Нагуаль
К вопросу о шаманизме

Впервые побывал на концерте группы НАГУАЛЬ этой весной, на фестивале "Свежий ветер", который проходил в одном из корпусов минского Политеха. Честно говоря, я не думал раньше, что настолько неформатная (варианты: авангардная, специфическая, экспериментальная, психотропная) музыка может настолько заводить публику. Многие из остальных участников фестиваля, казалось бы, гораздо более понятные и традиционные коллективы (никого не хочу обидеть, на деле мне понравились почти все) были приняты залом явно сдержанней. А на НАГУАЛЕ народ бессовестно прыгал и визжал. И даже те, кто во время их выступления оставался в креслах, все равно таращились и не могли противиться этим странным и странно знакомым ритмам.

Оказалось, что шаманские пляски зрителей — обычное дело для концертов этой группы, неожиданно возникшей как явление (не побоюсь этого слова) на горизонте белорусского шоу-бизнеса (даже этого словосочетания не побоюсь, хотя гораздо больше мне нравится термин "бублик"). Бог с ним, с бизнесом, но вот с шоу у НАГУАЛЯ проблем точно не возникает. Что уж говорить, радуют они старика, радуют. Скажем, такие их эксперименты, как использование громадной эмалированной кастрюли с цветочками на бортах в качестве солирующего инструмента напомнили мне перфомансы ранних PINK FLOYD, когда Сид Барретт жарил на сцене яичницу и вообще. Шоу НАГУАЛЬ всегда спонтанно, само появление на сцене их лидера Леонида Павленка просто-таки заставляет тебя смотреть на эту самую сцену, и, соответственно, вслушиваться в звуки, оттуда доносящиеся.
О\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'кей, все же попробую сформулировать. Группа авангардная, да… но с коммерческим потенциалом, в лучшем смысле слова "коммерческий" (это когда тебя любят и ценят). Ребята, кажется, уловили какую-то нужную струю и целенаправленно ей следуют. Их рады видеть и слышать повсюду, вплоть до Министерства внутренних дел (не смейтесь и/или не пугайтесь, их действительно туда приглашают, но как артистов, а не как подозреваемых). И если в этом году Леня Павленок поехал на питерский фестиваль "SKIF" еще только как зритель, то лично у меня не возникает сомнений в том, что на следующий год Республика Беларусь будет достойно представлена на фестивале группой НАГУАЛЬ в полном составе и в качестве полноправного участника.
Они не дожидаются продюсера с чемоданом денег и сами заняты тем, что называется PR. За год своего существования как группы ребята своими силами выпустили диск (его можно приобрести в минском магазине "Подземка"), обзавелись очень даже неслабым сайтом (www.nagual.by.ru), продают на концертах всевозможный самиздат, к которому так или иначе приложил руку Леня. А еще серьезно работают на репетициях. Короче, активно подтверждают народную мудрость "Талант сам себе утопающий, сам себе дело рук". А что касается перспектив, то могу ответственно заявить: у группы есть все шансы найти и занять собственную нишу, т.е. иметь стабильный успех у определенного круга слушателей, в том числе и на Западе.
Итак, лидер коллектива — Леонид Павленок, уже неоднократно упомянутый выше. Вокал, гитара, барабаны, перкуссия, дудки. От него все и пляшут, он — ядро и точка сборки. Но, опять же, радует, что остальные участники группы отнюдь не подавлены его харизматической личностью, и каждый раскрывается на сцене и в музыке как может и сколько хочет. При том, что музыкантов в НАГУАЛЕ достаточно много. Давайте же дружно перечислим тех, кто сегодня участвует в группе согласно официальному сайту оной. Значит так: Маша Горелик (барабаны, бэк-вокал), Алексей Ячник (тромбон, банборы, бас, перкуссия, бэк-вокал), Аня Фролова (цимбалы, бэк-вокал, перкуссия), Александр Бохан (губная гармошка, бэк-вокал, перкуссия, кухонная утварь), Ксения Минченко (скрипка, бонги, варган, бэк-вокал), Сергей Баранов (бас), Дмитрий Гаврилик (гитара). Уфф… Кажется, почти все. Почти все, как вы заметили, в НАГУАЛЕ поют и гремят на всяческой перкуссии. Как говорил один небезызвестный попугай, "…а еще я пишу, читаю, пою и пляшу".
В нижеследующем интервью участвует Леонид Павленок и Александр "Оса" Бохан, известный также по работе с группами BLUES STAR BAND и MARY LONG.

