Цой, Виктор «Я могу пожелать только удачи»
В 89–м, будучи внештатным автором рижской газеты "Советская молодежь",я только начинал заниматься журналистикой. Концерт же КИНО, как узнал несколькимигодами позже, организовывал Иван Полонейчик.
Нас было трое журналистов (плюс два радийщика — корреспондента Белорусскогорадио (других радиостанций в то время не было в принципе), пытавшихся договоритьсяс директором КИНО Юрием Белишкиным (опять же его имя–фамилию узнал гораздопозже) об интервью с Цоем. То были золотые времена для журналистов, посколькужурналисты в те годы на концерты рок–групп ходили очень редко (да и самигруппы благодаря стараниям Ивана Полонейчика и Гены Шульмана ("Класс-Клуба"тогда не было и в помине) только начинали приезжать в Минск). Следовательно,всегда можно было поговорить с музыкантом с глазу на глаз, или, как сейчаспринято говорить, получить эксклюзив. Юрий Владимирович был любезен, но,честно говоря, ничем помочь не смог. А поговорить с Цоем хотелось. И вотмы втроем маемся в коридоре у служебного входа. Помню, что инициативу договоритьсяс самим Виктором я взял на себя. И когда Цой проходил мимо, сказал емучто–то об интервью и о том, что я — из рижской газеты. "А я каждоелето бываю в Юрмале, — ответил он. — Там бы и могли поговорить". Ноя как–то уговорил Цоя на разговор в Минске. Кажется, условились встретитьсяна следующий день перед концертом.
Мы говорили в гримерке Цоя, где, кроме нас, была черноволосая девушка,как мне тогда показалось, очень похожая на героиню фильма "Игла"Дину (это я поясняю один из моих вопросов Цою). Интервью потом выходилои в "Советской молодежи", и в "Знаменке". По чистойслучайности у меня до сих пор сохранилась запись нашего разговора. И толькосейчас, по просьбе "МГ", я подготовил интервью без каких–либокупюр и стилистической правки: речь Виктора — слово в слово; там, где стоитмноготочие, — там была пауза. Лишь невозможно воспроизвести улыбки и смехЦоя и вообще все те вербальные штучки, на которых, собственно, и базируетсялюбая беседа.
Вопросы–ответы идут в том хронологическом порядке, как они задавалисьи звучали. Для полного восстановления картины остается добавить, что перваячасть интервью — заслуга радийщиков. Я говорил с Цоем после них.
Что же касается фотографий, то я держал "Зенит" в руках едване впервые. Фотовспышку так точно одолжил у приятеля буквально наканунеи поэтому обращаться с нею не умел. В результате она вспыхнула лишь однажды.Так получилась горизонтальная фотография. Второй раз вспышка светить ужебольше не хотела. И я, ожидая, пока она зарядится, спросил у Цоя: "Подождем?"— "Подождем", — ответил он. Впрочем, и в другой раз она сноване вспыхнула. Предложил Виктору выйти на улицу. Хотел сфотографироватьЦоя на фоне наполняющихся народом трибун стадиона, но он отказался и всталвозле стены. Еще сказал: "Не могу на вас смотреть — солнце в глазасветит".
Вот, собственно, и вся прелюдия.
— Можно ли назвать авторской песней то, что вы делаете, с той лишь разницей,что это сыграно под электрогитару и барабаны?
— Да, конечно. Безусловно. Я точно так же играю эти песни просто подгитару.
— Публика, которая приходит на ваши концерты, как правило, ведь ходити на ЛАСКОВЫЙ МАЙ, Игоря Николаева и на многих других. То есть существуеттакая всеядность. Публике в принципе все равно, кто перед ними — КИНО иликакая–то другая группа. Как вы относитесь к этой всеядной публике? И какойбы вы хотели видеть свою аудиторию?
