Нейро Дюбель

Отвинчивание дюбеля. Монолог Александра Куллинковича

Я родился 18 мая 1972 года в городе Смолевичи. До 5 лет жил в деревне Скураты Смолевичского района Минской области. С пяти лет поселился в Минске. Учился сначала в школе N 99, а потом в Уручье, в СШ N 45. Учился в строительном ПТУ N 23 на короля говна и пара, то бишь на сантехника, потом - в БГУ на факультете журналистики, откуда быстренько вылетел, еще во время первого семестра. Сидел на уроке английского языка, мне было скучно, и я сказал своему товарищу Максимову: "Славка, забери мои конспекты, потом отдашь". Сходил в туалет, потом решил попить пивка; пивка оказалось мало, я выпил еще водочки. С тех пор больше в университете не появлялся. Я просто не явился на сессию. Максимов торжественно вернул мне конспекты году в 1998-м. До этого я работал в Малой редколлегии журнала "Парус" и сотрудничал с питерской "Сменой". Журналистика мне порядком опостылела - тогда уже начинал разворачиваться ДЮБЕЛЬ.

Работая в "Парусе", я одновременно учился в 23-м ПТУ. Это были самые веселые годы моей жизни. Каждый день был большим-большим анекдотом. Шутки были достаточно злобные. На практике в городочке Дзержинск - это было зимой - мы играли в карты на деньги. Одному из наших пареньков ставить было нечего, и он поставил себя: если я, мол, проиграю, то вы мне какое-нибудь западло устроите. В рамках приличий. Он, естественно, проиграл, и мы за фуфайку, в которую он был одет, прибили его гвоздиками к деревянной стенке. Приколотили большими сотовыми гвоздями. Его потом сторож снял.

После университета мы с Максимовым с полгода продавали книжки. Потом одна знакомая, отец которой был при Дементее министром чего-то там, устроила меня дворником в Совет Министров. На мне все держалось: только я уволился, в стране стала наступать полная разруха. Работы было всего на полчаса: прийти в полседьмого, убрать листочки... Несколько раз, правда, халтурил, залетал. Мне звонил начальник, говорил: "Почему ты не был сегодня на работе?" Я: "Как не был?! Был! Приходил, убирал". Потом выяснялось, что прямо на входе в дверь, через которую проходит министр, сдохла кошка.

Пописывать я начал года с 1985-го. В 1989 году появилась первая группа. Музыку я слушал с детства: KISS, AC/DC... Лет в 14-15 я в первый раз услышал THE BEATLES, и это было для меня самым большим потрясением. С всеобщим увлечением тогдашнего тинейджерства металом пришло желание самому что-нибудь попробовать играть. Тогда все ходили с магнитофонами по дворам, а я сидел с друзьями и пил "чернила". А потом, в 1986 году, я переселился из Фрунзенского района в Уручье, там - другая компания, пошло увлечение этим самым металом, увлечение музыкой и желание музыку писать. Я осознанно послушал МАШИНУ ВРЕМЕНИ и подумал: если Макаревич пишет песни, почему я не могу? И написал песенку; чему она была посвящена и что это была за песенка, не помню.

А потом - пошло-поехало. С друзьями, такими же, как я, пришибленными малолетками, создали группу SWAMP. Играли мы на кастрюлях и двигателе от стиральной машины. Записали даже одну песню, она называлась "Психодром", и после этого группа благополучно распалась. Запись не сохранилась.

Мы жили в одной квартире - я, сестра и ее муж Гена Агейчик. Он играл на гитаре, что было большим плюсом, так как в свое время я учился играть на басу, но это мне быстро надоело. Мы купили "лелевский" ритм-компьютер, маленький ревербератор "Лель", маленький пульт на четыре входа и начали, тихонечко сидя дома, писаться. А потом Гена скоропостижно сел в тюрьму, и я через своего друга из училища познакомился с гитаристом Юрием Наумовым.

Название НЕЙРО ДЮБЕЛЬ тогда уже было, но мы не хотели так называться и придумали МУЗЫКАЛЬНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ "УБИТЬ ОСЕТИНА". Все знакомые нас спрашивали: почему "убить осетина" и вообще - не призываем ли мы к убийству? Мы говорили: нет, осетины - такие же люди, как и все: их тоже можно убить. Мне это название до сих пор нравится.

