Кашин, Павел «Боюсь, я не в формате вообще...»
Помимо русскоязычных альбомов Павел заканчивает записывать свой первый англоязычный альбом, что, безусловно, доставляет ему немало радости...
— У вас постоянный состав?
— Да, я думаю, что даже очень. Большая часть музыкантов со мной с самого начала, лет восемь, девять.
— Недавно вышел новый альбом "Герой"...
— Это единственный альбом, который записан совместно с Михаилом Башаковым, который известен по песням "Элис" (он придумал свои слова на музыку SMOKIE), и по моей "Русская". Все тексты здесь были написаны Мишей.
Этот альбом был записан шесть лет назад. Потом я уехал в Америку, возникли сложности с его выпуском. И вот только-только он вышел. Сейчас я готовлю четыре своих альбома, в которые войдут песни, написанные в последнее время.
— Чем для вас интересен последний альбом, в котором автором текстов являетесь не вы?
— Я считаю, что Башаков — один из самых лучших поэтов страны. Еще восемь лет назад я был абсолютно уверен, что его час придет, и он будет очень известным, почитаемым. Сегодня я вижу доказательство тому, когда песни с его стихами входят в хит-парады. Я знаю, что он ездит на фестивали, в "Нашествии" принял участие. Сейчас я очень рад, что у меня хватило ума тогда предложить ему этот проект.
— Альбом "Эйфория" помечен, как "Кашин 5", "Герой" — "Кашин 6"...
— Это просто для удобства, когда у тебя есть шестой альбом, ты знаешь, что уже существуют пять. А без номеров и не знал бы...
— На альбоме "Эйфория" нет тринадцатой песни, номер тринадцать пропущен... это ваше такое суеверие?
— Я сейчас не очень хорошо это помню... конечно, нет, никакое это не суеверие. Это просто моя шутка. У меня просто такое настроение было, я взял вычеркнул номер тринадцать.
— У вас не было проектов связанных с музыкой к кинофильмам...
— Нет. Для того, чтобы писать музыку к фильмам, нужно очень много времени проводить в различных тусовках. Потому что это больше связано с тем, с кем ты общаешься. Все это действительно тусовка. И мои диски ни с чем таким не связаны. Думаю, песни там самодостаточны.
— Многие ваши песни, из альбома "Эйфория" в частности, очень жизненны, рисуют определенные сюжеты. Они связаны определенными жизненными ситуациями?
— Очень многие, да. Мне трудно сказать, о чем они, потому что у меня около двухсот песен записано. Они разные. Песня "Эйфория" была написана летом, я провел тогда год в Америке, приехал на лето в Петербург, записывал альбом. Я ходил и думал, как же мне назвать альбом. Это были белые ночи, мы с моим приятелем американским шли и удивлялись, как же стало хорошо в Петербурге, люди перестали бояться ходить ночью по клубам, стало все налаживаться, и мой друг сказал, что такое ощущение, что у всех состояние эйфории, что что-то должно случиться. Я чувствовал, о чем он говорит, понял, что что-то тут неестественно, — не может все так быстро вдруг стать хорошо. В августе, когда случился этот кризис, я уже монтировал альбом, назвал его "Эйфория". У меня был билет на седьмое сентября в Америку. Буквально за несколько дней до этого я утром пошел купить сахар — в магазинах не было сахара и не было ничего. Мне стало даже как-то немножко не по себе, потому что это название для меня самого стало звучать как издевка после всего, что произошло. И, главное, что сам я уезжал через два дня.
— Песня "Жизнь устала", возможно, самая личная и лиричная на альбоме "Эйфория". У этой песни есть какая-то история?
— Вообще, музыка у этой песни или очень похожа, или, можно сказать, что она заимствована у певицы Cesaria Evora. Дело в том, что весь первый год в Америке я каждое утро пил кофе с бутербродом под музыку Cesaria Evora. Португальского я не знаю. Когда я ехал в Петербург через Москву, эта песня постоянно вертелась у меня в голове, если песня вертится у тебя в голове больше, чем один год, ты обязательно должен сочинить на нее стихи. И я сочинил.