— Знаете, я так не считаю. Конечно, здесь есть люди, которые также ходятна ЛАСКОВЫЙ МАЙ и так далее. Но вот все равно я не считаю, что у нас одинаковаяпублика. Я думаю, что если б мы играли, например, в одном концерте с группойЛАСКОВЫЙ МАЙ, скажем, то концерт бы в среднем прошел вяло, потому что половинабыла бы людей, которая любит ЛАСКОВЫЙ МАЙ, половина была бы людей, котораялюбит группу КИНО. Вот. Так что... Я так не считаю.
— Как вы можете охарактеризовать любителя группы КИНО?
— Ой, вы знаете, я не знаю... Не знаю... Они такие разные. И что касаетсявот этого вопроса, то, понимаете... Эстрадная музыка — это же другое дело,это другой, скажем, продукт. И есть человек, который может и ходить, илюбить и тот продукт, и... и нас. И я не считаю, что он всеядный, потомучто есть какая–то музыка для развлечений и для танцев и для того, чтобыпосидеть пообедать. Есть какая–то другая. Но она тоже имеет право на существование.
— Но есть же группы, у которых масса своих поклонников. Разве вам нехотелось бы иметь таких поклонников?
— Знаете, у нас они есть. Но и... И это... нет такого артиста, у которогоесть вот... на концертах его сидят только вот поголовно его поклонники,которые больше ничего не хотят слышать. Так не бывает. Понимаете? Людямне может нравиться что–то одно. Это редкие... редкость, когда человек говорит,что вот группа КИНО, а больше ничего не хочу. Обычно людям все–таки нравитсянесколько групп. И в зависимости от ситуации они слушают или одно, илидругое. Вот. Я не думаю, что было бы интересно сидеть в ресторане, таместь, пить что–нибудь и слушать какие–нибудь, я не знаю... сложные поэтическиепесни или симфоническую музыку. Всему свое время.
— Какие из ваших песен вам самому нравятся больше всего?
— Ну, вы знаете, я не задумывался. Мне, в принципе, все нравится. Иво всех песнях я вижу какие–то недостатки.
— С каким составом вы сейчас приехали?
— Ну, с группой КИНО. Какой у нас еще состав? Если вы хотите, чтобыя перечислил... Ну, значит, это Юра Каспарян. Он играет на гитаре. ЮраГурьянов играет на барабанах. Игорь Тихомиров играет на бас–гитаре. Ну,я играю на гитаре.
— Насколько тот герой, которого вы создали в фильме "Игла",близок вам по духу?
— Ну, очень близок. Я, в принципе, ничего не играл, а старался вестисебя так, как бы я мог себя повести, скажем, в такой ситуации, но в рамках,конечно, сценария. Поэтому...
— Кто из отечественных рок–исполнителей вам близок? С кем вы дружите?
— Ну, в принципе, я в хороших отношениях с Борей Гребенщиковым, с КостейКинчевым... Вполне в дружеских с Андреем Макаревичем. С... Ну, хотя мы,в общем, не так часто встречаемся.
— Ваше отношение к тому периоду, когда вы еще не были официально признаны?
— Вы знаете, я никуда тяжело не шел. Я занимался тем, что мне нравится.И был, так сказать, вполне доволен этим. Поэтому все это на было тяжело.И я никогда не старался добиться успеха там любой ценой. И так далее. Простотак вот получилось. И я, конечно, очень рад, что многим людям нравятсяпесни. Но... Я не знаю. Это все для меня ситуация как бы внутренняя. Точнотакая же, как была и пять лет назад. И три.
— Вы как–то изменились?
— Ну, человек все–таки всегда меняется.
— Как вы относитесь к тому, что пишут о вас в прессе? Всегда ли согласныс этим?
— Почти всегда не согласен. Потому что, как правило... я не могу достаточнолитературно сформулировать мысль и... Она нуждается в редакции, а редакция...это уже ее делает другой человек. Значит, уже слова меняются. Даже еслиони меняются местами, то уже... И потом люди общаются же не только словами.Они общаются глазами, руками. Вот. Всего этого не остается. И уже все неузнать.
— Планы на будущее? Когда выйдет новая программа КИНО? Как она будетназываться?