Все же мы начали работать как НЕЙРО ДЮБЕЛЬ. Сидели в квартире и писали песни, которые распространялись через знакомых. Когда в том же 1991 году был первый концерт, на нем были люди, которые нас уже слышали. Название же мы с Агейчиком выбирали долго: ЛСД - ЛЕВОСТОРОННЕЕ ДВИЖЕНИЕ (потом мы узнали, что такая группа уже есть), Ч.К. - ЧЕРЕПНАЯ КОРОБКА (выяснилось, что была и такая группа). Мы тогда увлеклись SEX PISTOLS, поэтому захотели, чтобы был "пистолет", фаллический символ. "Пистолет...". Что "пистолет"? Ручка, гвоздь, отвертка... Что еще? Дюбель! Точно! СЕКС-ДЮБЕЛЬ? Пускай так. Но как-то пошловато. Я как раз был призывником и частенько посещал третье отделение в "Новинках", нейрохирургическое, так что слово "нейро" видел очень часто. И решил: пускай будет НЕЙРО ДЮБЕЛЬ - непонятно, глупо, но все равно. Мне же название НЕЙРО ДЮБЕЛЬ никогда особенно не нравилось. Еще несколько лет назад я порывался его сменить.

Юра Наумов начал играть со мной в 1991 году. Потом появилась необходимость собрать концертный состав. Первый концерт состоялся 9 октября 1991-го в первом рок-н-ролльном клубе "Астролябия-шоу". После него Юра Романов, дядька из Могилева, устраивал достаточно большой панковский фестиваль "Будь спок" - по аналогии с "Вудстоком". До этого мы толком на сцене ни разу и не играли, так как выступление на "Астролябия-шоу" было под ритм-машинку. Но на фестиваль поперлись. Алексей Мовзон, наш теперешний администратор, тогда работал сторожем в Альтернативном театре, и мимо него как-то раз пробегал человек по имени Андрей Степанюк. Алексей дал ему нашу запись. Андрей такую музыку не слушал и обозвал нас придурками, но Алексей сказал, что группа сейчас уезжает в Могилев и ей нужен барабанщик: может, мол, попробуешь подыграть что-нибудь? Первый раз Андрей нас услышал практически на сцене. И остался в составе до сих пор.

После того, как был изгнан бас-гитарист - он был сам по себе человек необязательный, да и играл очень плохо, - некоторое время мы были без бас-гитары, пока Юра Наумов не привел на репетицию маленького мальчика Стасика Поплавского. Он нам не понравился, так как плохо играл. Было еще несколько бас-гитаристов, а потом опять на репетицию пришел Стасик - чтобы поддержать компанию. И выяснилось, что все это время, полгода или Ђ~ј

В 1994 году я подумал: почему бы не взять в группу клавишника? Позвонил знакомому журналисту Максу Ивашину: "Ты же клавишник. У тебя, по идее, должны быть какие-нибудь знакомые клавишники". Он сказал: "А чем я плох?", и вот Макс Ивашин играет в НЕЙРО ДЮБЕЛЕ.

Юра Наумов - тот узел, который мы несколько раз пытались развязать, но у нас не получилось. Он показал себя разгильдяем. В году 1995-м мы его временно выгнали и объявили конкурс на замещение вакантной должности гитариста. По конкурсу к нам в группу пришел Максим Паровой. То, что делал НЕЙРО ДЮБЕЛЬ, ему совершенно не нравилось, но он втянулся и стал одной из самых главных движущих сил в группе.

Прошлым летом мы были в Питере на фестивале "Высокий берег" - получили первый приз и приз зрительских симпатий. Дело происходило в пригороде, в городе атомщиков Сосновый Бор. В первый день было выступление на открытом воздухе, на Дне города, а на второй - конкурсная программа. После удачного выступления в первый день мы набрали гору водки - а жили мы в пустом женском общежитии: женщины были в отпуске, - сдвинули у себя в комнате кучу столов, уставив их банками, бутылочками, привезенными с собой и теми, что брали там, всех зазывали туда и всех напоили. Ситуация была прекрасная: минская группа НЕЙРО ДЮБЕЛЬ упоила всех смертельно, до блевотины, кого-то уже просто уносили!

Наумов прямо на перроне умудрился напиться с Сергеем Болотниковым, очень милым человеком лет тридцати пяти. Поначалу мы думали, что он просто прибился - с музыкантами часто такие приблудные ходят. Потом выяснилось, что он член жюри, хотя до этого мы его чуть ли не за пивом посылали. Он послушно ходил. Мы слегка испугались. Потом удачно отыграли, получили первый приз, сидим в общежитии, квасим, напились в смертину. Сергей взял в руки бас-гитару и начал что-то играть. Пьяный Стас к нему подходит и говорит: "Ну что ты! Ну как ты руку держишь!" - и начинает его учить. Тот все послушно выслушивает. Наутро нам организаторы фестиваля говорят, что сейчас в помещении клуба будет проходить мастер-класс по игре на гитаре: желающие могут поучиться у профессионалов. Мы идем и видим, что мастер-класс ведет Сергей Болотников, лауреат и так далее! Стас забился в уголочек, сжался в комок. Как себя чувствует человек, который вчера учил профессионала играть на гитаре?

