Shakira

Петь и танцевать

Шакира Изабель Мебарак Риполл (Shakira Isabel Mebarak Ripoll) родилась в 1977 году в Колумбии, а в ее жилах течет ливанская и испанская кровь. В восьмилетнем возрасте написала свою первую песню. В 13 лет подписала свой первый контракт на запись, а через 10 лет — в 2001 году — пробила своей песней "Whenever, Wherever" мировые хит-парады. Ее именитый земляк, лауреат Нобелевской премии по литературе Габриель Гарсиа Маркес, якобы сказал о ней следующее: "Музыка Шакиры весьма характерна, непохожа на ничью больше. Никто не может петь и танцевать также легко и невинно, как делает это она, в каком бы возрасте ни была".

О встрече с Маркесом, танце живота, происхождении, влияниях и поисках большой и чистой любви наш разговор.

— Многим кажется, что "Underneath Your Clothes" будет одним из наивысших хитов этого года. Можешь ли что-нибудь рассказать о том, как писалась эта песня?
— В самом деле? Ух ты, спасибо, что так думаете! Мне очень нужны подобные слова, если я людям небезразлична. Я, по правде, до сих пор постоянно держу кулачки — никогда не знаешь, что будет дальше, как дела пойдут… А какой был вопрос?

— …Ну, что-то об обстоятельствах написания той песни…
— А, как я ее написала? Года два тому, кажется. Речь там о том, что когда встречаешь настоящую любовь, вся жизнь и все перспективы меняются кардинально. Я отдаю себе отчет в том, что все сиюминутно. За восходом почти сразу наступает закат, и, возможно, вскоре объективы камер даже и не качнутся в мою сторону. Потому знаю, как это важно — любить кого-то и рассчитывать на него в будущем. Само название "Underneath Your Clothes" ("За пазухой", или "Под одеждой") означает, что за внешним обличием каждого человека скрывается душа, которая нужна всем, которая вне времени, выше мелочей житейских, которая властвует над мимолетным настроением и определяет некоторые слова и поступки. Вот, к примеру, то, о чем сейчас с вами говорим. Влюбившись, начинаешь понимать, что это здорово — раскладывать все по своим местам. Говорю о разных проявлениях любви. Некоторые растворяются в партнере, другие — в семье. Но только любовь дарит возможности и выбор.

— Можешь ли пояснить, почему твой альбом называется "Laundry Service" ("Прачечная")?
— Во-первых, мое собственное понимание любви уже не такое чистое. Как я говорила, хотела все разложить по порядку, расставить приоритеты и убрать из своей жизни балаган. Не то чтобы у меня раньше было какое-то исключительно "грязное" прошлое, нет. Просто музыка и любовь для меня навроде мыла и воды. Это то, что позволило мне за два года каких-то упорядочить и конкретизировать свою жизнь. Года полтора я посвятила этому альбому и одновременно каким-то романам и романчикам. О-очень все конкретно было (смеется)! А когда пластинка уже была готова, я ее переслушала и поняла, что как будто бы устроила этакую основательную постирушку. Через что теперь могу посоветовать пройти любому (смеется).

— Сколько у тебя фамилий?
— Я знаю около семи своих фамилий. Употребляю только первые две, по родне. Но если захочешь разобраться в своем генеалогическом древе, найдешь неизвестно сколь много. Мои предки из Ливана и Испании, но там где-то еще и итальянцы затесались. Что там в кроне этого древа прячется?

— А ты пользуешься этими фамилиями-именами в каких-то конкретных целях?
— Нет, просто как-то интересовалась своим происхождением. С детства хотела знать свои корни.

— Не думаешь ли ты, что теперешняя общемировая политическая ситуация и твое полуарабское происхождение могут усложнить тебе карьеру в США и в Европе?
— Иногда люди познаются в беде. Конечно, американцы наделали дел в свое время, чего скрывать, но все-таки пришли к тому, что права человека для них сейчас на первом месте. В какой-то момент, когда началась эта война в Афганистане, многие люди решили, что вот сейчас в Штатах начнутся локальные конфликты, дискриминация и так далее. Но нет, не вышло. Думаю, там нормально понимают разницу между террористами и арабами. Не всякий араб — террорист, не каждый араб — мусульманин, и не всякий мусульманин — араб. Америка — довольно развитое общество. Думаю, американцы в состоянии отличить одно от другого. Я лично ни от чего не отказываюсь из того, что делаю, ни от одного движения. Ни из страха или боязни дискриминации, или чего-нибудь подобного.

— Ты говоришь по-арабски?
— Только ругательства знаю!.. Но по телевизору их ведь не произнесешь, и в прессе тоже, правда ведь? А вот во время турне по США исполняла танец живота чаще, чем когда-либо в жизни. И не думаю прекращать. Ну, ясно, до определенного момента…

— Да, насчет танца живота… Много певиц, особенно роковых, обычно стараются не очень вызывающе одеваться на сцене, потому что хотят, чтобы внимание обращали только на их голос и музыку. У тебя нет подобных предубеждений?
— Когда мне было 18, я одевала кожаные штаны и маечки — сосредоточена была только на музыке. Сегодня я тоже концентрируюсь на музыкальной стороне дела. Но мне ведь 24 годика уже, в конце концов, я женщина, и, думаю, не глупая. И каждая женщина должна так думать. Я в этом уверена. Может, я не всегда соответствую этим рассуждениям, бывают недоразумения. Но это ведь только сначала. Но дайте мне еще пару лет провести на сцене — вы увидите, что я была права. Хотя мой внешний вид не так уж и важен, это как необходимость, маникюр-макияж. За этим фасадом кроется некая субстанция — думаю, что моя музыка. Она и есть я, моя визитная карточка, а мелочи, типа как я двигаюсь, как одеваюсь — только дополнения.

