Чиж

«Когда я был студентом...»

Чиж - один из немногих наших рокеров, имеющих высшее, да к тому же музыкальное образование. Правда, в институте - так сложилось - он проучился всего один курс (дальше была армия и перевод на "заочку"). Но тот первый год он любит вспоминать до сих пор.

- Итак, почему ты решил поступить в институт?..
- Я же был фанатом аккордеона!.. И после того, как закончил в Дзержинске музучилище, это был логичный шаг - учиться дальше. В то время было мало хороших аккордеонистов-преподавателей. Имя Кравцова из Ленинградского института культуры профессионалы произносили с большим уважением. И я приехал к нему на прослушивание.
Кроме специализации, пришлось сдавать еще и школьные предметы. Единственное, что запомнил Чиж, - как писал сочинение по шолоховской "Судьбе человека". Причем ориентируясь больше на фильм, нежели на книгу, которую даже в руках не держал.
- Я чего-то сидел-сидел, в голову совершенно ничего не идет. А тут еще прилетели две мухи и стали трахаться у меня на глазах, прямо на белом листе. И я с интересом наблюдал весь этот процесс. А минут за двадцать до конца не то что поперло - просто посмотрел на часы: пора!.. Взял и накатал листа четыре. Получил пятерку за орфографию.
Так Сергей Чиграков стал в 1983 году студентом-очником факультета культурно-просветительной работы. ("Отделение народных инструментов, - уточняет Чиж. - Там я играл на аккордеоне, на балалайке, на домбре, на ударных...")
Сам институт, надо сказать, расположен в красивейшем месте Санкт-Петербурга. По соседству - Марсово поле и Летний сад, Мраморный дворец, где жил Великий Князь, дядя царя. Напротив, через Неву, - серые бастионы и золоченый шпиль Петропавловской крепости, минарет мечети, крейсер "Аврора". Если выйти из института и свернуть направо, то через пять минут придешь к Эрмитажу.
- В октябре, - вспоминает Чиж, - мы приехали с картошки-морковки. Сидишь, смотришь в окно - даже голова кружится, когда врубаешься, где ты находишься. Переполняет, распирает всего, еще чуть-чуть - взорвусь, кровью всех забрызгаю. Так здорово! И думаешь: "Какого хрена я тут сижу, на этой лекции?.. Ну скучно же! Вот же - Нева, эти волны видели Петра I, Пушкина, Достоевского, да мало ли кого!..". Башню просто срывает. И срочно пишешь записку: "Девчонки, мы чего сюда приехали, в четырех стенах сидеть? Пошли гулять!".
Была у нас поначалу компания - мы с Пашкой Глуховым и еще две девчонки. Абсолютно никакого секса, просто интересные собеседницы. Прозвенел звонок - тут же подлетаю: "Ну что, пошли? Только уговор - до общаги идем пешком. Да, часа два, но зато это Питер!". Ну, и был, конечно, с нами "друг юности"-портвейн. На самом-то деле пили не оттого, что были алкаши и все время хотелось кирнуть. Пили оттого, что радость переполняла, а куда ее вылить - хрен его знает. Наверное, мы просто сжигали лишний адреналин.
Общага находилась на Черной Речке, неподалеку от места дуэли Пушкина. Четыре этажа занимали барышни, пятый - парни. Соседями Чижа по комнате стали Андрей Шулико, вчерашний школьник из Новосибирска, и уже отслуживший в армии Павел Глухов. У него на сберкнижке были отложены деньги сразу на год. Но Чиж с Шулико никогда его не разводили, типа: "Паша, ну давай!..". Это было не принято. Если он видел, что парни сидят голодные, он сам шел и снимал немного денег на еду.
Первым делом Чиж залепил все стены фотографиями "битлов", привезенными из дому (причем не плакатами - откуда им тогда было взяться? - а именно фотографиями, переснятыми с "фирменных" пластинок). В настольную лампу вкрутили синюю (ультрафиолетовую) лампочку, а в люстру - красную, которой в свинарниках греют поросят. Однажды зашел комендант: "Фотографии понавешали, носки... Бардак!". А тут еще горит синяя лампа, музон тихо играет... Он: "У-у, интим тут устроили!". Включает свет - зажигается красная лампа, как в публичном доме. Немая сцена.
- Стипендию получал?..
- Нет, конечно! Троечка была на вступительном экзамене по истории. И в первую сессию по литературе тоже была какая-то фигня.