...Еще когда играл дома с Агейчиком, я думал: вот будет первый концерт, будут поклонники, альбомы... Мне хотелось, чтобы это дело заняло как можно большую часть моей жизни. Так оно, в общем-то, и получилось. Я занимаюсь только музыкой и думаю, что буду заниматься этим до смерти - неважно, будет ли это называться ДЮБЕЛЕМ или как-то иначе. Естественно, мы уже не будем играть такой же панк, да и сейчас это уже не та музыка, которая была несколько лет назад: она движется в сторону смягчения и минимизации агрессии. Агрессивность если и есть, то ее уже не столько, сколько было раньше.

Я себя к панкам не отношу: мы играем ровно настолько, насколько это видно, - не хуже и не лучше. Мы не суперинструменталисты. Вообще в последнее время я не терплю, когда нас называют панками. НЕЙРО ДЮБЕЛЬ - не панк-группа. Если брать стили, то она ближе всех стоит, конечно, к панк-року. Ну, какой это панк-рок, особенно последние программы?

Сначала все делалось так, хиханьки-хаханьки, но в году 1995-м пришло несколько неприятное осознание того, что мы можем влиять на тех пареньков и девочек, которые стоят перед сценой. Не командовать ими, а что на них может действовать то, что они слышат из нашей музыки. В 1995 году в альбоме "Умные вещи" у нас была песня "Чугунные цветочки" на достаточно фашистский марш, я еще перед ней читал на немецком языке Гейне. На этой песне народ почему-то любил вытягивать руки в фашистском приветствии, что нас дико бесило, и мы даже прекращали несколько раз играть и орали, что вообще перестанем этим заниматься. Тогда стало жутковато: ведь они думали, что мы фашисты! Алексей Мовзон сказал, что если я на любой песне вытяну руку и крикну "Хайль!", они тоже крикнут "Хайль!". Тот год был для меня переломным, так как я стал, так сказать, фильтровать базар - не все, что я хочу сказать, нужно говорить, потому что люди, находящиеся в толпе, - они разные: часть поймет, часть приколется и посмеется, а часть - воспримет серьезно. Это весьма опасно. И потом, когда публики, слушающей нас, стало больше, когда появились такие матерые фанаты, которые родину продадут за НЕЙРО ДЮБЕЛЬ, фильтровать базар стало еще более необходимо.

У нас есть фанаты со стажем, а есть фанаты, которым десять лет. Подходит бывает мальчик или девочка и спрашивает, когда мы собрались. Мы отвечаем, что в 1989-м, а они: "У, я тогда только родился". Для них ДЮБЕЛЬ ассоциируется с "Сайгаком" и "Переехала комбайном". Кстати, задумку о том, что кто-то кого-то переехал комбайном, я откопал у себя в тетрадке, она появилась в году 1997-м. Песня же появилась почти через два года. Тогда был удачный день: я написал четыре песни, в том числе "Охотник и сайгак". Самой же первой песней, которую начала просить исполнить публика, была "Звездочки мерцают" из первого альбома. Если делить всю историю группы на три части, то сначала хитом были "Звездочки", потом "Петрова", потом - "Охотник и сайгак" и "Переехала комбайном". "Сайгак" поднялся из-за достаточно сильного клипа.

...Уже практически ничего не осталось от образа доброго сумасшедшего, сейчас я играю злого сумасшедшего. Половина публики воспринимает это как шоу, кураж, прикол. Часть же думает, что я и на самом деле такой. Те, кто со мной знакомится, с удивлением узнают, что я умею читать, что у меня есть что-то в голове и что я не такой агрессивный, как на сцене. Я постоянно говорю: это театр и не более чем театр. Я просто такой образ себе выбрал, такой образ у меня хорошо получается. Чаплина ведь запомнили по образу дяденьки с усиками и в котелке, хотя он сыграл тыщу ролей. Для всех Чаплин - чувак в котелке. Наверняка ведь этот образ получился у него случайно, но именно он больше всего понравился публике, и Чаплин стал его использовать. Я ведь по-разному действовал на сцене: просто заметил, что в какой-то период этот образ понравился публике. Мне достаточно уютно в нем, и другой я уже не ищу. Это обычное актерство, я не заставляю себя принимать этот образ. Люди, которые постоянно ходят на наши концерты, знают, что иногда выступления проходят без катания на сцене, когда я просто стою возле микрофона и мне не хочется входить в эту роль. Не получается, не слышу позыва. Мне приятно так общаться с людьми. Иногда я чувствую, что зал заставляет меня вести себя так - обычно это случается, когда зал "мертвый". Многие говорят, что интереснее всего смотреть на ДЮБЕЛЬ, когда он играет на чужой публике, когда она совсем не принимает НЕЙРО ДЮБЕЛЬ. Тогда я начинаю "заводить" зал, шокировать, эпатировать.

