Белов, Алексей

Долгая дорога Храму...

— В какой стадии готовности находится ваш новый альбом?
— В промежуточной. Мы уже почти готовы приступить к работе над синглом, куда войдут несколько песен из нового альбома. Сейчас определяем свою стратегию по его промоушну в России: в связи с кризисом все приобрело такой странный оборот, когда записывающий бизнес поднимался как на дрожжах и вдруг в течение нескольких дней все пришло в страшный упадок, в выигрыше остались одни пираты. Рекорд–компании же выживают, стиснув зубы, многие не выживают. В Москве обанкротилось пять тысяч разных фирм!
— Так как раз те компании, которые сегодня еще держатся на плаву, должны по идее ухватиться за вашу группу и, грубо говоря, делать на вас бабки, на команде, которая безусловно даст им большие деньги!
— Так они и делают на нас деньги, только мы с этого ничего не получаем, вот в чем беда. Любая компания, конечно, с удовольствием возьмет нашу пластинку и будет ее продавать. Я бы в целом сравнил процесс взаимодействия исполнителя и выпускающей компании с водоворотом воды в природе. Для того чтобы записать пластинку, нужна хорошая студия, тем более если говорить о нас, о нашем подходе, с которым мы беремся за каждую новую работу; потом надо снимать видео, затем следующий шаг и так далее. Когда некоторое время тому назад мы влились в российский шоу–бизнес, делясь, кстати, с ним и своим опытом, то постепенно начали видеть, как рекорд–компании стали работать по западному образцу, вкладывая какие–то суммы, дивиденды в артистов, и для того, чтобы делать им рекламу, и для того, чтобы наращивать собственные силы. Сейчас же все пришло к первой стадии, к началу водоворота, к "пиратской" стадии. Я надеюсь, что это продлится не очень долго. Я даже не имею в виду конкретно рекорд–бизнес, а целиком экономику нашей державы, все должно вскоре поменяться. Надеюсь, что появятся нормальные законы, в том числе защищающие права авторов; этой стране ничего не нужно, кроме законов, никакие займы у иностранных государств — у нас столько денег, что хватит засыпать ими три Америки. А пока нет законов — в стране беспорядок и бардак.
— Какой лейбл издаст новый альбом? Предыдущий, "Protivofazza", выходил на Союзе...
— У нас закончился с этой фирмой контракт. Предварительные переговоры шли с ОРТ–Рекордз; если они не обанкротятся, то. наверное, там он и выйдет.
— Сегодня стало модно... не модно, не знаю как сказать... до сей поры англопоющим российским группам переходить на родной язык. И ваша новая работа будет на русском языке. Что вас подвигло так "изменить себе"? Российским слушателям надоел английский от россиян?
— Если честно сказать, но и без хвастовства, в принципе мы недостатка как такового в публике не испытываем, мы так же работали и можем работать стадионы, а наших артистов, кто способен собрать стадионный аншлаг, я вам по пальцам могу пересчитать. Почему некоторые наши исполнители пели и поют по–английски?.. Не знаю. Без всяких шансов пробиться на Запад, а то и без желания... Почему мы пели по–английски? Потому что мы подписали контракт с зарубежной компанией, и вся наша карьера происходила не в России, а там. И происходит. Дело в том, что альбом, который мы записываем на русском, мы переиздадим и на английском. Но изначально альбом все–таки будет русскоязычным...
— Извините, что я вас перебиваю, а были мысли перезаписать ваши англоязычные альбомы на русском языке?
— Были. Нам предлагали переиздать некоторые песни и на французском языке, и на испанском. В будущем мы попробуем что–то такое сделать... А почему новый альбом сначала будет на русском?.. Потому что, хоть мы даже жили в Америке и путешествовали по всему миру, нас больше всего всегда волновало: а что подумают о том, что мы делаем, в России? Это не пафос, нас действительно с музыкальной точки зрения волновал этот вопрос: что подумают наши российские друзья-музыканты? Мы старались делать вещи, которые по своей энергетике, по своему духу, даже по технике исполнения не делал до нас в России никто. Играть так, как играют во всем остальном мире. (Мы выступали с самыми известными в мире группами и никогда не выглядели бледно, нас никогда не называли бедными родственниками, и зарубежная пресса нас всегда ставила в один ряд с самыми известными именами). Когда приезжали в Россию, было интересно посидеть в кругу коллег и выслушать мнение о том, что мы делаем. И поскольку мы стали проводить больше времени здесь, то вполне логичным выглядит наше решение записать альбом на русском языке. А в нашей прессе пошли разговоры о том, что у нас чего–то там не сложилось на Западе. Полная глупость! Если у человека началась карьера там, то, чтобы ее продолжать, надо просто записывать пластинки и их выпускать. Одна может быть более успешна, другая менее, третья — вообще супер, пятая, наоборот, — абсолютно провальная, но я не вижу в этом какой–то особой проблемы: ты подписал контракт, у тебя уже есть имя, так выпускай себе пластинки и все. У тебя есть публика, залы, туры, так коси деньги и больше ничего... Уезжая отсюда, мы не думали, что уедем так