— Ну, новый альбом уже записан и готов. Когда он выйдет, я еще не знаю,потому что мы хотели все–таки выпустить его, ну, попытаться как–то егооттиражировать, чтобы он дошел до слушателя в хорошем качестве. Потомучто все эти перезаписи, они... вы сами понимаете. Но как он называется,еще пока не скажу, потому что... еще точно не решили.
— О чем он?
— Ну, знаете... О чем он. Это вы послушаете и...
— Сколько у вас пластинок?
— Ну, что называть пластинками? Сколько есть...
— Большие.
— Ну, я... я не очень понимаю... Дело в том, что мы, в принципе, записываеммагнитофонные альбомы. Вот. Что касается пластинок, то у нас есть пластинказдесь, на Мелодии, не очень удачная.
— Можно ли сказать, что ваше участие в пластинке "Красная волна"как–то ускорило ваше официальное признание здесь, в Союзе?
— Нет, он... Эта пластинка вышла в то время, когда факт выхода такойпластинки мог скорее повредить, чем... улучшить ситуацию.
— Что бы вы хотели изменить в жизни? И что уже смогли изменить?
— Ну, знаете, я считаю, что каждый человек, если должен изменить преждевсего свою жизнь и себя... Что касается себя, то это очень сложный вопрос...Трудно будет объяснить двумя словами. Но я... не считаю, что одному человекупод силу изменить, так сказать, жизнь как таковую.
— Вы в жизни такой же борец, как и на сцене?
— А я не знаю. Я не считаю себя борцом. Понимаете? Я пою песни. И поюо том, что мне нравится, о том, что мне не нравится, что меня волнует,не волнует. Я ни за что особенно не борюсь.
— Александр Градский сказал, что время рок–театра, он имел в виду такиегруппы, как АЛИСА, НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС, КИНО, проходит. И сменяется поп–музыкой.Сейчас гораздо охотнее слушают ЛАСКОВЫЙ МАЙ. Вы не боитесь, что ваша популярностьначнет угасать?
— Вы знаете, я никогда не стремился к популярности, поэтому я не боюсь...А что касается... Я не очень понимаю, почему это называется рок–театр,потому что то, что мы делаем, мало похоже на театр. Наоборот, я стараюсьизбежать всяческой театральности, какой бы то ни было. Мы и играем также, как ходим по улицам, — в такой же одежде и не устраиваем никаких особенныхтам эффектов и так далее.
— Наверное, в первую очередь речь идет о текстах...
— Тоже не факт... Тоже я не считаю, потому что музыка тут играет оченьбольшую роль. Вот... И я не знаю, я пока не видел, чтобы это время проходило.У нас просто очень много плохих рок–групп в стране. Очень много. Потомучто, в принципе, форма очень простая. То есть овладеть формой очень легко.Человек, который год или два играет на гитаре, он может собрать четвертых–пятерыхтаких же ребят. И, в принципе, у них получится вот что–то, формально похожеена рок–музыку. Вот. И они начинают где–то играть, выступать. И таких группмасса. Поэтому... И сейчас, конечно, сложная ситуация. Ну... То есть групп,которые могут собрать большой зал, действительно осталось очень мало. Оченьмало. Но я не вижу никаких признаков того, что это как–то отмирает. Тоесть просто в какое–то время рок был, так сказать, модной темой и запретной.И любая группа, если написано "рок–группа", вы помните там, приезжа...а если еще какая–нибудь английская, то обязательно были бы аншлаги. Сейчасуже нет. Сейчас к нам приезжают хорошие даже группы — там английские, американские.Они не собирают зал у нас, потому что рок — это стало нормально. Это, ну...музыка. И здесь уже выбор идет не из–за моды, а из... если нравится. Людиидут на тех, кто им нравится.
— Есть ли у вас любимые исполнители?
— Я никогда не любил кого–то одного. Мне нравились некоторые песни некоторыхгрупп.
— То есть постоянной привязанности не было?
— Нет, конечно.
— Когда рождалась группа КИНО, вы хотели быть самими собой или все–такиподражали кому–то?
