Zucchero

два года молчания

Зуккеро (Zucchero — Сахарок) на сегодняшний день, наверное, наипопулярнейший в мире, не считая Эроса Рамаццотти, итальянский исполнитель. Огромное количество хитов, кроме всемирно известного "Senza Una Donna", спетого вместе с Полом Янгом. Два года музыкант молчал, и вот осенью 2001-го он возвращается с очередным альбомом "Shake" ("Тряска"). Записан он был в трех странах: США, Великобритании и, безусловно, в родной Италии. Беседуем с Зуккеро о том, как работалось в студии Питера Гэбриэля, об отношениях с Джоном Ли Хукером, о дочерях и о новой пластинке.

— Одна их песен на "Shake" записана вместе с Джоном Ли Хукером. Так уж выходит, что это его последняя, фактически предсмертная запись. (Хукер умер в июле 2001 года.) Как вы вообще пересеклись?
— "I Lay Down" — первая песня из всех, что я написал для нового альбома. И когда я начал готовиться к записи, то ощутил, что мне нужен чей-нибудь хороший, немного архаичный голос, ну, чтобы дополнить произведение. Голос Джона Ли показался мне просто идеальным. Когда поехал работать в Сан-Франциско, начал копаться и рыться, где можно разыскать Хукера. И тут я познакомился с Полом Роджерсом, который, кстати, очень здорово играет на гитаре известнейшей блюзовой техникой "слайд". Я и его попросил, может, поучаствовать в записи, и, если получится, дать послушать материал Хукеру, с которым Роджерс очень хорошо и давно знаком. Рой все сделал, и где-то через неделю, мы встретились с Джоном Ли в студии.
— А уже знали тогда, что посвятите альбом Хукеру, его памяти?
— Тогда еще нет. Но когда через два месяца узнал о его смерти, сразу все решил и поместил посвящение. Когда вместе работали в студии, он чувствовал себя хорошо, по крайней мере, так выглядел. Мы отработали много часов вместе, но по нему совершенно невозможно было понять, что он устал! А на самом-то деле он тогда уже был тяжко болен. Я даже над собой подшучивал, что по сравнению с Джоном, я просто старикекс! Вести о его смерти меня просто шокировали, я очень расстроился. Мир потерял кого-то очень важного, необходимого…
— А в принципе, зачем ехали работать в Сан-Франциско?
— Просто там живет большинство музыкантов, которых я привлекал к записи альбома. Согласитесь, проще (и дешевле!) было мне одному поехать в Штаты, чем тащить неизвестно сколько народу в Италию. Логично? Писали и в Лондоне, в студии Питера Гэбриэля, потому, что это лучшая студия в Европе.
— Новая пластинка звучит более роково, чем предыдущие. Почему так вышло?
— Ну, не знаю, так ли это на самом деле… Я не люблю всяких стилистических рамок, определений. Когда начинал работу, даже и не думал, что альбом должен звучать роково или попсово. Я стараюсь всегда записывать просто лучший альбом, какой только в данный момент могу сделать. И атмосфера альбома есть результат того, что я чувствую, и что меня в данный момент беспокоит. Это как новый шаг по дорожке в неизведанное. А смешение стилей… что ж, это, скорее, вещь подсознательная. В каждой зарисовке какие-то всякие разные интересные элементики возникают, и я этим стараюсь пользоваться. Главное — это не повторяться. Это — самое ужасное. Я обожаю экспериментировать!
— Но эти эксперименты не на всю программу распространяются, а, наверное, на пару-тройку песен?..
— Но это же естественно! То, что в нескольких песнях есть тяжелые гитары, абсолютно не значит, что вся пластинка будет металической. Или, например, баллады. Две или три — еще в порядке, но вся пластинка таких песен будет слушаться, мягко говоря, неинтересно. Вот этот альбом я считаю отражением своей натуры. Иногда бываю агрессивен, иногда — даже элегантен. Надеюсь, что в альбоме это слышно. Когда записывал, то делал все, от песни к песне, нагнетая и накаляя атмосферу, потому что очень хочу, чтобы слушатели в конце пластинки ощутили что-то вроде оргазма.
— Вы исполняете свои песни и по-английски. Не возникает проблем?
