Зинчук, Виктор Не надо бояться человека с длинными волосами
В Минске Зинчук каждый раз собирает полные залы. Поговорить же с виртуознымгитаристом мы смогли во время его последнего приезда в столицу Беларуси.
— Расскажите о вашем последнем альбоме "Неоклассика".
— Я не могу назвать эту работу дежурным словом "альбом". Потомучто альбом выходит у группы раз в год. Для меня же это целый этап жизни.Я посвятил этому около шести лет. Собирался я его записывать на студииSNC, где в 1993 году вышла моя работа "Number 1". Но эта студияничего не сделала для рекламы этого альбома. Она только собирала дивиденды.Вообще я недоволен сотрудничеством с SNC. Не знаю, оправдаются ли мои надежды,связанные с фирмой Polygram. С ней я сейчас заключил контракт на два альбома.Пока же на Polygram вышел альбом "Неоклассика", обложка которогооформлена моими ангелочками.
Конечно, я работал не все эти шесть лет. Музыка созревала очень, оченьдолго, потому что композиции в альбоме представлены глобальные: например,"Времена года" Вивальди. Мне было обидно слышать, как китаянкаВанесса Мэй очень уж смело трактует, даже китчево, классику. У меня жеэто роковые обработки, но они все равно стилизованы, дисциплинированы,сдержанны. Там пять гитарных наложений! На скрипке это сделать легче. Идаже такой скромный человек, как я, все равно признает, что эта пластинкаценна и на гитаре там сыграны интереснейшие партии. А для того, чтобы этосыграть, нужно было время. Поэтому я не из тех попсовых исполнителей, которыеподготовили альбом, аранжировщики им все написали, они пришли — спели своюпартию. И выпустили–выплюнули новый альбом. Радуйся, страна! Как правило,попсовые альбомы, даже студии звукозаписи говорят об этом, продаются два–тримесяца. Если за это время успеха не последует, значит, пластинка не продастсяникогда. Потом появляются новые, новые. Это надоедает, примыливается, замусоливается.В моем случае — я не боюсь времени. "Каприс" Паганини и сегодняочень актуален, хотя он был записан много–много лет назад. Но эта роковаямузыка — уже классическая. И классическая та музыка, которой я пользуюсь.Я делаю переложения для гитары тех партий, которые были написаны вовсене для гитары. Поверьте, это нелегкое дело. Я долго подготавливаю композиции— вынашиваю их по полгода, для того чтобы сделать, к примеру, аранжировкуполонеза Огинского, да еще вписать туда свою партию. Во всем, что я делаюс музыкой, написанной не мной, я выступаю как бы в соавторстве, что позволялсебе делать Щедрин: Бизе–Щедрин. "Кармен–сюита".
— Кто спонсировал выпуск альбома?
— У меня нет постоянных спонсоров. Альбом записывался по мере того,как у меня появлялись деньги на студию или находились люди, которые в конкретныймомент помогали мне. И тогда рождалась очередная композиция. Да, я обращалсяв "Альфа–банк". Они ответили, что финансируют только западныхзвезд. Я не хочу плакаться в платочек или жилетку и говорить всем, чтобедные мы, несчастные. Надо самим зарабатывать, все правильно. Но поройбывает ужасно жалко времени, что оно проходит. Пока я не боюсь времени.Когда я почувствую, что время уходит, я, наверное, буду дергаться и клястьтогда недобропорядочность... Ну, не надо никого клясть. Бесполезно ждатьспонсоров. Вот поэтому я не знаю, когда появится моя следующая пластинка.Но материал для нее готов. Может быть, она появится через два года. Ночерез год не выйдет, это точно.
— У вас не возникает ощущения, что время уже работает не на вас, а противвас?