— Ну, мы старались всячески избегать подражаний, конечно. Другое дело,что когда слушаешь много музыки, то неизбежно это как–то на тебя влияет.Поэтому, может быть, в каких–то песнях есть влияние там рэгги, каких–топесен, еще чего–то
— В чем секрет вашей популярности у публики?
— Я вообще не думаю о популярности, я ж вам сказал. Я к ней не стремился.Поэтому я никогда не думаю о том, в чем секрет, как.... где... в чем секретуспеха, как его там добиться. И так далее. Я не знаю.
— Но вы создаете на сцене какой–то образ. Как вы сами его можете охарактеризовать?
— Я ничего не создаю. Я никаких образов не создаю. Понимаете? Я вотсижу здесь, выхожу на сцену, я вот... Сам образ.
— То есть Виктор Цой на сцене совершенно идентичен Виктору Цою в жизни?
— Ну, а что, собственно, Виктор Цой на сцене? Стоит человек с гитаройи поет. Все. Ну, сидит этот человек, пьет чай... Это не одно и то же. Эторазные вещи. Пить чай и играть на гитаре. Но, в принципе. я точно так жесижу дома, играю на гитаре, как на сцене.
— Как рождаются ваши песни?
— Это для меня загадка. Я не знаю... Ну, я не знаю. Я начинаю играть,потом появляются какие–то слова. Потом появляется песня.
— А есть ли приглашения за границу?
— Ну, довольно много приглашений. Единственное, что мы их очень старательнопросеиваем, потому что сейчас на Западе все русское очень модно. Вот. Имы не очень хотим выступать там как русские. Хотим выступать там как музыканты,неважно откуда. Поэтому ездим довольно редко. Но хотя все равно ездим.
— И как вас там принимает публика?
— Ну... Скорее вот благ... Вы знаете, благодаря этой вот моде на всесоветское принимала странно. То есть озадаченно, скажем... Ну, то естьони смотрят и видят, что мы вроде такие же, как они. И вроде не в этихкосоворотках, не с балалайками, а вроде такие же, с гитарами, что–то играем.
— Говорили, нравилась им ваша музыка?
— Ну, кому–то нравится музыка, кому–то не нравится. Когда группу никтоне знает вообще, и когда она только приезжает, и когда есть еще и языковойбарьер, вот, то, конечно, говорить после одного концерта, нравится — ненравится, нечего. Поэтому вопрос в том, как... насколько там будут нравитьсяпластинки вообще, но это пока не ясно.
— А где вы были?
— Мы были в Дании, во Франции, в Америке.
— Есть ли какой–то вопрос, который мы не задали и на который вы считаетенужным ответить?
— Нет. Я не считаю нужным... Ну, то есть я отвечаю, когда меня спрашивают.Если меня не спрашивают, я не отвечаю. Я не любитель много разговаривать.
— То, что в прессе появляется мало интервью с вами, это чем–то вызвано?
— Ну, это вызвано тем, конечно, что я не очень люблю их давать. Этораз. Во–вторых... Ну, во–вторых, наверное, тем, что... пресса все–такиу нас еще перестроилась не совсем. То есть у нас часто публикуют вещи,которые, может быть, не так интересны людям, как... сколь важно их, таксказать, опубликовать в политическом смысле. Вот. Хотя, конечно, то, чтосейчас, и то, что раньше, — это день и ночь. Все, я думаю, понимают.
— Есть определенные песни из ваших предыдущих альбомов, которые вы продолжаетеисполнять на концертах. Это тоже, наверное, имеет какую–то причину, кромечисто музыкальной?
— Ну, как вам сказать? Какие–то песни, они со временем перестают...теряют актуальность, скажем. И мне самому уже их не интересно петь. И япою то, что мне интересно.
— Давайте начнем с самого начала: почему именно КИНО?
— В смысле — почему называется КИНО? Ну, знаете, когда мы придумывалиэто название, нам было по восемнадцать–девятнадцать лет, и сейчас простоя даже и не помню. Это так, от фонаря просто.