- Сколько тебе присылали денег родители?
- Получалось чуть больше рубля в день.
Денег на еду, вспоминает Чиж, не хватало никогда. На портвейн еще наскребали, а поесть-то особо не поешь - забежал куда-то, съел пирожок, дешево и сердито... На этаже, прямо напротив комнаты, была кухня. Варили на плите макароны, жарили хлеб с маслом.
Прямо под ними жили девчонки как раз из Серегиной группы. Между этажами протянули веревку, а в комнате парней повесили колокольчик. Когда обед был готов, барышни приглашали кавалеров.
- Эта студенческая бедность, - говорит Чиж, - переносилась легко, даже весело. Помню, когда ходил экзамен сдавать, у меня даже костюма не было. Вернее, был, но в нем уже кто-то ушел. Пришлось брать у соседей. Это абсолютно нормально, это общага. Вообще, богатых-то и не было никого по тем временам.
Друзья по институту познакомили Чижа с Андреем Великосельским. Его родители работали в Норильске, и он жил с бабкой на Петроградской стороне. Парни из общаги частенько зависали у него на квартире, потому что там был магнитофон, два слайдпроектора, куча кассет и много альбомов с репродукциями. Именно тогда Чиж стал врубаться по художникам - на слайдах были Дали, Васильев, Шагал, ван Гог.
Чиж смотрел, слушал... И вскоре начал "расширять границы реальности". Это произошло достаточно случайно. Вначале парни по-пролетарски сидели на портвейне. Но как-то ночью они выползли в коридор общаги, чтобы стрельнуть курева. И познакомились со старшекурсником Виталиком Михайловым, который угостили их травкой. Сначала не особо-то улетели, но интерес появился. Виталик, который учился на "кинофото", считался уже старым общаговским торчком.
- Он был еще и ходячей энциклопедией, - рассказывает Чиж, - слушать его можно было часами. Дело происходило примерно следующим образом. Забегает Виталик: "Так, чуваки, сейчас я принесу проигрыватель - вот сорокапятка Эдди Гранта, только-только вышла, теплая еще!..". (Ну, прип...еть - милое дело!) Начинаем слушать, а Виталик по ходу дела комментирует: "Чуваки, а теперь представьте: Ямайка, берег пляжа, мулатка...". И до того живописно рассказывает, что музыка уже совсем по-другому начинает восприниматься.
Примерно так же было в Эрмитаже. Он стоит перед какой-нибудь картиной: "Представляешь, вот за тем поворотом...". Распишет - стоишь, слушаешь рот разинув. Фантазия безудержная. "А художник, представляешь, в это время - вот он сидит, в одной руке - пиво, а в другой - косяк... "Виталик, - говорю, - да какие в то время косяки?" - "Были! Конечно, были! Тусовались же постоянно! Пойдем я тебе покажу кальянный зал. Пошли, пошли! - хлоп за руку. - Видал? Представляешь, цари наши?.. Встает с утра, косячину как вдунул и, такой, думает: "Ну что, указ, что ли, написать?.. Да ну его на х..!".
Если б не Виталька, не его талант вечного придумщика, навряд ли бы я задержался на траве так долго. Навряд ли...
Все покуривали больше за компанию, а Чиж втянулся, видимо, что-то черпая из этих "наркотических трипов". В тот год он вообще был жаден до впечатлений.
- Раньше, - вспоминает Чиж, - это было познанием мира, самого себя, музыки. Марихуана до каких-то пор развивает мозги, как и новый интересный фильм, песня. А потом появляется ощущение, что все уже было. Но раз нет свежих впечатлений, то зачем это нужно?.. По этому принципу я как легко к "траве" привязался, так же легко от нее и ушел.
- Говорят, ты до сих пор любишь бродить по Эрмитажу...
- Вообще, Эрмитаж был любимым из музеев. Во-первых, близко к институту - если пары нет или нужно что-то задвинуть, раз - и туда!.. А там мы с парнями разбредались. Типа: "стрелка - через час!". Кто-то мог тормознуться на итальянцах, кто-то - на фламандцах, а я бежал на третий этаж, смотреть импрессионистов. Ван Гог, Каро... Куча имен! С ума сойти! Там светло все. Ощущение весны, свежести, радости, которая тебя ждет.
- Чем тебе еще запомнился тот год?..