— Человек ощущает, что время уходит, тогда, когда он не сказал своегослова или это его слово сказал кто–то другой. Или — должна такая музыказвучать и на телевидении и на радио, а ее там нет. Хотя вот же она, есть!И я знаю, что многие люди хотят слышать эту музыку. У меня даже охранникив "Останкино" и мужики в гараже спрашивают: когда выйдет твояновая пластинка?.. Недавно у меня спросили: а не посещает ли вас мысльуехать из страны? Я думаю, что такая мысль на самом деле посещает оченьмногих людей. И мужество состоит как раз в том, чтобы остаться и игратьдля людей, которые страдают точно так же, как и ты. У нас же нормальныхлюдей очень, очень много... Да, мне порой жалко, что время уходит. Мнехочется выпускать по пластинке в год. И чтобы меня кто–то поддерживал.Но телевидение и радио у нас платные. И будь ты хоть семи пядей во лбуи сочини массу достойных произведений, сними клип, но без денег это незапишут и не покажут. Можно заниматься этим самому. Однако этот путь оченьдолог. Впрочем,настоящий росток все равно пробьется сквозь камни и асфальт.А так ведь была масса всевозможных попсовых проектов — девушки с различнымиженскими названиями. Но все это исчезло по мере того, как перестали показыватьих клипы. И, с другой стороны, есть исполнители, которых знают несмотряна то, что их клипы не показывают по телевизору. Хотя бывает обидно. Тыслышишь, смотришь и негодуешь, потому что думаешь, что все это безвкусица.Вся же эта музыка, ее стилистика и содержание диктуются уровнем спонсора.Вот ему понравилась какая–то конкретная песня, и он дает на нее деньги.А классика спонсорам не нравится. Поэтому никто денег на нее не дает. Многиефирмы, тот же Союз, считают, что народу нужно слушать, скажем, Таню Буланову.Да, это талантливая исполнительница. Но есть же и другая музыка. Однакоу нас принято все рубить с плеча. Поэтому и пропала из эфира классика —телевизионный "Музыкальный киоск", например, закрыт. Раньше ведьв каждом Доме культуры были клубы и кружки. Но я не могу кричать с пенойу рта: "Гады!" — и бить себя в грудь. Я не буду этого делать,потому что я другой человек. И говорю такое сейчас только потому, что уженакипело. Однако я не буду постоянно трубить об этом. Я лучше буду говоритьоб этом своим делом. И противопоставлю этому самого себя. Я буду играть"Аве Мария" Шуберта, "Каприс" Паганини, Баха, своюмузыку. И соберу при этом полные залы. И то, что ко мне на концерты приходяти пожилые люди, и молодежь, это очень здорово, потому что зрелого человеканевозможно обмануть. Приходят истинные ценители, которые, быть может, хотябы раз в жизни уже обманулись. Они поняли, что к чему.
— Когда вы играете концерт, вы относитесь к нему так, будто делаетеэто в последний раз?
— У меня такое бывает... Я не знаю, в чем дело, — может, Бог меня бережет?Ведь очень сложно выносить гастрольный график, эти переезды, бессонныеночи и репетиции. А потом играешь на концерте, просто сжигая себя! Ты долженвыпрыгнуть не только из своей одежды, но и из тела. И летать, иначе тыне сможешь удержать внимание зала, заставить его прочувствовать музыку.У меня словно что–то включается. Я становлюсь ненормальным во время концерта.У меня ведь была одна страшная трагедия, по поводу которой я ужасно переживал.Я практически с детства рос сиротой, без мамы. А потом потерял своего сына...Да, время лечит. У меня новая семья и ребенок. Но дыра все равно остается.Не все так легко. И уже несколько раз, приходя в сознание после каких–тонеприятных случаев в моей жизни, я обнаруживал, что лежу под капельницейили мне делают искусственное дыхание. И я уже видел коридорчик... Вот тытеряешь сознание и видишь вагонеточку и медленно–медленно движущиеся серыестены, огоньки. И какую–то дверь. Ты приближаешься к ней, но так и не доходишь.А потом — медленно–медленно отъезжаешь назад. Потом — все быстрее и быстрее.И все это — в каком–то темно–белом цвете.
— Какое чувство вы испытывали при этом? Страх?