надолго, мы просто в 89 году уезжали в тур по Америке на два–три месяца. Думали, что вернемся, потом снова уедем и так далее. А мы приехали назад через пять лет, так судьба сложилась... Нам никогда не хотелось быть оторванными от России; объехав весь мир и пощупав своими руками все, что можно было пощупать, мы пришли к определенной переоценке ценностей, прежде всего духовных ценностей. Мы видели много чего и кого, самых ярких звезд, самых обеспеченных в мире людей, которые одновременно являлись самыми несчастными существами на свете. Я говорю банальные, прописные истины, и кто–то ухмыльнется, прочитав их у вас в газете. Я сам, может, когда–то тоже усмехался, услышав нечто подобное, но оказалось, что это не рассуждения человека, повидавшего все и вся и этим всем объевшегося. Это действительно так, это правда, так бывает в реальности! Ты проводишь с человеком, с богатейшим или популярным человеком какое–то время и понимаешь, что рядом с тобой стоит несчастнейшая личность. Да и сами мы попадали в глубочайшие духовные ямы... Все это привело к глобальным переменам внутри нас, в нашем творчестве: на третьем–четвертом альбоме записаны песни с очень серьезными, глубокими текстами. И, начав гастролировать здесь, мы отчетливо поняли, что никто ничего не понимает, о чем мы поем (ну девяносто процентов из ста пришедших на наш концерт). А нам–то это и стало важно именно сейчас, чтобы нас понимали, чтобы реагировали не только на "завод", но больше даже на слова!
— Если вы слушаете российские группы, то что вы думаете о духовности русского рока? Эту тему на полном серьезе обсуждали как–то давно, потом над ней стали хихикать, затем вовсе перестали что–то говорить по этому поводу...
— Все изменилось, и изменилось в худшую сторону, я уверен в этом на сто процентов. Единственно, кто остался верен себе, своим убеждениям и принципам, — это Юра Шевчук. Все остальное является в большей степени вкусовщиной, я бы так сказал. Народ гонится не столько за духовностью, сколько за фишкой, за модой. Эта бисексуальность в поведении, этот брит–поп в музыке... Все выверено, все сделано по принципу растворимого кофе, который одинаково растворяется во всем мире, несмотря на его разное качество и посуду, куда он наливается. Но настоящий ли он у нас, настоящая ли это музыка? Естественно, ненастоящая! Корни настоящего лежат гораздо глубже. Поэтому мы и стремимся к этим корням, поэтому мы и записываем эту пластинку на русском, а не потому, что мы обнищали и нам больше нечем заниматься.
— Мне доводилось слышать такое мнение, что, говоря в прессе о том, что вы и музыкально как бы стараетесь отойти от каких–то уже привычных слушателю вещей в вашем исполнении, на самом деле записав в чем–то действительно необычный по звуку альбом "Stare", в следующем, в "Protivofazza", вы снова вернулись к прежнему ГОРЬКОМУ ПАРКУ...
— Это неверно. "Protivofazza" и "Stare" — это и есть один альбом, который мы разделили пополам, в "Protivofazza" мы только дописали две песни: "Jenny Loses Me" и "For All We Can Say". Если отделить "Jenny Loses Me", которую крутят по всем радиостанциям, от всего остального материала, альбом вышел очень альтернативным. Он содержит в себе большую часть той "странной" музыки, что есть в "Stare" (где есть и хиты, и эксперименты). "Protivofazza" более экспериментальная, чем "Stare". Если народ судит по первой песне "Protivofazza" "Jenny Loses Me" о всем альбоме, то он абсолютно ошибается: мы всегда использовали в качестве первой композиции альбома песню–паровоз. На первой пластинке это была "Bang", на второй — "Moscow Calling", третья начиналась со "Stare", написанная специально для того рынка, для Европы. Если послушать на "Protivofazza" этническо–симфоническое произведение "Liquid Dream" или, например, последнюю песню "Moving To Be Still", то ничего подобного мы никогда не делали, это совсем отъезд в такой, знаешь... даже не арт, а... смесь неоклассики и рока.
— В прошлом году на устах был ваш "мягкий развод" с фирмой "Music Box", занимавшейся вашим промоушном в России.
— Да "развода" как такового не было, просто в результате кризиса многие компании не выполнили своих обязательств по отношению к "Music Box" (в данном случае я имею в виду рекламодателей) и подвели под монастырь, "кинули", что называется, главного редактора журнала "Music Box", человека, который с нами работал, Андрея Большакова (бывший лидер–гитарист групп АРИЯ и МАСТЕР. — ОТК). Из–за этого журнал был буквально на грани исчезновения. Андрею пришлось все прекратить делать, помимо своего издания, и все силы бросить на то, чтобы реанимировать журнал, свое основное детище. Андрей — человек очень ответственный и честный, он не будет хвататься за два дела, если понимает, что ничего путного из такого разделения труда не выйдет. И в этом смысле он поступил абсолютно честно, признавшись нам (да это и было понятно), что он не сможет делать два дела одновременно. То, что журнал не исчез, можно назвать вообще подвигом. Хотя штат работников и сократился и журнал стал намного тоньше, но Андрей до сих пор выплачивает людям зарплату.
