу купить. Ну не пойду же я сам в магазин искать "Personal DEPECHE", у меня времени нету для того, чтобы ходить по магазинам, которые торгуют CD-дисками! А сейчас ты хочешь вытащить из меня отношение к N.R.M.? Или отношение к трибьюту N.R.M.? Или отношение к группе КРАСКИ? Я не могу относиться серьезно к группе КРАСКИ, это я тебе точно могу сказать. Точно так же, как и они ко мне. И ТЯНИ-ТОЛКАЙ мне ни о чем не говорит...
— Нет, я не пытаюсь... Поставим вопрос по-другому: какие белорусские группы...
— Опять двадцать пять. Никакие! Мне нравится КРАМА. Мне нравится, если уж на то пошло, ТРОИЦА, я вообще их фанат. У меня есть две пластинки: одну мне подарил Кирчук, а вторую я нашел сам...
— Я о N.R.M. спросила, потому что интересно, будете ли вы принимать участие в трибьюте...
— Я не участвую. А потом, я не могу единолично решить этот вопрос. Обязательно надо посоветоваться с остальными членами группы. Будут против — мы не будем ни в каких трибьютах участвовать. После "PD" мне вообще не хочется участвовать ни в каких трибьютах! И вообще, с некоторыми деятелями не хотелось бы разговаривать и какие-то дела вести. Они знаешь, как делают? Звонит один товарищ, не буду говорить кто, и говорит: "Давай я позвоню тебе во вторник и решим по поводу участия в фестивале". И он звонит в четверг и говорит: "Слушай, я не мог тебе позвонить во вторник..." И я ему говорю: "А ты что, был в коме? Или в пустыне в какой-то, где в радиусе 100 километров не было ни одного телефона и до ближайшей деревни нужно было идти 200 километров пешком? Дошел только к четвергу?" Я с такими людьми никогда не буду дел иметь.
— Напоминает оттенки того, что в стране все же не шоу-бизнес, а бизнес-шоу.
— Да при чем здесь бизнес, при чем здесь шоу?
— С такого отношения все и начинается...
— Просто собираются грязные, немытые, потные, пьяные люди и начинают делать дела. А начинается все с того, что они говорят: "Ну мы не знаем, сейчас вот как-нибудь еще 15 минут, а потом нас всех все равно отсюда выпихнут..." Я не хочу в этом участвовать. У нас не такая организация. У нас все вовремя. Если договорились, значит, это происходит. У нас если договорились о гонорарах, значит, они выплачиваются в тот момент, когда было договорено. У нас еще никто не оставался недовольным, никто никуда не опоздал, и все, что было намечено, состоялось. Как только я с этими товарищами начинаю контактировать... Хотя и думаешь вот иногда: "Ну ладно, как всегда, как всегда..." И даже потом никакая собака не позвонит и не скажет спасибо, понимаешь?.. Мне нужно идти.
— Да. Понимаю. Простите, что задержала.
— Я не хочу никогда никого обижать, хотя меня обижают частенько. Если на сайт зайдете... пиратский, там такие ругательства... меня обзывают "щитком"... То же самое, что и ассоциировать с английским словом who. Но я же никого не ругаю, ни на кого не нападаю, ни к кому не выражаю никакого отношения. Значит, либо они завидуют, либо они козлы. Скорее всего, первое.