Морозов, Юрий

Подземный блюз Морозова

В далеком 1973 году, когда 20-летний Андрюша Макаревич еще лабал на танцах в южном лагере "Буревестник", а его ровесник Боря Гребенщиков впервые появился на публике с песенками Кэта Стивенса, энтузиаст-одиночка Юрий Морозов записал в Ленинграде первый (!) на Руси рок-диск - "Вишневый сад Джими Хендрикса".

Именно этот факт дал право Артемию Троицкому, автору книги "Рок в Союзе", назвать Морозова "пионером самодеятельной звукозаписи" в СССР.
Запись альбома проходила в условиях глубокого подполья - в одной из комнат обычной питерской коммуналки. Причем Морозов был не только автором музыки и текстов, но и музыкантом, сыгравшим внакладку все партии. Звукозаписывающей техникой ему служили примитивные советские магнитофоны "Юпитер-201 стерео" и "Айдас".
Со стороны этот процесс выглядел как цирковой номер.
Морозов был обвешан микрофонами и опутан проводами, как новогодняя елка. На голове - наушники, в руках - гитара. В зубах он держал тросик, чтобы в нужный момент включать кнопку записи. На специальной подставке был установлен бубен, куда он бил правой ногой. Левая в этот момент регулировала уровень громкости. Рывком головы Морозов включал запись, тут же выплевывал тросик изо рта, начинал кричать, играть на гитаре, бить одной ногой в бубен, другой - что-то регулировать.
Чтобы записать альбом, звучащий 33 минуты, Морозову потребовалось полтора месяца непрерывной работы по 10-12 часов в сутки...
Судьба Юрия Васильевича заслуживает отдельной книги (она Морозовым, кстати, написана и называется "Подземный блюз"; однако из-за крохотного тиража и просчетов распространителей, к сожалению, мало кому известна). Восполним этот пробел.
Юрий родился в 1950 году в Крыму, как он сам пишет, "в захолустном полутатарском, полуукраинском городишке". Отец - офицер-фронтовик, мать - переселенка из Сибири. Вскоре семья переезжает на Кавказ, в город Орджоникидзе.
В школе Морозов с головой ушел в радиотехнику. Смастерив простенький передатчик, он стал "радиохулиганом" - передавал в эфир записанные на рентгеновских снимках "Рок вокруг часов" Билла Хейли, "Тюремный рок" Элвиса Пресли, "Твист снова" Дж. Холидея и т. п. (опыты нелегального ди-джейства пришлось резко бросить, когда на улицах города появились машины-пеленгаторы).
Тогда же, в конце 60-х, он услышал по радио Бейрута песню "Can`t Buy Me Love". С этого момента началась его битломания. "Не знаю, что чувствовали другие поклонники BEATLES, - вспоминает Морозов, - но меня они бодрили, как боевая труба на битву. Послушав их с полчаса, я уже не мог усидеть на месте и вскакивал, чтобы срочно что-то делать, обновляться, умнеть. Я хватался то за книгу, то за гантели, то за карандаш, то за паяльник. Мне стыдно было оставаться таким, каким я был".
За гитару он взялся, как считает сам, безумно поздно - в 19 лет. Под влиянием Высоцкого начинал с двух-трех простеньких аккордов на русской семиструнке, потом переучивался на европейскую шестиструнную. Следующий логический шаг - изготовление своей первой электрогитары.
В 69-м Морозов организует подобие рок-группы. В память о крымском детстве называет ее БОСЯКИ. Одну половину репертуара составляли песни BEATLES и MONKEЕS в чистом виде, другую - собственные композиции по мотивам тех же "битлов".
Осенью 72-го он перебирается в город на Неве и устраивается на работу в студию грамзаписи "Мелодия", перебиваясь на зарплату в 80 брежневских рублей.
В 24 года Морозов как окончивший институт без военной кафедры был призван в армию. Служил в мастерской связи при штабе корпуса ПВО, всего в 20 минутах езды от Москвы.
Еще в карантине при участии Морозова сколотилась небольшая группа эстетов-мастеров на все руки - петербуржцы, рижане и одесситы. Они создали рок-команду, и конец карантина ознаменовался концертом в гарнизонном клубе. К ужасу командного состава, Морозов, вопя, как зарезанный, исполнил в числе прочих "Monkberry Moon Delight". "Эта маккартниевская штучка, - вспоминает он, - пронзила половину душ гарнизона". Вскоре Морозов хрипел ее на танцульках в солдатском клубе, в казарме и по "каптеркам". Нередко "деды" будили Морозова глубоко заполночь, требуя, чтобы он сбацал им эту самую "Убери мандалай". В середине службы разухабистую песню П. МакКартни исполнял под руководством Морозова уже целый хор - сержанты, рядовые, ефрейторы и даже один сверхсрочник.