- Тарковским. Я впервые посмотрел его фильмы - "Андрей Рублев", "Солярис", "Иваново детство". Помню, от "Рублева" просто ох...л. И сразу побежал в библиотеку отыскивать какие-нибудь книги про него, про Феофана Грека. В Русский музей пошел, у них не так много древнерусского искусства, но кое-что есть... Вообще, мне здорово повезло, что я не в Москву уехал, а в Питер. Как-то здесь получше с этим делом... Я имею в виду, с мировой культурой.
А весной, когда было не только витаминное голодание, но и голод на новые эмоции, Чиж почти одновременно - с разрывом в неделю - услышал сразу три классических альбома советского рока - гребенщиковский "Табу", "LV" Майка Науменко и цоевский "45". (Все они были записаны в подполье годом раньше, в 82-м.)
- До этого мы "сидели" на арт-роковых YES и JETHRO TULL - все бобины были заслушаны буквально до дыр, - говорит Чиж. - И все это на английском языке... И тут вдруг - раз, меня вывели на совершенно новый музыкальный уровень. Оказывается, в советской культуре есть еще и такой пласт!..
- Чем тебя Гребенщиков цепанул?...
- Не знаю. Я очень многое не понимал в его текстах. И даже не пытался их разгадывать. Заранее знал, что это бесполезно - нужно просто быть там, внутри, в это время. Но тем не менее я как-то их домысливал про себя. Мне это показалось очень интересным. Гораздо интереснее, чем домысливать английские тексты... Слушая БГ, многого не понимая, но опираясь на какие-то слова, я начинал выстраивать свои сюжеты.
В ЗООПАРКЕ Чижу понравились их легкость и хулиганство. Никто, по его ощущениям, никогда не играл так здорово и так легко.
- Что мне больше нравилось: музыка или тексты? Тексты. И, конечно, Майкова подача: стакан в одной руке, гитара в другой - такая примерно картинка. Здоровско!.. Да, тексты, конечно. В двух-трех строчках, собственно, весь рок-н-ролл выражается. А "Пригородный блюз", который я услышал позже, меня просто прибил. Он стал моей любимой вещью.
- Было желание попасть в круг этих людей - Майка, БГ?..
- Они не были для меня небожителями. "Интересная музыка, кайфовые тексты", - вот такой был подход. К тому времени я переженил кучу людей, переиграл кучу вечеров, танцевальных и всяческих. Как ни крути, это опыт. И я не мог засунуть его в жопу и сказать: "Я до этого ничего не делал, и вот наконец я прозрел!..". У меня был опыт, я им гордился. Я и сейчас им горжусь.
В это трудно поверить, но Чижа абсолютно не тянуло в питерскую рок-тусовку. Когда он учился в институте, забегаловка на углу Невского, известная как "Сайгон", была уже культовым заведением, местом сбора всей хиппанско-рокерской тусовки. Но Чиж там ни разу не появился.
- Ноги не доходили. Ну, "Сайгон" и "Сайгон". Что-то где-то слышали... Нам действительно было пофиг абсолютно, жили сами по себе, нам этого вполне хватало. Знаешь, очень интересно, когда впервые в жизни встречаешься с людьми, которые приехали со всех концов нашей страны. Так здорово - расспрашивать у них, как да чего... Мы дружно жили, у нас никогда не было никаких распрей - казахи, узбеки, таджики. Интернационал. По крайней мере, я так на все это тогда смотрел. Время, наверное, другое было.
- Каким ты студентом был?..
- Не очень хорошим. У меня уже голова совершенно другим была занята.
Впрочем, когда было нужно, Чиж занимался в институте до упора, до 6-7 вечера. А вечером все происходило так. Все тихонько сидели, чего-то писали или читали. Когда до закрытия магазина оставалось совсем чуть-чуть, все дружно смотрели на часы: "Десять минут!..". И кто-то подрывался: "А бабки есть?" - "Есть!". И доброволец бежал покупать пару бутылок портвейна.
Потом сидели до полночи. Чиж брал гитару и устраивал лекции про BEATLES. Поскольку он знал наизусть все их песни, магнитофон в принципе был не нужен. Иногда в гости приходили девчонки. Всем, конечно, хотелось секса, но соития не получалось - когда Чиж "зарубался", это могло продолжаться до двух ночи. Потом, зевая, все расползались спать не солоно хлебавши.
- Значит, из двух великих ценностей - музыка и секс - ты всегда выбирал первое?..
- Да! (смеется) Оставь эту фразу! Она мне нравится!..