— Нет, было интересно. А потом вдруг я все увидел в цвете. Радость отэтого просто неимоверная! Я вижу в цвете двух медработников, которые делаютмне искусственное дыхание. Сам же я лежу на полу в гостинице. Тогда я ипонял, что, наверное, мое предназначение в том, чтобы я играл. Так чтоя всегда ощущаю, что этот концерт для меня словно последний. Но я не боюсьэтого. Хотя и не знаю, что будет потом.
— Вы сказали об ангелочках. Вы коллекционируете фигурки ангелочков?
— Да. Я обожаю их. Я покупаю их в Италии, во Франции. Иногда мне ихдарят. Я не могу этого понять, почему именно они. Мне просто захотелось!Они очень чистые, хорошие. Это то, чего не хватает в нашей жизни. Я, возможно,немножечко фантазер. И не то что фантазер, я просто создаю музыку, я создаювокруг себя пространство. Потому что многое в жизни меня не удовлетворяет.Но я не пытаюсь против этого бороться. Я пытаюсь делать что–то свое. Потомучто музыка — это то, что человек создает сам. Музыка — это то, чего нетв природе. Лишь музыкант, человек — индивидуальность, личность может создатьмузыку. И вот точно так же мне нравится делать переработки классическоймузыки. И не обязательно в классике. Мне сейчас уже нравится современнаякельтская, ирландская музыка. Ее краски. В следующем концерте я постараюсьэто тоже показать. Мне постоянно чего–то не хватает. Когда я смотрю "Песнюгода" — 78, 79 и 96, — одни и те же исполнители, одни и те же песни.Мне неинтересно. И не только мне, а еще многим другим. И поэтому мне нехватало той музыки, которую я играю. Мне захотелось ее сыграть. И то, чтолюди приходят на мои концерты, значит: людям ее не хватает...
Мы вместе существуем в тех пространствах, которые открывали до нас идля нас. В этих пространствах мы сосуществуем вместе с публикой. А ангелочки— это... Ведь не секрет, и даже многие представители церкви тебе скажут,что если наполнить дом свой разными чертиками, изображениями дьявола итак далее, разными мистическими знаками, это будет и зримо присутствовать.По крайней мере, ты будешь об этом думать. И это будет притягивать этисилы. А мне нравятся ангелочки: они такие добрые, безобидные и хорошие.Мне очень хорошо существовать вместе с ними.
— Вы хотели осуществить еще один проект с Пугачевой...
— Пока мы только созванивались. Я сказал, что подарю ей пластинку. Онапрослушала ее в черновом варианте на кассете и сказала: "Витька, здорово.Я приторчала!". Ей очень нравится полонез Огинского. Но неважно. Унее все–таки своя стилистика, своя история, свой творческий путь. У менясвой творческий путь, у меня достаточно своего. Я думаю о том, чтобы репетировать,создавать новые композиции. А с Аллой Пугачевой — ну, посмотрим. Никакне доеду я до нее. И у нее постоянно свои концерты, и у меня тоже хватает.Я не тот, кто из ее окружения. Несмотря на нашу имевшую быть совместнуюработу. Я не из тех, кто пытается извлечь из этого какую–то пользу. Нотем не менее в последних "Рождественских встречах" мы игралиблюз "Мне побыть с друзьями хочется". Я стоял, она упала передомной на колени. Но когда "Рождественские встречи" показывалипо телевизору, меня в титрах уже не было. Когда я перезвонил ей, она сказала:"Ой, Витенька, забыли! Ну, тебя и так все знают".
— Она так и не может забыть, что вы не пошли играть в ее группу...
— Не знаю.
— Вы подписали контракт с PolyGram Russia...
— Я даже еще и гонорар не получил. И по этому контракту PolyGram долженбыл делать промоушн на MTV, но пока ничего этого нет.У нас пока все немощные.Российский PolyGram сократил восемьдесят процентов своего коллектива. Когдаих сокращали, они взяли и по–русски устроили банкетик, выпили водочки какследует и улыбались. А иностранцы этого не понимали. Они ходили с круглымиглазами!
— ...Не сдается наш гордый "Варяг"!