— Никаких, но, должен признаться, что в переводах часто пою по другому. Когда по-итальянски пою, так даже не заучиваю тексты на память, они сразу сидят у меня в голове, тем более, иногда сам пишу. Но для конъюнктуры других рынков — английского, к примеру, — должен записывать по нескольку композиций на других языках. Ведь, если не делать этого, то ни одна радиостанция не стала бы крутить мои песни. Хотя, сам считаю, что это ненормально. Но — приходится! В частности, по-английски стараюсь исполнять только баллады. Там и тексты переводить проще, и настроение почти не меняется.
— Вы по-прежнему сотрудничаете с Коррадо Рустикимом. Вы уже просто неразлучная пара. А вот интересно, существовала бы музыка Зуккеро без участия Коррадо?
— Коррадо очень талантливый музыкант и продюсер. Но, к сожалению, песен он не пишет. Их зато пишу я. Мы понимаем друг друга с полуслова, и, к тому же, у него получается каким-то образом уловить то, что я хочу передать или выразить в музыке. Ни разу не пробовал работать без него, даже не представляю, какой был бы эффект.
— А правда ли то, что ваши дочери играют в собственной группе?
— Да, это очень талантливые девочки. Я их ничему не учил, сами доходили до всего. Но и они меня не просили о помощи. Конечно, группа эта для них больше развлечение. С моими девочками играют еще три их приятеля. Репетируют в нашем гараже, звучат очень громко, но вот о записи пластинки оттуда ничего не слышно. Да они и сами говорят, что это так, отдых.
— А они слушают вашу музыку?
— Временами. Обычно первыми оценивают мои "творения". И обычно им не нравится. Потому, я потом возвращаюсь в студию, и поправляю, что можно. Когда же в конце концов, им начинает нравиться, я уже знаю, что наверняка могу песню поместить на пластинку. Они очень образованы в музыке, и я могу доверять их мнению.
— Из Италии родом много известных артистов. С кем-то хотели бы спеть дуэтом?
— Со всеми хорошими и известными, кажется, уже пел. Но есть еще несколько человек, которых я бы в первую очередь называл бы поэтами. Кроме того, Васко Росси, рок-музыкант, который кажется мне очень близким личностно. С ним, наверное, было бы интересно поработать. У нас прекрасные отношения, хотя пресса нас постоянно стравливает между собой, пишут, что мы ссоримся, делим что-то. Неправда ни в коем случае.
— А как с Эросом Рамаццотти? С ним тоже дружите? И вас, наверное, тоже стравливают?
— С Эросом мы тоже приятельствуем. Недавно мне открыточку прислал поздравительную, по поводу моего нового альбома. Ну, в этом случае, пресса обычно, безмолвствует. Эрос гораздо успешнее меня, мне тут не угнаться. Разве что в музыке… Вообще, не зацикливаюсь на том, что пресса обо мне пишет. Это их проблемы.
— Правда ли то, что одну песню вы посвятили своей пропавшей собаке?
— Да, недавно пропала у меня собака. Это моя вина, оставил ворота открытыми, и она выбежала погулять. А потом, наверное, не нашла дороги домой… В песне я рассказал, как чувствуешь себя, когда теряешь кого-то близкого.
— Любите песни о любви?
— Нет. Песни о любви обычно очень глупые. Такие же, как любовные письма. Такое напишешь, потом недельки через две прочитаешь, и скажешь: "Боже мой, ну я и глупец!" Чтобы так не вышло с песней, приходится как-то углублять ее смысл. Я обычно делаю это при помощи двусмысленных текстов. Ну, чтоб читалось не только то, что и о чем пою, но и что там между строчек.
— А как вы находите своих музыкантов?
— Это обычно тоже дело случайное. Так встретился с Коррадо, также встретился с одной из моих вокалисток Сарой Иден Дэвис. Я возвращался из аэропорта, опоздав на самолет, ехал через Ковент-Гарден, и услышал, как она пела на улице. За деньги. Ну и договорились, что она со мной поработает.
— И напоследок: как вы относитесь к ди-джеям, ремиксам?
— Я не очень много знаю об этом мире. Так, в общих чертах. В целом, могу сказать — не люблю. Ди-джеи обычно просто убивают музыку своими ремиксами. Само добавление к сложенной песне дискотечного ритма — уже безумие. Но, зато людей, типа Фэтбой Слима, Пола Окенфолда, или того же Моби очень уважаю. То, что они делают — настоящее искусство.