К вопросу о шаманизме

— Правда ли, что творчество группы НАГУАЛЬ никак не связано с учением Карлоса Кастанеды?

ЛП: Только название. Если мы назвались этим словом, то ведь это не значит, что мы автоматически должны своей музыкой транслировать чьи-то идеи и взгляды. К тому же, слово "Нагуаль" кроме Кастанеды встречается и у Мирче Элиаде, и вообще в индейской мифологии…

— И все же, как вы относитесь к повальной шаманизации белорусской культуры, о вхождении мотивов первобытных верований в искусство, музыку?..
АБ: Ну да, люди занимается шаманизмом, ну и что?.. А я вот, к примеру, занимаюсь кройкой и шитьем. Вообще, очень глупый вопрос, правда.
ЛП: Если люди хотят в чем-то увидеть шаманизм, то пусть видят, а если хотят увидеть что-то другое, то пускай видят что-то другое, понимаешь? Это дело и выбор каждого. Это название — НАГУАЛЬ — отвечает самой концепции того, что я пытаюсь делать… Можно описать какое-нибудь явление, обозначая его так или иначе, определить расстояния… Но потом ты просыпаешься утром, и понимаешь, что у этого явления расширились границы значений, ты смотришь на него уже совсем по-другому. И слово "Нагуаль" значит именно это — мы всегда больше, чем наше сегодняшнее знание, за нашим сегодняшним знанием стоят великие тайны, великие соединения. Иногда мы входим в это… брожение, входим в то, чего не можем объяснить, исходя из нынешней системы знания… Называем это чудом или аномалией, а потом проходит время, и… это явление доказывается физикой.

— Леня, ты пишешь интересные стихи. Никогда не возникало мысли делать песни на понятном народу русском языке?
ЛП: Я и делал так раньше, но оказалось как-то мало одного языка.

— Но сейчас языка в ваших песнях вообще нет…
ЛП: Нет, это язык, совершенно конкретный. Этому языку меня научила бабушка, в детстве она мне пела на нем песни. Сначала говорит: "Ты должен постичь расширение мысли", — а потом поет песни…

— А о чем тогда, к примеру, ваша песня "Джябо Кя"?
ЛП: Это песня австралийского аборигена, который рассказывает о собственном сне… То есть в ней ничего конкретно с растаманами не связано, хотя всем и кажется, что песня именно об этом.

— То есть, вы хотите сказать, что каждая ваша композиция — о чем-то, и у всех композиций есть определенный сюжет?
ЛП: Да… Ну конечно, смысл есть, как же без смысла. Все время смысл пронизывает: и до начала песни, и после, и во время ее исполнения.

— Значит, мозги каким-то образом принимают участие в создании ваших композиций?
ЛП: Да все на свете. Что подключается в тот момент, то и действует. И мозги, и… уши, и все что угодно.

— Основа новых композиций — это всегда идеи Лени, или остальные участники группы тоже приносят свои идеи?
ЛП: В основном, да, мои идеи — это начало новой песни… Но редко так случается, что песня складывается у меня в голове от начала и до конца. Чаще всего это просто какой-то мелодический или ритмический кусок. Я его напеваю или наигрываю и стараюсь сразу записать на диктофон, потому что, по-моему, наиболее интересен именно первый сигнал. Например, наша песня "Всенощная"… Перед тем как она окончательно оформилась, я где-то полмесяца везде ходил с диктофоном и записывал всякие кусочки у себя и у остальных… Такие первые сигналы очень интересны для меня, они — это как бы непосредственная реакция живого организма на мир. Так что, я не столько музыкант или певец, сколько просто передатчик звуков, переходник, транслятор. Я что-то слышу и стараюсь это передать остальным. Весь мир — это обмен веществ, в конце концов. А я уже не могу жить без того, чтобы играть и петь.

— А откуда в принципе возникает творческая энергия, это сублимация либидо или что?
ЛП: …Про каждую песню можно говорить отдельно. У каждой — свой источник. Это может быть водка, это может быть… Но, в общем-то, водка и больше ничего.