— Да–да–да, так легче переносить шок, стрессы. Так что и у PolyGramсейчас не очень светлые времена. Пока у нас нет в стране шоу–бизнеса.
— А мы все о своем белорусском шоу–бизнесе спорим!
— А–а! У нас в России то же самое. Шоу–бизнес — это когда показали твойклип по телевизору, тебе заплатили за него деньги, ты отдал налоги государству.Все при этом довольны и счастливы. А не тогда, как у нас: принес на телевидениеклип и какие–то деньги, тогда только тебя показали. И появился спонсор,который торгует нефтью. Но не все так, конечно, нельзя все рисовать в такихкрасках. Не поймите меня настолько буквально, когда я говорю, что все продажно.Но... Когда любой человек включает телевизор, он понимает: что–то не тамузыка, что–то не те исполнители. А где остальные? Где разнообразие? Почемуна этом канале крутят только одних, а на другом — только других? Почемуу Крутого свои исполнители, а здесь свои? Но многие и не задумываются обэтой игре. И потребительски относятся к музыке. Но те, кто повзрослее,те, кому не хватает музыки. которую я играю, приходят на мои концерты.И... и не надо об этом лишний раз говорить! Хрен с ним!
— Весной вы приезжали в Минск с группой. Зимой вы использовали минусовуюфонограмму на мини-диске...
— Не только. Там были секвенсоры и так далее.
— Отсутствие группы тоже было связано с экономическим кризисом?
— Это связано с организаторами. Меня пригласили одного, без группы.Я, откровенно говоря, очень волновался, потому что думал, что зал будетпоменьше. Потому что удержать одному в большом зале внимание такого количестванарода, поверьте, это не то что беспрецедентно, но нелегко. Значит, у менявес таков, что позволил удержать внимание! Я играл больше двух часов. Ивсе говорили, что мало. Вероятно, организаторы захотели, чтобы я так помучился...А может, они захотели меня раскрыть именно так, когда не за кого спрятаться,некому помочь и плечо подставить. А потом я еще отвечал и на вопросы зрителей.
— Вы часто практикуете подобное общение с залом?
— Нет! Это было первый раз! Потом мы смеялись и удивлялись — столькобыло интересных вопросов, таких, на которые я даже не мог ответить. Мыс моим директором до половины пятого утра сидели и читали все записки.И от души не то что веселились, но было очень приятно. Были очень смешныевопросы: "Виктор, мой сосед пристает с разными предложениями. Не можетели вы сыграть во втором отделении что–нибудь в стиле антисекс".
— Записка про импровизацию, мол, не слабо ли что–нибудь по–настоящемусымпровизировать, не задела вас?
— Во время концерта я не являюсь самим собой. То есть свыше что–то береттебя и поднимает. И что–то через меня идет. Я не буду впадать в суеверияи говорить, что я медиум. Но когда я играю классические произведения, явпадаю в какое–то такое состояние, это правда. Я приподнимаюсь. Через менячто–то идет. Я могу играть это сто, двести, тысячу раз в своей жизни, нокаждый раз буду делать это с одинаковым трепетом. И после концерта мнетяжело прийти в себя. Я знаю, я обученный, что надо исполнять так, с этимиоттенками, но вслед за ремесленничеством идет что–то такое. Я не простоисполняю чьи–то песни, а музыка рождена моим страданием. Иногда и радостью.Но в основном страданием. Или просто мудрыми наблюдениями. Музыка — онаживая. Вот у меня есть блюз "Одинокий в ночи". Мне приходилизаписки: "Виктор, что вы делаете сегодня вечером?" И подпись:"Одинокая в ночи". Я написал эту композицию, когда мне было ужаснохреново, я чувствовал себя очень одиноко и не один день. (Я часто себятаким чувствую). И часа в четыре ночи у меня родился блюз. И странно, яего играю, и это состояние одиночества передается другим. Наверное, оченьмногие чувствуют себя одиноко, иначе бы эта музыка их не трогала.
...Не всегда музыка программна, не всегда она определяется содержанием,как в песне. Нет, музыка — гораздо больше, музыка — это там, где словазаканчиваются и начинается нечто... Под одну и ту же мою композицию "Амадеус146" у всех могут возникать разные ассоциации. Это–то и здорово!