— Вообще кто или что побудило выйти вас на сцену? Что послужило толчком?
— Ну, наличие некоторых песен. То есть я начал писать песни. И потомони понравились моим друзьям. Потом они понравились друзьям моих друзей.Потом получилось так, что у нас получился концерт...
— Вы начали писать песни в восемнадцать лет?
— Да, где–то в восемнадцать–девятнадцать.
— У вас музыкальное образование?
— Нет.
— А как же мелодии появляются?
— Ну, вы знаете, для того, чтобы появилась мелодия, музыкального образованияне... можно и не иметь его. Вот. Поэтому...
— Ленинградской газетой "Смена" вы были признаны лучшим рок–поэтомпрошлого года. На ваш взгляд, какое существует отличие рок–поэзии от поэзии?
— Ну, я не знаю на самом деле, насколько точен этот термин. Но отличиетакое, что я не могу рассматривать, например, свои тексты своих песен вотрыве от музыки. Вот. Поэтому я не очень люблю и не соглашаюсь, хотя иногдаих печатают просто как стихи. Но... я считаю, что они очень много теряют.
— Вы говорили, что у вас сначала появляется мелодия и потом уже слова.
— Нет, это появляется одновременно. Ну, может быть, появляется мелодияцеликом, а слова еще не целиком. Но в принципе появляется од... как–тотак.
— Слова или мысль?
— Нет, слова... Но как вам сказать?.. Развивается, то есть как–то цепляетсяот слова к слову.
— То есть рука тянется к перу, перо — к бумаге...
— Ну, да.
— Как ваши родители относятся к вашим выступлениям?
— Нет, ну, сейчас они считают, что я занимаюсь своим делом. Но, можетбыть, они так считали не всегда. Сейчас, когда более–менее понятно, что...как–то этим стоит заниматься. Но я не знаю, когда я, скажем, выражаясь...языком каким–то, получил некоторое признание, то они так уже считают, что...
— Они на ваших концертах часто бывают? И бывают ли?
— По–моему, они были один раз или два, но в общем не часто.
— После исполнения вами главной роли в фильме "Игла" одинкритик сказал, что ваш герой, пожалуй, единственный персонаж в отечественномкино, который одинок и не тяготится своим одиночеством. Что вы думаетена этот счет?
— Ну... Пожалуй... Пожалуй, да. Герой фильма "Игла" — этов каком–то смысле человек ниоткуда и... непонятно... То есть он достаточно...он самодостаточен, ему не нужно уже... Он может жить один.
— Дина шагнула с киноэкрана в группу КИНО?
— Нет, вы перепутали.
— Перепутал?
— Нет.
— Тогда объясните?
— В смысле?.. Нет, вы имеете в виду Марину? Это не Марина.
— Значит, я ошибся.
— Да.
— Как известно, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. А вашажена какой нашла путь?
— ...Для меня самого это большая загадка.
— Было ли у вас в детстве, юности предчувствие и желание славы?
— Ну, вы знаете, я думаю, любой подросток и... мечтает о том, чтобыкак–то... как это называется? Самоутвердиться. Вот. Поэтому, конечно...конечно, может быть, и желание и было. А вот предчувствие...
— Агузарова рассказывала, что такое предчувствие у нее было.
— Когда есть желание, понимаете, если что–то... потом, если она приходит,то кажется, что вот это я предчувствовал с самого рождения. А если не приходит,то кажется, что и не было этого предчувствия.
— Вы однажды сказали, что КИНО — это группа не музыкантов, а преждевсего друзей. Охарактеризуйте, пожалуйста, своих друзей.
— Ну, как охарактеризовать? Я не знаю.
— Основные черты...
— Ну, вы знаете, я не могу как–то анализировать друзей. Понимаете, уних есть и слабости, и недостатки, и достоинства, но... все неважно. Становятсядрузьями не потому, что они содержат набор всех положительных качеств,а по каким–то другим причинам.
— Группа КИНО собирается в будущем менять свой стиль? И как долго вообщедумает играть?