Когда я работал в фирме "Мэджик", постоянно ходил в костюме и очень комфортно себя в нем чувствовал - это во-первых. Во-вторых, достаточно приятно и интересно: панковская группа, условно говоря, разгильдяйская, выходит не в рванье, а в костюмах. Это работает на контрасте и, на мой взгляд, повышает статус группы. Мы можем ругаться матом, но на самом деле все мы - в меру интеллигентные люди. Мы не интеллигенты, но интеллигентная группа - мы убираем за собой в гримерке, не блюем на пол, не посылаем кого-то на... и не показываем задницу на сцене, потому что я считаю, что это неприлично. То же самое касается текстов. Раньше нас сравнивали с СЕКТОРОМ ГАЗА. Это же совершенно разные группы! Послушай тексты СЕКТОРА ГАЗА и послушай тексты НЕЙРО ДЮБЕЛЯ. Мы можем использовать в песне пятьдесят матерных слов, но все они не будут носить физиологического значения. А СЕКТОР ГАЗА может петь песню про менструальные затычки без единого матерного слова, но разве это прилично? Я стараюсь не делать ничего неприличного. Песни о политике, на мой взгляд, - это пошло.

Я не ставлю себе целью написать что-то вроде чукотских песнопений, все - от балды. Случайно получилось что-то шаманское, "ой да тобайда", и - пошло. То же самое и с прикольными вещами вроде "Петрова, подай воды!". Фраза достаточно простая, но ее нужно придумать, составить. Это, как "Черный квадрат" Малевича, только нарисовать мы не можем. О существовании песни CLASH "Lost In Supermarket" я узнал года четыре спустя после "Петровой". Текст "Петровой" не был записан на бумажку, он был просто произнесен. Я стоял на репетиции, захотелось пить, я и заорал: "Петрова, подай воды!". Барабанщик начал стучать, все подстроились, я на ходу что-то спел - родился текст. Так появились многие песни.

Я всегда начинаю песню с припева. Мне в голову приходит какая-то фраза, из которой можно сделать песню, типа: "В небе солнушко повесилось". Чаще всего это фраза, которую сказали по телевизору, по радио, в жизни и которая вызвала какие-то ассоциации. Я все время себе в голове что-то откладываю, записываю и примерно знаю, про что будет куплет. Потом в течение максимум двух минут дописываю песню. У меня нет черновиков - все в первых вариантах. Если дело идет к альбому, то я могу обработать текст и убрать из него какие-то шероховатости. Когда я пишу песню, то приблизительно чувствую, какая на эту песню будет музыка. Прихожу к музыкантам и напеваю какой-то мотивчик, а они уже подбирают музыку. Я начинаю в ней копаться: "Здесь сыграй так, а здесь - так". Показываю на пальцах, так как сам не играю. Бывает приходит гитарист и говорит, что придумал классную мелодию. Он ее наигрывает, остальные подключаются, и так получается музыка к песне. Иногда я говорю: "Нет, ребята, это - говно". Открываю тетрадочку и подыскиваю подходящую песню. У меня есть тексты на любую мелодию. Если же я чувствую, что к этой мелодии должен быть какой-то другой по содержанию текст, то пишу специально. Это бывает крайне редко.

В последнее время мы обращаем внимание на песни, которые были написаны в 1991 году, когда мы с Юрой целый год сидели в квартире и записывали песни. Там были очень классные вещи, и теперь мы их берем, нормально аранжируем, обрабатываем. Половина песен - по крайней мере текстов - на "Охотник и сайгак" была написана в 1991 году, половина песен из "Ворсинок и катышков" - тоже 1991-1992 год. Сейчас я пишу текстов раза в 154 меньше, чем в 1991-м. Раньше у меня иногда выходило по три-четыре текста в день. Сейчас я повзрослел. Если раньше мог ничего не делать, а только писать песни, то сейчас у меня в голове мыслей больше, чем тогда. Самое главное, это то, что сейчас я себя чувствую благополучнее, чем в 1991 году, когда все у меня в жизни было весьма плохо. Лучше всего творится, когда ты в тоске.