— В песне "Whenever, Wherever" ты поешь о маленькой груди. Это что, такая метафора?
— Да, однажды я крепко задумалась о пластической операции. Но потом поняла, что надо просто учиться любить и принимать себя такой, как есть. Пришлось себе сказать: никаких имплантантов (смеется)! И написала текст…

— …На который масса народу обратила внимание. Люди, что впервые слышат эту песню, потом просто жаждут взглянуть на твой бюст.
— (со смехом) О боже! Вечно куда-нибудь вляпаюсь!

— Где ты так здорово танцевать научилась?
— Никто меня не учил. Сама. Танец живота начала исполнять еще в четыре годика, в садике, каждую пятницу. Уроки не брала. Подозреваю, гены виноваты, в крови у меня все это. Оставалось только закрепить навыки, и это доказательство того, что генетическая память все-таки есть. Всякий раз, как слышу арабские ритмы, или если кто-нибудь на дунбе играет — как шальная становлюсь. Но иногда смотрю на профессиональных танцовщиц и думаю: может надо такие движения делать?

— А где-нибудь в арабских странах была?
— Только в Марокко.

— А в Ливане?
— Ни разу. Но мечтаю там спеть.

— Там издали твою пластинку?
— Да. "Whenever, Wherever" там добралась до первого места. Не поверила, когда узнала. Моя пластинка вышла в Ливане, в Египте и Турции, но это уже более-менее Европа.

— Некогда ты частенько меняла свой имидж. Кто-то тебя надоумил, или ты сама?
— (со смехом) Слишком долго была брюнеткой — года до 21-го. Однажды посмотрела на себя в зеркало, и поняла — надо что-то менять. Покрасилась в рыжий цвет. Сразу после того, как посмотрела "Бэтмэн и Робин" с Умой Турман. Тут только она виновата. Но это было не очень практично, много времени отнимало. Но назад пути уже не было, и надо было что-то новое пробовать. Потом стала блондинкой. Но умысла в этом не было. Стратегически, я понимаю, что проще было бы остаться брюнеткой, так как блондинок немеряно. Иду по улице, а каждый встречный-поперечный пристает: "Это ты, Бритни?" Кто-то даже автограф попросил. Я ему и ответила: "На, конечно, только я не Бритни". Нет, я не оскорблена. Бритни — красавица, но все же…

— Тебя еще сравнивали с Аланис Мориссет, что как будто тебе не сильно нравилось. А вот же, согласилась сотрудничать с ее продюсером Гленом Баллардом. Как вы нашлись?
— Никогда не говорила, что мне не нравятся подобные сравнения — это скорее комплимент. Она талантливейшая женщина, великолепные песни пишет. Думаю, что нас сравнивали только потому, что обе мы были длинноволосыми брюнетками. Ну а когда вся эта чехарда с волосами произошла, то никто уже меня с Аланис не сравнивает. А что касается Глена Балларда… Это абсолютная случайность. Экспериментировала с разными продюсерами. Нужен был кто-то новый. Для нового альбома написала около 20-ти песен, осталось только 13. И не только с Гленом работала, а и с Риком Рубином, и еще… ну с этим… забыла фамилию. Ну много их было.
Чисто случайно с Гленом работали над песней, которая мне больше всех нравилась еще на этапе отбора.

— Согласна ли ты с тем, что написал о тебе Габриэль Гарсиа Маркес? Это для тебя комплимент?
— Уау!!! Это было очень сильно — повстречаться и поговорить с ним! Это огромная поддержка! Я обожаю его творчество. Я очень волновалась, когда читала ту статью. Я и не надеялась, что он может сказать обо мне столько теплых слов (смеется). Он высший писатель и наипрекраснейший человек!

— Однажды ты сказала: "Невозможно не петь о любви. Это наивысшая тайна жизни". Можешь ли что-нибудь добавить?
— В те времена я была просто одержима познанием любви. Характерно для раннего этапа моего творчества то, что я хотела писать песни о любви еще в 8 лет. Конечно, тогда парня у меня не было. Просто пела, хотя даже как женщина еще не выглядела (смеется). Но похоже, эта тема в моих песнях навечно.

— А тебе когда-нибудь не хватало любви?
— Нет. К счастью, я всегда была окружена любящими людьми, своей семьей, если говорить о семье. Хорошие друзья были. Но опыт первой любви был достаточно мал и скуден. Раньше я думала, что "любовь" пишется с маленькой "л". Сейчас я понимаю, что только с "Л". И это чуть другое.

— А ОН трудится на той же ниве, что и ты?
— Нет, он юрист.

— С кем ты больше всего хотела бы посотрудничать и почему?
— Отвечаю как на духу и сразу: Мик Джаггер. Без комментариев!