— Вы сейчас можете сказать, что для вас значит то время, которое вы провели в Америке?
— Это долгий разговор. Я бы хотел процитировать одного моего друга, который сказал, что любой цивилизованный современный человек обязательно должен прожить несколько лет за границей, и лучше всего — в Америке. Я с ним согласен, потому что это помогает, особенно нам, русским, очень замкнутым и очень не гибким людям, увидеть нас самих. Когда ты живешь в одной комнате, ты никогда не выходил из нее, то кажется, что мир такой, какой он в этой комнате. Но потом ты оказываешься в другой, в третьей, и понимаешь, что твой мир, это всего лишь одна маленькая комната. И ты относишься к ней одновременно с большим теплом и с пониманием, что эта комната не есть мир, что это не единственный способ жить.
Естественно, то, что я выучил английский язык, помогает мне писать лучше и по-русски. Я теперь понимаю, что Набоков и Бродский были самые лучшие русские стилисты, потому что они в совершенстве знали английский язык. Потому что английский язык богат, в нем есть очень четкая структура, он выстраивает даже особенный способ мышления. Я сейчас пишу и по-английски, и по-русски... Любой рекламщик знает, что есть такой способ строить диаграммы идей так, чтобы они пересекались. И когда ты пишешь на двух языках, то эти идеи пересекаются, и у тебя становится в десять раз больше идей. Еще мне нравится то, что изменилось мое представление о многих понятиях, таких, как личное пространство. О понятии человеческого достоинства, о том, как человек должен вести себя в обществе. Потому что Америка, как мне видится, очень культурная страна по сравнению со многими странами, не только с Россией.
— Перед вами не было такого выбора, возвращаться или остаться там?
— Это очень частый вопрос, и он очень русский. В Америке я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил "уехать", подразумевая уехать навсегда. Потому что если американец уезжает, например, в Париж, и через пару лет оказывается в Америке, его спрашивают, как ты съездил в Париж. И ни у кого нет мысли о том, уехал ли он навсегда и вернулся ли он навсегда. Что такое уехать куда-то навсегда — это значит, уехать в какую-то страну и там умереть. И если ты уехал в Китай на три дня и там умер, получается, ты уехал в Китай навсегда... Мне трудно представить, что значит остаться там или не остаться. Если сделать американский паспорт и просто без визы туда ездить, это не называется остаться там. Зимой я, видимо, опять поеду в Америку и сложно будет понять — там я живу или здесь.
— Но сейчас вы живете в Петербурге?
— Да, я живу в Петербурге. У меня есть три моих любимых города: Петербург, Лондон и Лос-Анджелес. Я люблю Петербург летом, обожаю. Я считаю, что это лучшее место, где можно провести лето. Я с ужасом смотрю на людей, которые уезжают на лето на юг. Потому что все иностранцы как раз приезжают в Петербург летом. Это единственное время, когда здесь можно жить. Но я с удовольствием буду проводить зиму в таком городе, как Лос-Анджелес.
— У вас есть любимые места в Питере?
— Свою квартиру, наверное, не стоит называть... Но мне очень нравится моя квартира, потому что здесь абсолютная тишина. Во всех остальных местах есть или трамвай, или машины, здесь ничего этого не существует. И при том это в центре города. Также рядом находится одно из моих любимых мест, это Петропавловская крепость. Когда я приехал в Петербург, я очень много времени там проводил и чувствовал себя очень комфортно.
На самом деле в Петербурге нет такого места, которое я бы не любил. Каждый раз, когда я проезжаю по Строительному мосту, через Василеостровскую стрелку, по Дворцовому мосту, то это три самых лучших вида во всем мире. Я был в разных городах и думаю, что ничего красивее, чем проехаться по этим мостам, не бывает. Я обожаю Невский. Я считаю, что это единственная улица в мире, где можно встретить всех своих друзей и всех друзей из других стран. И это единственная улица, по которой люди действительно гуляют. При том, что у нас все еще не развита система кафе и прочее. Слава Богу, сейчас наш президент отстраивает этот город. Невский перемостят и, я думаю, что это будет самая красивая улица в мире.
