Стерх

Белый журавль на рок-небосклоне

Я поднимаю глаза, я смотрю наверх,
Моя песня — раненый стерх...К.Кинчев

Если думаете, что "стерх" — это нечто вроде птеродактепя или какого–нибудь хищника с крыльями, то сильно ошибаетесь. Между прочим, это старое русское название белого журавля. И, пораскинув серым веществом мозга (если, конечно, оно осталось), из названия группы можно себе представить ее стилистику — эдакий мягкий лирический рок–н–ролл, не потерявший, однако, своего драйва.

Ну а какой настоящий рок–н–ролл без пива? Собственно говоря, с него–то, родимого, и началась вся история. Шел как–то хороший парень Алексей Бородачев (как и подобает настоящему музыканту рок–н–рольщику, человек по жизни не очень–то веселый, нередко грузящийся смыслом всего сущего и пытающийся найти ответы на извечные жизненные вопросы в своих же песнях), и размышлял он в очередной раз как о смысле жизни, так и о том, что пора бы серьезным делом заняться — уже не один год прошел с того дня, как ему приятель показал первый гитарный аккорд и тем самым "подсадил" его на музыку...

Но какие же размышления без пива!? Вот и зашел он в магазин, где сказали, что последний ящик купили только что какие–то лохматые парни, у одного из которых была "вот такая обалденная гитара непонятной формы". После чего продавец изобразил нечто среднее между порядочным медведем и фотомоделью.

А выйдя из магазина, Леха тут же забыл о пиве, потому что увидел тех самых "лохматых парней", пристроившихся неподалеку на скамеечке. И у одного из них действительно была потрясающая акустическая электрогитара — вещь довольно редкая и необычная, за обладание которой, как говорится, некоторые могут и родину продать...

Ну а дальше пусть расскажут сами герои.

Алексей: Это был Саша. Я еще тогда думал, что хорошо бы с ним познакомиться. И самое интересное, что через три дня нас свел общий знакомый. В то время я как раз зубрил историю, готовился к экзаменам. Конечно, вся наука полетела к черту: ведь наконец–то я нашел человека, с которым совпадал по ощущению музыки, стилю, взглядам на то, как и что нужно играть. Вот так и сложился костяк группы — плюс наш клавишник, как мы его сами зовем, человек–оркестр Дима Трофимов и вокалист Витя Соколов. Через полгода к нам присоединился басист Андрей Ежов. И ровно год назад к нам пришла талантливейшая мадам Ирина Алюдина, смело взвалившая на свои хрупкие плечи все бремя творческого усовершенствования группы. Своего рода наш ангел–хранитель.

— Расскажите, как у вас происходит процесс написания музыки, текстов?

Алексей: У нас песни никогда не пишутся за столом — их нужно долго и мучительно "рожать" наедине с гитарой где–нибудь в ванной, туалете или ночью на кухне. Вообще творчество для меня — это максимум два–три часа в сутки, а остальное время я нахожусь в состоянии, близком к нему.

Александр: Знали бы вы, как у нас проходят репетиции. Некоторые и испугаться могут, когда начинается что–то типа: "Ты...взял здесь...терцию...это неправильно!!!". Всем, думаю, ясно, что произносится вместо трех точек. Но ведь это — нормальный творческий процесс, на сцене мы себе такого никогда в жизни не позволим.

— А как вы думаете, что будет с вами лет эдак через тридцать?

Александр: Уже на пенсии, совершенно лысые, сидящие с удочкой на берегу реки. А долгими вечерами мы будем рассказывать фанатеющим от СТЕРХА детям о своей жизни, о творческом пути.

— Видно, что вы, как, впрочем, и все музыканты, стремитесь к славе. Но ведь, помимо всеобщего признания и фанатения, существует, как говорится, и другая сторона медали...

Александр: Понимаете, достигнув чего–то, мы не хотим стать эдаким живым памятником, ходячим музеем, что ли. У Макаревича по этому поводу есть классная песня, что "лучше в пушку затолкнуть бычок"...

Алексей: Еще очень не хочется, чтобы поклонники про нас говорили, как про одну милую, смазливую мальчуковую группу: "Ну и пусть они фальшивят — они же такие прелестные и замечательные!". Мне кажется, с таким успехом и медведю можно дать гитару и пусть он под "фанеру" бацает их песни — все равно, что ли, любить будут?

Александр: По–моему, дело совсем не в том, как ты играешь: "вживую", под "минус один" или вообще под "плюс" (хотя последнее — это уже не игра). Надо либо делать свое дело хорошо, либо вовсе не лезть в эту степь и заниматься чем–то другим: дома строить, асфальт укладывать, бордюры проектировать...

Алексей: Поэтому что касается славы, то я просто терпеть не могу пафоса, парадности, излишней показухи. Порой смотришь на чье–то выступление и думаешь: конечно, нас в институте учили, что сцена — это углубленное зеркало жизни, но ведь не до такой же степени!

— И все же интересно узнать, как вы представляете себе этот самый свой путь к славе?

Алексей: Вообще наша жизнь, как тельняшка — полосатая–полосатая. Но, по–моему, чем хуже в жизни, тем лучше продвигается творческий процесс.

Александр: На самом деле нам ведь многого не нужно — чашка кофе с утра и ужин вечером, а вместо калорий — аккорды. И если у нас появятся большие деньги, то мы купим себе самые классные инструменты. Хотя в последнее время мы начинаем задумываться: не пора ли готовиться к ограблению какого–нибудь банка, желательно швейцарского?..

Алексей: На самом деле нам не один раз предлагали играть более коммерческую музыку: будьте такими, как мы хотим, и тогда дадим вам денег. Ну, не знаю, конечно, мы можем изображать из себя пляшущих медведей с картонными гитарами, но что–то не хочется. Просто творчество для нас превыше всего: денег, карьеры и даже семьи, хотя мы счастливы, что у наших жен и детей пока хватает сил терпеть нас...

Александр: Если честно, все мы до того, как занялись этим проектом, очень неплохо зарабатывали и у нас был выбор. И то, что мы сейчас сидим практически без денег, но счастливы оттого, что занимаемся творчеством, — это было сделано вполне осознанно. И когда я встречаю очередных знакомых, которые стали делать коммерческую музыку, то понимаю, что ни за какие богатства не брошу свое дело и фиг с два буду таким же, как они.