— Группа КИНО ничего не собирается и ничего не намерена, потому что,как я уже сказал, мы вообще никогда не задумываемся о том, в каком стилемы играем. И как долго... и будем мы популярные или не будем, неважно.Это важно прежде всего для нас — играть и петь то, что мы хотим, то, чтонам нравится. И как только это перестанет быть важным — не знаю, когдаэто случится и случится ли вообще, — мы перестанем этим заниматься.
— Артисту приходится от чего–то отказываться в жизни. От чего вы вынужденыотказываться?
— Ну, от удовольствия гулять по улицам. От удовольствия жить в одноми том же городе больше месяца, скажем... Ну... Не знаю.
— Ваш имидж? Ваша установка на поведение?
— У меня нет никакой установки. Я веду себя так, как считаю нужным влюбой ситуации. Ну, или стараюсь вести себя.
— Что главное для вас сегодня?
— ...Сохранить внутреннюю свободу.
— На сегодняшний день КИНО во главе отечественных хит–парадов. Что бывы хотели еще достичь или, цитируя вас же, как прожить следующий день?
— Знаете, я как уже сказал, мы ничего никогда не хотели достичь. Этораз.
— А как прожить следующий день?
— Как прожить следующий день, я даже не знаю, потому что мы никогдане строим никаких планов, никогда не думаем, как мы будем играть там икак нам поступить так, чтобы случилось так–то. Просто мы вот живем и живем.
— Проблемы сегодняшнего КИНО?
— Проблемы?.. Ну, проблемы в том, что, конечно, нам сейчас приходитсямного играть и много работать, и это требует большой собранности. А посколькумы все, в принципе, разгильдяи, то нам это дается не без труда.
— Гастроли КИНО продолжатся?
— Да, вот мы хотим как раз в мае поехать — поиграть концерты. Так чтомы едем через какое–то время в Свердловск, Витебск, потом еще куда–нибудь.
— Что представляет из себя ленинградская студия "Бенефис"?
— Ну... ну, это чисто административная организация, которая, собственно,для нас является некоторым... некоторой формой прикрытия. То есть, чтобымы не были просто вот как... кто–то такие, КИНО откуда–то, непонятно. Авсе–таки...
— Только КИНО входит в студию "Бенефис"?
— Нет, там еще много разных коллективов. Но я даже не знаю, каких.
— Вы на сегодняшний день довольны жизнью?
— Я не думаю, что человек мог бы быть действительно доволен жизнью вкакой–либо... ну, я не знаю. Когда–либо. Но, с одной стороны, я всегдабыл ей доволен. И когда я работал в котельной и бросал уголь, я очень былдоволен жизнью. И сейчас в принципе тоже.
— Ваши пожелания читателям?
— Удачи.
— А в особенности тем, кому сейчас пятнадцать–семнадцать лет?
— ...Вы знаете, я никогда ни... никого не учу. То есть стараюсь никогоне учить. Я могу пожелать только удачи.
— Гастроли в Риге предвидятся?
— Не знаю. Вы знаете, там тоже все–таки есть, насколько я мог заметить,и языковой барьер, и, в общем, некоторая разница между... То есть естьразница между людьми, скажем, в РСФСР живущими, и людьми, живущими в Прибалтике.И... И, в общем–то, пока у нас не было даже особенного приглашения, потомучто мы никогда гастроли не планируем. То есть мы никогда не говорим, чтомы поедем туда, туда и туда. Нас зовут — мы едем. Вот из Риги нас поканикто не звал. И я не знаю... В общем, я не знаю, как там относятся к КИНО.
— Вы говорили, что каждое лето бываете под Ригой.
— Да, действительно, я там живу, в деревне отдыхаю.
— А где именно, если не секрет?
— Ой, боюсь, что секрет, потому что уже в прошлом году ко мне туда приезжаликакие–то компании. Вот. Если я вам еще скажу, где, то, боюсь, в этом годубудет совсем трудно там жить.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 16 за 1999 год в рубрике музыкальная газета