Я обожаю Адмиралтейскую иглу, которую видно почти со всех улиц.
— Есть что-то, что оказывает большое влияние на ваше творчество?
— Сейчас уже легче сказать, что не оказывает на меня влияния. Раньше действительно мне нужно было или влюбиться, или навсегда расстаться с самым любимым человекам, чтобы тут же написать самую трагичную песню. Сейчас настало то время, когда я могу месяцами сидеть дома, ни с кем не встречаться, просто читая книжку, и наткнуться на какую-нибудь знакомую фразу и написать песню. Просто как мемуары. Сейчас я читаю книжку некого Яна МакЭвана, на русский язык она, я думаю, не переведена, к сожалению. Наткнулся на фразу, где у молодого человека с девушкой переплетены пальцы, и он чувствует невозвратимо привязанным себя к ней... Этого достаточно, чтобы написать песню.
— Если говорить… терминами, кто на ваш взгляд "современный герой нашего времени", можете нарисовать его психологический портрет?
— Может быть, я не совсем точно отвечу на этот вопрос. Я в Калининграде отвечал на вопрос, кого я считаю современными героями на российской сцене. Я сказал, что мне вообще кажется, что мы страна немножко незрелых людей. Когда я приезжаю в Америку, я чувствую, что я очень незрелый. Когда я приезжаю сюда, я чувствую себя в атмосфере этих незрелых людей. У нас есть буквально несколько мужчин, которых можно назвать взрослыми, которые ведут себя по-взрослому. Первый, кого бы я назвал, это Борис Гребенщиков. Все остальные, и политики, и артисты, это просто детский сад какой-то...
— А у вас, как у поэта, есть какой-то психологический образ современного "героя нашего времени", какими он обладает качествами?
— Русский человек?.. Это человек (все нужно сравнивать, к сожалению), который в отличие от западного человека думает о вещах, никак не связанных с бытом, никак не связанных с жизнью. Если американец или европеец очень много знает о том, как вылечиться от той или иной болезни, какие химикаты как действуют и как это приложить к жизни, как правильно погладить что-то, то русский человек знает о телескопах, о звездах, о космосе. Он даже знает немножко теорию относительности Эйнштейна, знает теорию трех полей Эйнштейна. Но он по-прежнему верит в то, что для того, чтобы, например, вылечиться от простуды, надо в быть тепле. Он верит в то, что голову нельзя мыть чаще, чем раз в неделю...
— Ваши любимые кинорежиссеры…
— Мне нравятся американские фильмы, мне нравятся фильмы Паркера. Сейчас Голливуд хорош тем, что появляются совершенно неизвестные имена, выстреливают один-два раза, и выдают совершенно потрясающие фильмы. Как эти два поляка, которые сняли фильм "Матрица". Они выбили себе бюджет в шестьсот тысяч долларов, что очень мало для фильма, поехали в Австралию, потому что там дешевле снимать. Отсняли десять минут, послали в студию, и им тут же выдали в двадцать раз больше денег, чтобы они доснимали этот фильм. Голливуд хорош тем, что он, в отличие от европейского авторского кино, позволяет практически всем людям, если они достаточно настырны, выдать свой потенциал. Сейчас трудно сказать, кто там лучший режиссер, потому что все лучшие фильмы разных режиссеров. Я могу сказать, что мне нравится новое течение в кино, оно называется дзен-сценарий. Это такие фильмы как "Матрица", "Совершенный мир", "Форест Гамп".
— Можно сказать, что ваше главное увлечение — это музыка? А есть ли еще что-то?
— Я бы сказал, что это музыка и изящная словесность. Для меня это одно, и я боюсь, что это самое главное и единственное. К сожалению, в последнее время я больше ничем увлечься не смог. Может быть, это ужасно...
— На альбоме "Эйфория" звучит "современный композитор Павел Кашин". Вы себя больше считаете композитором или автором песен?
— Это просто было настроение того дня. Сережа Шевченко начал фантазировать на эту тему... Мы пригласили известного диктора с телевидения, чтобы она прочитала этот текст... Но это была больше шутка, конечно.