Как резидент западной разведки Морозов потихоньку растлил целый взвод секретной мастерской. Все срочно учились петь, играть и отбивать рок-н-ролльные ритмы. Никого уже не интересовали дембельские альбомы, сержантские лычки и прочие, по выражению Юрия Васильевича, амулеты папуасского обихода.
Отслужив, Морозов вернулся в Питер, на "Мелодию". Новое его увлечение - виртуоз-гитарист Джон Маклафлин. "Я не расставался с гитарой за обеденным столом, сидя на унитазе и даже читая книгу - автоматически блудил пальцами по грифу, не давая расслабиться себе ни на секунду", - вспоминает Морозов. В иные дни, наверстывая упущенное в армии, он играл по 20 часов в сутки.
(Позже, когда он решит поучиться всерьез, в джазовой студии, ему скажут: "Юра, у вас такая самобытная манера игры, что здесь ее могут только загубить". Следует сказать, что таким же доморощенным способом Морозов освоил ударные, пианино, бас-гитару.)
Среди музыкантов, с которыми он выступал на подпольных сейшенах того периода, - клавишник Олег Гусев (ныне - маститый клипмейкер), гитаристы Александр Ляпин (играл одно время в АКВАРИУМЕ) и Юрий Ильченко (из раннего состава МАШИНЫ ВРЕМЕНИ). В чартах музыкального "самиздата" Морозов был даже упомянут как лучший гитарист то ли 78-го, то ли 79-го года.
Но чуть раньше, в 76-м, Юрий записывает свой 24-минутный альбом "Свадьба кретинов". Тайными тропами он расходится по городам и весям СССР и делает Морозова известным всему рок-андерграунду. (Морозов считает, что именно тогда он записал первую в СССР "металлическую" песню - "Кретин".)
Между тем, один альбом следует за другим. "Делиться сокровенным с магнитофонной лентой мне было гораздо приятнее, чем с тусовкой", - говорит Морозов. Простое перечисление этих альбомов (выборочное, конечно) дает представление о палитре его увлечений - "Сон. Superguitar", "Джаз ночью", "Брахма астра", "Китайская поэзия", "Евангелие от Матфея", "Странник голубой звезды", "Auto Da Fe", "Антилюбовь", "Красная тревога".
Записывался он, естественно, нелегально, проникая на "Мелодию" под предлогом профилактического ремонта, снятия каких-нибудь несуществующих дублей и т. п. Здесь, в студии, Морозов мог просидеть безвылазно по 8-12 часов, не делая отлучек даже в туалет. Нередко он заканчивал работу глубокой ночью, когда метро уже было закрыто. Тогда он шел пешком на другой конец города, чтобы, забывшись на 2-3 часа, наутро без опоздания прибыть на службу.
За годы андерграунда Морозовым было записано 57 магнитоальбомов - почти 40 часов непрерывного звучания. Переписать их приезжали посланцы со всего СССР. Бывали дни, когда в очереди на разговор с ним стояли по три-четыре человека - тусовщики, начинающие певцы, поэты и музыканты, благодарные слушатели. (Однажды кто-то из почитателей Морозова отправил в Харьков кассету, на одной стороне которой были записаны его песни, а на другой - опусы АКВАРИУМА. Не разобравшись, местная рок-тусовка приняла Морозова за БГ: "Ну дает АКВАРИУМ! Высший класс!..". Песни же настоящего АКВАРИУМА были вежливо отклонены со словами: "Этому Морозову надо еще расти и расти".)
За тиражирование своего творчества Морозов не брал ни копейки. Почти 15 лет он был для собратьев по рок-н-роллу бескорыстным проводником мелодий, ритмов, гитарных соло и загадочных текстов, проложив тем самым путь в эпоху "магнитофонного русского рока". Единственной наградой, возможной в те годы, стало то, что Морозов попал в список иностранных и отечественных групп и исполнителей, запрещенных к проигрыванию в общественных местах, концертных залах и т. п. Компания, в которой он оказался, была весьма достойной - ДДТ, АКВАРИУМ, КИНО, панк-группа АВТОМАТИЧЕСКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ, ПИКНИК и многие другие. Тогда же последовал первый вызов в КГБ. "Робкие попытки вербовки в стучалы я царственно отмел, как неловкую шутку, и покинул кабинет с ощущением хорошо проведенного времени", - вспоминает Морозов. В другой раз, когда чекисты попросили его занести "для ознакомления" свои опусы, Морозов с садистским удовольствием закатал им 500-метровую ленту самых непонятных звуков, а затем перегнал эту запись с одного магнитофона на другой раз 10-15. На обратную сторону ленты была дописана заунывная индийско-тибетская музыка. Причем с таким расчетом, чтобы дорожки первой и второй стороны чуть-чуть наезжали друг на друга. "Думаю, тот, кто разбирался в этом "конкретном материале", словил неподдельный кайф и немедленно обратился в буддизм", - убежден Морозов.