— А зачем человеку в принципе заниматься творчеством: музыкой, к примеру, или составлением кроссвордов?
ЛП: Конечно же, чтобы меньше пить водки.
К вопросу об импровизации

— Я недавно смотрел сюжет о Мексике, кажется, в "Клубе путешественников"… Там среди прочего показывали какие-то индейские обряды, и вот что интересно: музыка, которая во время этих обрядов исполнялась, очень напомнила мне некоторые из ваших композиций. В связи с этим вопрос: то, что вы делаете, это попытка каким-то образом воспроизвести известный вам фольклор, или же просто ваши песни рождаются в том же самом коллективном бессознательном, что и этот фольклор?
ЛП: В любом случае, если делаешь музыку от души, если все это тебя как-то цепляет… От души — это и значит из коллективного бессознательного…
АБ: Подсознания не существует!.. Главное не музыка, и не фольклор. Главное — чувство…
ЛП: Музыка есть музыка, чувство есть чувство. Музыка соединяется с чувством. Просто можно принадлежать тому, что ты делаешь, а можно не принадлежать. Мы действительно стараемся вкладываться в нашу музыку… Лично я могу сказать: я люблю то, что делаю, мне нравится заниматься именно такой музыкой, вот и все.
АБ: А дело и не в том, чтобы принадлежать или не принадлежать тому, что делаешь… Можно только признать тот факт, что ты этому уже принадлежишь, а можно об этом просто не думать. Но принадлежать себе, своему делу ты будешь всегда и в любом случае.

— И все-таки, ваша музыка — это изначально совершенно ни от чего не зависящая импровизация, или все-таки вы хоть немного что-то где-то "подслушали"?
АБ: Да, конечно… Я подслушал в детстве, как поет индейские песни моя бабушка. Когда засаливает огурцы. Она всегда кладет три ложки соли в банку, доверху заполняет банку огурцами, заливает водой из колодца… Это тоже импровизация. Спроси у моей бабушки, как засаливать огурцы!

— ?!
АБ: Банка здесь ни при чем. Наука тоже. Я сейчас вижу эти огурцы в банке. А ты их не видишь?! Солнечный свет, закатанный в банки с огурцами…

— Ох уж эти бабушки! Они у вас обоих были какие-то… психоактивные…
ЛП: А дедушка научил меня играть на инструменте "барабан".

— Кстати, откуда взялись эти ваши… как их… ну, бревна, в которые вы дуете?
ЛП: Это называется банборы. Название произошло от скрещения слов "барабан" и "борщевик". Борщевик — это растение, из которого мы делаем банборы. Когда в банбор дуешь расслабленными губами, получается такой звук… как будто пердит лошадь. Из борщевика мы делаем и наш белорусский вариант диджериду.

— А возможно ли научить обычного человека импровизации?
ЛП: Можно, наверное. Но здесь нужно различать импровизацию, такую, как в традиционном джазе, когда музыкант придерживается "стека", и такую, когда отрываешься от всяких структур и просто излагаешь свои мысли, чувства… вольным шествием. Первой, наверное, возможно как-то научиться, а насчет второй… здесь все гораздо сложнее, не знаю.

— Вы могли бы как-то соотнести свою музыку стилистически с джазом?
ЛП: Джаз произошел из фольклора. И поэтому связь с джазом у нас капитальная и фундаментальная. Джаза у нас столько же, сколько фолка. Но больше всего самих себя, на самом деле. Мы пытаемся соединить в музыке природу человеческого голоса непосредственно с этими самыми первобытными народными архетипами. Наша музыка межнациональна. Я думаю, она была бы понятна и великому русскому писателю Чехову, скажем, и какому-нибудь жителю Зимбабве. И дело даже не в звуках того или иного языка… скорее, в едином анатомическом строении человеческого тела. Каждый человек при боли кричит и смеется, когда приходит радость… Музыка, которую мы играем, нужна для того, чтобы человек мог раскрепоститься в городе… стать свободнее, найти какие-то новые смыслы, новые факторы своего существования, очиститься от забот, от суеты. И нам интересно играть такую музыку, потому что мы сами в ней раскрываемся, и жить становится интереснее. А почему фолк, как мы на буклете нашего альбома написали, — потому что именно фолк, как нам кажется, отвечает за какие-то глубинные истоки человека, за его рождение, за смерть, за семью, за добывание пищи. Поэтому такая музыка и будет понятна совсем разным людям.