— Композиция производит действительно очень мощное впечатление. Поднее так и просится сочинить видеоряд.
— Я сам себе не могу объяснить, что это такое. Но так оно и должно быть.Психологи считают, что один человек, глядя на настоящее произведение искусства,видит в нем одно, другой человек — другое. Это значит, что получилось объемлющее,широкое полотно, вмещающее в себя много–много уровней.
— Если бы вам предложили использовать "Амадеус" в качествесаундтрека, вы были бы не против?
— Нет.
— А почему, кстати, "146"?
— А вот сверху пришло. Бог его знает, не знаю. Дело в том, что я тамупотребляю слова из католических песнопений, то, что проходили в музыкальномучилище, на что писали Гендель и другие. А цифры — это не мистика. Этонекая материализация. Вот я нахожусь под впечатлением от чего–то. Я чувствую,что я должен это произведение испонить так, должен сделать! И порой какзомби хожу. Два–три месяца. А когда я не могу что–то исполнить, мне плохо.Я мучился, когда делал "Амадеус". И я почувствовал, что так надо,что в названии нужны именно эти цифры. И все.
Нормальный человек пройдет, плюнет, выругается матом и выжрет водки.А другой пойдет и сочинит песню, третий захочет под себя подмять девок.Кто–то захочет родить ребенка. Кто–то захочет сделать что–то хорошее —написать картину. Кто–то будет всех клясть, кто–то набьет морду, кто–топойдет домой, наестся и ляжет спать. А кто–то из того, что видет, будетсоздавать произведения искусства. Это, наверное, и отличает людей творческих.Они и запечатлевают нашу жизнь.
— Кто вам интересен из российских гитаристов?
— Есть Кожин, который хорошо вливается в аккомпаниаторскую ткань группыЛИЦЕЙ. "Паровозик–облачко". То есть он просто со вкусом играет.Есть Ольцман, который записывал гитары Агутину (сейчас он, по–моему, унего не работает) и который во многом создал стиль Агутина. Вадик Голутвин— крепкий гитарист, который всю жизнь работал в СВ. Кузьмин работяга. Нонет такого нашего гитариста, которым бы я восхищался.
— О Кузьмине когда–то писали как о супергитаристе...
— Потому что так Пугачева сказала. И потом была популярна его группаДИНАМИК. Но дело в том, что время–то идет. И стоять на месте — это равносильнопогибели. Надо постоянно предлагать что–то новое. А если остановился иживешь старым багажом, тут тебе и конец.
Я не знаю гитариста, который бы удерживал в сольном концерте стольколюдей, который бы играл по диапазону такую же программу, как я: и Вивальди,и Баха. Марк Нопфлер высказывался, что сожалеет, что он профессиональнонеобразован, что он преклоняется перед музыкантами, которые знают ноты.Я же получил профессиональное образование, за что благодарен государствуи опыту своему. Я закончил музыкальное училище, да, я четыре года учился.Со мной один на один занимались педагоги. Причем не только по классу гитары.Музыкальную культуру развивают такие предметы, как дирижирование, сольфеджио,теория музыки, музыкальная литература, оркестровая практика, ознакомлениес инструментами, в конце концов психология, педагогика — все в комплексе.Затем у меня был государственный институт культуры. Там я учился на дневномотделении. И закончил его с красным дипломом. О–очень многое дает образование.А с другой стороны — времени жалко. Но я стал таким, какой я есть. Я закалился.Поэтому я как–то выгодно отличаюсь тем, что я образован.
...Я очень ранимый и очень доступный и... всякий. Я не гнушаюсь ничего.И даже выпить в компании (в известных пределах). Рок–н–ролльный дух тожево мне существует. Ты можешь выпить пива с человеком, который тебе приятени просто близок, просто с любым, а не с тем, с кем выгодно. И так далее...А какой был вопрос? А–а–а, гитаристы. У нас в Москве провели опрос средиразных критиков — кто лучший российский гитарист? Все ответили, что Зинчук.