(Следствием этих встреч с КГБ стал очередной альбом Морозова с характерным названием "Необходима осторожность".)
Одержимость творчеством, склонность к уединению наложили отпечаток на характер Морозова, и без того непростой. Он не общался ни с матерью, ни с другими родственниками. Не заводил жены и детей, потому что считал, что они помешают ему творить. Ходил в дешевых поддельных джинсах и морском х/б кителе, зимой - в караульном тулупе, по дешевке купленном у солдатика-крадунца. Морозов не читал советских газет, не слушал радио, не знал звезд официальной эстрады и кино, принципиально не употреблял слова "товарищ" и никогда не платил за проезд в общественном транспорте (одного не в меру рьяного контролера он укротил словами: "Отпусти, цепной пес большевизма, и простятся тебе грехи твои!.."). Не складывались отношения у Морозова и с большинством собратьев по андерграунду.
В рок-н-ролльном подземелье Питера он стоял особняком, прослыв матерым волком-одиночкой. Его упорные занятия хатха-йогой, сыроедение, отказ от всех видов "дури" и алкогольных излишеств добавили Морозову еще и ауру чудака-отшельника, почти подвижника. К тому же его тексты, окрашенные мистикой и нередко обращенные напрямую к Богу, вызывали в период лозунгов "Долой Систему!" явное непонимание, более того - раздражение. Морозов платил тусовке той же монетой. Все добрые слова Юрия Васильевича в адрес наших рокеров можно уместить на обратной стороне почтовой марки. При этом там останется достаточно много свободного места. "Как-то на Невском, - говорит Морозов, - я увидел парня в ватнике, на спине которого белой краской было намалевано: "Лисья шуба". Вот эту надпись я часто вспоминал потом, работая с отечественными "звездами". (Единственная группа, поразившая его тогда отсутствием "совковых" ингредиентов, - свердловский УРФИН ДЖЮС Александра Пантыкина.) Не менее категоричным был Морозов и в оценке рокерских текстов. "Для песни, а не стихов под гитару, - считает Морозов, - должен быть найден хороший баланс мелодии и слова. Текст не должен мешать музыке, а она - тексту. У нас же крутые тексты считают главным достоинством песни. Если исходить из этого критерия, то "Максимы" Шопенгауэра или "Беседы" Платона - потенциальные шлягеры. Настоящая песня (например, народная) всегда довольно проста в текстуре, а в чем-то даже глуповата...". Именно по этой причине Морозова не впечатлили песни рок-барда Саши Башлачева, услышанные на одном из сейшнов 84-го года. "Правда, ни в музыке, ни в текстах не было откровенной пошлятины, и это немного примирило меня, настроенного довольно воинственно".
Между тем в конце 80-х, с началом перестройки, тиски советской цензуры чуть ослабли. На "Мелодию" стали захаживать рокеры. Именно в это время Андрей Тропилло, продюсер многих магнитоальбомов питерских рок-музыкантов, взялся "проталкивать" продукты их творчества на грампластинки. По его просьбе Морозов в мастер-тэйпе "Белой полосы" группы ЗООПАРК вырезал с добрую сотню щелчков и хрипов. Тем самым непроходимый для ОТК "Мелодии" альбом был превращен в конфетку. Майк (видимо, в ответ) написал песню "Гуру из Бобруйска" с ернической строчкой - "Есть у нас Морозов Юра, и он шибко знаменит". Примерно тогда же Морозов - как звукооператор - помогал записываться архангельской группе ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ Олега Рауткина, Борису Гребенщикову и только-только переехавшему из Уфы в Ленинград Юрию Шевчуку. В 88-м Морозов вместе с ДДТ совершил - как автор-исполнитель - концертный тур по Дальнему Востоку. А четыре года спустя, в 92-м, Морозов принял приглашение Шевчука посидеть за звукорежиссерским пультом в зале, когда группа представляла свою новую программу "Черный Пес Петербург" у себя дома, а затем в Минске, Киеве и Москве. Побывавшие на этих концертах отмечали, что звук был отстроен великолепно.
Кропотливая работа на студии и на концертах довела звукорежиссерские навыки Морозова до совершенства. "Настоящий мастер, - считает он, - только чуть притрагивается к ручкам пульта двумя интеллигентными пальчиками, а невежды раскручивают их так, что и за час их не вкрутишь в исходные позиции". В Париже, куда Морозов прибыл по приглашению, его пальцы оценили в первый же день. Через два часа совместной работы режиссер Филипп Лафон (он записывал, в частности, Тину Тернер и DURAN DURAN) стал называть Морозова "учителем".
Сегодня Юрий Васильевич продолжает работать на "Мелодии". Урывками пишет свой новый альбом (какой по счету - известно, наверное, только самому Морозову). Недавно ему исполнилось пятьдесят лет. Юбилей этого человека не заметило ни одно московско-питерское издание...