— Значит, по-твоему, музыка, не относящаяся к фолку, автоматически не имеет отношения и к этим глубинным, корневым факторам существования?
ЛП: Фолк, он как бы очищен от ума, от интеллекта… Поэтому он и ближе к этим самым факторам. Чем больше веков насчитывает история, тем шире у человека разрастаются корни… точнее, ветви. Импровизация, соответственно, становится сложнее, в ее продукте можно разглядеть те или иные культурные отсылки. Хотя, конечно, нельзя сказать, что вот это искусство действует сугубо на интеллект, а это — на подсознание… Сегодня оно действует на интеллект, а завтра утром проснешься, и вдруг окажется, что оно действует на подсознание… Появится новый подход, и все... На самом деле, трудно мне говорить о нашей музыке… Мне лучше играть эту музыку, двигаться вместе с ней… А говорить о ней лучше образами, а не теоретически.

— Отлично… Давай образы!…
ЛП: Образы можно найти в моей "Книге постоянного пополнения в рассуждениях питекантропа".
Немного истории

— Леня, расскажи, что ты играл до НАГУАЛЯ.
ЛП: Последнее, то, что я играл непосредственно перед НАГУАЛЕМ, это был такой… очень лихой панк-паяльник… Панк-рок с горячим паяльником в жопе. Группа называлась УАГА, что означает "восторг". Песни были на том же языке, на котором мы и сейчас поем…

— А до этого что ты играл?
ЛП: До этого были песни на русском языке, с группой, или просто под акустическую гитару… Примерно что-то вроде ленинградско-сибирского рока. Что-то от Башлачева было, что-то от ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, что-то от классического питерского саунда… В 1995-м году, например, я со своей тогдашней группой играл на панковском фестивале "Рок-кола", который проходит каждый год в Новополоцке. Мы играли такой панк социально-маргинального толка…

— Что-то связанное с политикой?
ЛП: Нет, скорее что-то бытовое и житейское, в плане тематики… На самом деле, я очень "грузил" людей, а этого делать не надо. Например, была такая песня "О благородных девицах" — про матерей, которые выбрасывают своих новорожденных младенцев на помойку. А что касается собственно музыки… Потом, после фестиваля про нас написали в газете: "И была такая-то группа, которая играла быструю, позднюю и безмозглую разновидность панка". Действительно, когда я один сидел и писал эти песни, сам процесс мне нравился… Но не было удовлетворения конечным результатом… Сейчас я понимаю, что тогда я не нашел еще своей органичной для меня музыки. Еще я одно время "подсел" на электронный минимализм, делал примитивные ритмы на драм-машинке и балдел от этого… Когда человек слушает один и тот же повторяющийся звук, он сливается с ним, входит в подобие транса по принципу мантры. Эта ритмика, пульсация захватывает человека и одновременно выбрасывает в свежие формы… всего. В НАГУАЛЕ, наверное, что-то осталось от этого моего увлечения. В том же году я один под акустическую гитару спел пару песен на бардовском фестивале "Пока горит свеча…" в Новополоцке, мне тогда еще дали приз "За экспрессивность". А потом один наш местный литератор написал в газете, что Леонид Павленок — продолжатель традиции дворников и сторожей, и, чтобы получить представление о его песнях, нужно послушать Летова и Башлачева. Я тогда, кстати, действительно работал дворником. После этого я стал работать лесником. Вообще, чудесная работа — лесник… Мне особенно запомнились лесные пожары, это что-то неописуемое и страшное…

— Часто случались пожары?
ЛП: Одним летом — чуть ли не каждый день в течение двух месяцев. Но именно тогда, когда я работал лесником, у меня родились те идеи, которые сейчас реализуются в НАГУАЛЕ. Что-то вроде бешеного потока чувств, когда горит лес, и ты ничего не можешь сделать. Такой панический танец, когда ноги обжигает раскаленная земля. Моя работа тогда заключалась именно в тушении этих пожаров, иногда с пожарной машиной, а иногда просто с бригадой других лесников мы окапывали и сторожили опасные участки…