— Что для вас важнее в ваших песнях: музыка или тексты?
— Сейчас я думаю, что меня интересуют больше слова. Хотя я обожаю записывать музыку. Наверное, английский язык здесь повлиял. Я учился в Чикаго в университете, изучал американскую и английскую поэзию. С того времени я научился очень тщательно прорабатывать все словосочетания, отсекать все не нужное, наслаждаясь сочиненным текстом.
— Вы участвовали раньше в каких-то фестивалях или вы считаете, что это не ваша публика?
— Первое время, когда мы играли в группе ДУХИ, можно, наверное, сказать, что мы играли рок. Но мы все равно были всегда не свои в рок-клубе. И потом, когда я сам занимался своими песнями, я не мог сказать, чтобы я был поп- или рок-музыкантом, но нигде я не был достаточно своим. И когда мои продюсеры приносили песни на радиостанции, им всегда говорили, что эти песни не в формате. И по юности мне как-то казалось, что это обидно даже. А сейчас я сам говорю радиостанциям, что мои песни не в формате. Беда в том, что я боюсь, что я не в формате вообще...
— Ваше отношение к различным большим концертам, когда собирается много групп, огромное количество публики...
— Честно говоря, мне сольные концерты нравятся больше. Я там сам хозяин, мы заказываем аппаратуру нашу любимую "Turbo sound", выстраиваем режиссуру и два часа делаем все что хотим. И к нам приходит публика только наша. Обычно мы делаем концерты в залах, которые могут вместить немножко меньше людей, чем те, кто хотел бы прийти на концерт. И таким образом билеты заканчиваются до концерта, и приходят только те, кто на самом деле хотел послушать даже не хиты, а именно новые песни. Я терпеть не могу играть хиты. Мне интересно играть то, что я вчера сочинил. Потому что вчерашние песни у меня намного лучше, чем десятилетней давности. И концерты я пою не для того, чтобы публику удовлетворить, а для того, чтобы самому почувствовать удовольствие от того, что я пою.
— У вас происходит иногда переоценка жизненных ценностей, и как это отражается на вашей деятельности?
— Слава Богу, очень часто и кардинально. Думаю, что, наверное, меня к этому заграничная жизнь подтолкнула. Потому что в России считается, что нужно биться за свое мнение, стоять до конца, до смерти. Во всем остальном мире считается, что мнение свое нужно менять также часто, как, извините, белье. Я могу подтвердить это, потому что сегодня выходит мой седьмой альбом, и в предыдущих шести все было неправда, потому что сегодня я думаю по-другому.
— Сейчас будут выходить ваши альбомы: когда были написаны эти песни, и почему сейчас альбомы выходят в таком количестве?
— Да, сейчас у нас выходит несколько альбомов. Они все на мои стихи и на мою музыку. Я провел два года в Америке, до этого в Лондоне еще немножко жил. Я провел это время себе в удовольствие, но запустил совсем свои альбомы. Когда я приехал, я почувствовал, что мне тяжело работать с какой-нибудь московской рекординговой компанией, просто душевно тяжело. Несмотря на то, что они больше и лучше продают диски, я открыл свою маленькую рекординговою компанию в Петербурге. И последний диск "Герой" на стихи Башакова выпускала уже эта компания. И мы его сделали таким, каким он нам виделся.
— Эта компания сейчас занимается выпуском только ваших дисков. Возможно ли, что она будет заниматься альбомами других исполнителей?
— Я думаю, когда в России ситуация будет получше, когда мы станем посильнее, мы займемся и другими артистами тоже. Название "Кашин Анлимитед" было придумано случайно, потому что нужно было срочно придумать название на печать.
— Что для вас сейчас самое главное помимо выхода альбомов?
— На самом деле, я обожаю писать песни и записывать их. Но самое интересное для меня — это то, что я сейчас записываю и дописываю мой первый альбом на английском языке. Я записал девятую песню и вижу, насколько она лучше первой песни. И это так радует меня. Удивительно...
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 34 за 2001 год в рубрике музыкальная газета