...Есть такой московский журнал "Music Box", с которым я ине очень–то дружу на самом деле. Сначала я бескорыстно участвовал в егоконцертах. А потом оказалось, что какие–то имена, сотрудничающие с этойфирмой и выпускающие там свои пластинки, потом появляются на страницахиздания, которое, как и положено, откликается на эти концерты и пишет обэтом статьи. Я же не выпускаю у них пластинок. Поэтому и статей про менятам нет. Но народ же не обманешь! И когда люди подходят ко мне просто наулице и говорят, что я — лучший, то вот это — да! Но, когда я играю, яне думаю о том, чтобы быть лучшим, я просто играю так, как должен играть.
— Но слава все равно греет?
— Греет, конечно.
— Московский гитарист Василенко — мастер или ремесленник?
— Скорее хороший ремесленник. Но дело в том, что я мало его слышал.Очень многие гитаристы сидят дома. Или записывают свои роковые школы иговорят, что я самый крутой. А ты должен это доказать. Я не берусь судитьо людях, которых плохо знаю и мало слышал. Надо сделать свою программу,для этого пожертвовать очень, очень многим. Надо ее не один раз сыграть,после чего кто–то скажет, что ты лучший, а нужно доказывать свое мастерствогодами.
— Гарик Сукачев как–то сказал, что рок–н–ролльное братство умерло споявлением первого джипа...
— Ха–ха! По–моему, во всем есть элемент игры. Элемент игрового соперничестваесть и среди людей, для которых джип — это основное средство передвижения.И элемент игры есть для людей, для которых основное средство — мотоцикл.Я знаю "ночных волков". И знаю, что многие из них с наступлениемхолодов ездят на машинах и чувствуют там себя нормально. А когда нужно,надевают кожаные куртки и садятся на мотоциклы. Я знаю рокеров в Италии,которые живут социально–семейной жизнью. Но когда проходят их роковые тусовки,они едут туда на три дня, берут с собой детей и одевают своих маленькихдочушек в кожаные курточки и штанишки. Переодеваются сами, хотя на работуходят в галстуке и в пиджаке (но сережка в ушах есть все равно!). И, конечноже, все пробовали наркотики. И вот так все они надевают кожаные куртки,едут на поляну и пьют русскую водку. Я играл им "Аве Мария",а они пели слова... Это все равно элемент игры. Человеку все равно этонадо. Но если человек живет только рок–н–роллом, он умрет, он сожрет себя,он превратится в алкоголика или наркомана, потому что все окружающее рок–н–роллперевесит все творческое в рок–н–ролле. Я знаю, что такое алкоголь. У менямама умерла рано, и папа начал выпивать, даже очень сильно. Он был полковником,дошел до Берлина. Я его очень уважаю. Колоссальный человек, личность. Нос горя начал выпивать. И мне было очень тяжело одному. Я целыми годамине знал, что такое приготовить поесть. И меня хотели забрать в интернат.Я бы мог идти на улицы. Но я не стал этого делать. Потому что я стал игратьна гитаре и увидел, что есть мир музыки. Есть мир БИТЛЗ. И можно этомунаучиться. И... да, мы выпивали портвейн, празднуя, например, день рожденияДжимми Хендрикса. И меня после этого очень сильно подташнивало.
Музыка... Все равно любому творческому человеку рано или поздно приходитсявыбирать: или ты будешь заниматься творчеством, или будешь выпивать, предаваться"кайфу", наркотикам.
Но я и уточнить хочу: многие думают, что рок–н–ролл — это постоянныйгрупповой секс, пьянки, наркотики, одна грязь. Это чушь! Человек можетсебя "сжечь" один раз на чем–то, но все равно внутри есть какая–точистота. В самом деле рокеры что у нас, что там — они все равно нравственнее,чем бандюги. И все люди уже знают, что не стоит бояться человека "сружьем" — с длинными волосами. Стоит бояться человека с короткимиволосами. Вот так вот.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 15 за 1999 год в рубрике музыкальная газета