— Из-за чего лесные пожары случаются, из-за костров?
ЛП: Да, чаще всего дети или взрослые плохо затушивают костры… В связи с этим хочу раскрыть всем наше ноу-хау, о том, что нужно делать с людьми, которые поджигают лес… Им нужно засовывать шишку в жопу и отпускать. Если шишку правильно засунуть, ее будет практически невозможно достать у человека… заживо. А тех, кто в лесу мусорит, надо раздевать догола и привязывать где-нибудь в этом лесу на ночь, пусть их комары кусают… На самом деле, ты представляешь, как это ужасно… На Дальнем Востоке такие огромные площади выгорают… И еще мы очень радовались, когда начинался дождь, это был настоящий праздник, и все лесники сразу принимались пить водку… Хотя они и так бухали, в жару, на этих вот пожарищах… Спали в оврагах, а потом вставали и опять тушили… Часто звери погибали, даже если небольшие — ежики, змеи… Я видел их обгоревшие трупики… Очень трудно было на них смотреть… А еще как раз тогда, в период лесничества, я сделал наш сакральный инструмент под названием "Елкин нос".

— Ты прошел большой период поиска в музыке, много экспериментировал… Как ты думаешь, сегодня ты себя нашел уже окончательно, или когда-нибудь настанет время для новых радикальных экспериментов?
ЛП: Конечно, мы будем экспериментировать, но мне кажется, что уже в найденном направлении… Резких поворотов не будет. Не знаю, будем ли мы внедрять электронику…

К вопросу о терроризме

— Расскажи про ваш альбом. Как он родился, откуда вылез...
ЛП: Вылез он из болота. Как клюква и мох. То есть, мы изначально собирались его записать в студии на болоте. Эта студия располагается в маленькой хижине, где живет постоянный человек. Рядом стоят шесть ветряков, они крутятся и вырабатывают энергию. И вот, мы хотели там записываться, чтобы сохранить этот болотный… природный звук. Но в итоге так получилось, что альбом был записан здесь, у нас на точке. Приехали люди с аппаратурой и микрофонами и записали все одним дублем "вживую". Осталось только сведение звука, в процессе которого мы сами на магнитофон дописали еще три песни.

— А возможно ли все-таки передать энергетику ваших "живых" выступлений на носителе? Ты не думал, что вам нужно приобретать какие-то новые способы… Заново экспериментировать, чтобы звучать на носителях?
ЛП: Да, действительно, визуально у нас тоже идет большой заряд, так что трудно его отделить от музыки… Думаю, нужен хороший звукорежиссер, хорошая студия. Может быть, это должна быть именно концертная запись, или, опять же, запись на болоте… Так, чтобы во время работы в студии присутствовали люди со стороны, по мнению которых можно было бы уточнять те или иные нюансы, определять, для кого все это играется, чтобы был такой… обмен. Или это должен быть просто продюсер, в западном смысле. Человек, который будет уделять большое внимание духовным аспектам, наталкивая нас на то, к чему мы больше всего способны, человек, способный к тому, чтобы раскрывать нас в творческом отношении.

— А как связан ваш альбом с личностью Осамы бин Ладена?.. Здесь на обложке что-то про него написано…
АБ: О'кей… Жил-был Осама бин Ладен. Все начиналось с этого. Группа НАГУАЛЬ взяла и подсмотрела, как он жил. А потом мы все это положили на музыку.

— Ваш альбом — это его биография?
АБ: Нет, это не биография! Ты хочешь знать его биографию?.. Это гораздо большее, это его внутренний мир. Это купол, сквозь который сыплется песок… ему на голову. Он зарывается в этом песке.

— А зачем он сыплет песок себе на голову?
АБ: Ты задаешь слишком много вопросов.

P.S.
— Скажите, у вас есть кумиры, которые прямо повлияли на музыку, которую вы делаете?

ЛП: Карлос Кастанеда… RED HOT CHILI PEPPERS.
АБ: Это синтетика. Меня не интересует синтетика. В этом мире кумиров у меня нет.


Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 26 за 2002 год в рубрике музыкальная газета

©1996-2024 Музыкальная газета