— Когда в семье происходит конфликт и люди расходятся, первое время они публично ли, непублично осыпают друг друга всякими нехорошими словами. В ГОРЬКИЙ ПАРК было нечто похожее, когда из него ушел первый вокалист группы Николай Носков. И вот спустя определенное время мне очень стало нравиться, что в его словах снова появились нотки благожелательности по отношению к своим бывшим партнерам по сцене. Как вы сегодня относитесь к его нынешнему сольному творчеству?
— Я рад, что он делает то, что хочет делать. Мне интересны пара композиций Николая из тех, что он записал в последнее время (до того было похуже). Куда его все это выведет, я, честно говоря, не знаю... Мой приятель, он является как бы совладельцем "Русского радио", как–то меня пригласил на концерт, который был посвящен вручению каких–то наград "Русского радио" (а мы не вписываемся в их формат). Я пришел. Там выступало много исполнителей, в основном всяких там СТРЕЛОК, Шуры, БЛЕСТЯЩИХ, Димы Маликова и прочих, и если бы я наблюдал все это с западной точки зрения, то Носков очень сильно выделялся среди них, никак не вписывался в эту тусовку, и хотя бы этот факт заслуживает уважения. Может, будь там десять певцов, работающих в близкой к Николаю манере, он и не обратил бы на себя внимания, но тем не менее. Потом, после концерта, мы с ним долго говорили, и мне было приятно, что в нем произошли и какие–то внутренние изменения, опять же в сфере духовных каких–то вещей... Мы с ним случайно увиделись года полтора назад, он мне начал говорить о каких–то сэмплерах, синтезаторах, чем–то таком... И это человек, который ушел из группы в критический для нее момент и которого до того я не видел семь лет... Мне было дико все это слушать... А тут он начал говорить о совсем другом, и, расставшись, я уходил уже с совсем другим чувством, теплом на сердце. Это был нормальный, человеческий разговор, что самое главное. А все эти синтезаторы, сэмплеры, ноты, которые кто–то играет...
— Вы в нашей с вами беседе говорили о духовности, о перерождении человека. Я, боясь вам показаться законченным циником и скептиком, все же позволю себе усомниться вот в чем: так много в последнее время слышно разговоров от музыкантов о Боге, о конце света, о грехе, об ответственности, что невольно закрадывается мысль: а не рисовка ли все это, не очередная ли актерская блажь, игра на публику? Вот вы, вы лично можете сказать, что вас по–настоящему волнует то, что в обществе есть проблемы с нравственностью, с духовностью, что прежде всего мы на уровне души близки к апокалипсису, а потом уж к апокалипсису в сего живущего на планете?
— Так все факты апокалипсиса налицо! Для этого нужно просто прочитать Иоанна Богослова, одного из евангелистов, любимого апостола Иисуса Христа, единственного, кого не постигла мученическая смерть и которому единственному было явлено увидеть апокалипсис. Там четко описано, как все будет происходить. Нужно обязательно прочитать и изучить эту единственную пророческую книгу Нового Завета, ее трактования, чтобы понять, что такое апокалипсис, людям, не живущим этой жизнью, духовной жизнью, тем, кто не ходит в Храм, не читает духовные книги, не молится. Но когда придет апокалипсис, никто не знает, может быть, мы и не доживем до него. А то, что он придет, — это сто процентов!..
А если ты меня про показную веру спрашиваешь среди музыкантов... Кинчев?.. Если бы он был по–настоящему верующий, он по крайней мере изменил бы логотип своей группы, не писал бы слово "АЛИСА" через две пентаграммы, со стрелкой вниз. Я не осуждаю его, судить — дело Господа, но замечать — я замечаю такие вещи...
Я тебе уже сказал: чтобы понять те вещи, о которых мы с тобой говорим, нам пришлось пройти через множество перипетий, пройти через огонь, воду и медные трубы, окунуться в глубокий оккультизм, в то, чем Боря Гребенщиков сейчас занимается... Мы все это в свое время проходили для того, чтобы понять глубину той веры, которая нам изначально была дана. Я в одной из церквей в Москве встретил Олю Кормухину (она там поет в хоре), замечательная была певица, лучший голос в Союзе, Тину Тернер по большому счету забивала (Оля еще и классику поет, а Тина — нет). Стоит так, поет тихонько, чтоб никто ее не замечал. Вот, пожалуйста, поведение настоящего верующего человека: что, она не может петь на эстраде? Да ради Бога! Выйдет, глотку откроет — и все, рядом с ней другим делать нечего. В том же Храме я познакомился с одним американцем, разговорились с ним (он хорошо говорит по–русски). Он преподает в Оксфорде, учился в свое время там же; хотя американец, оказалось, что уже двадцать два года он православный христианин, а родился в семье протестантской. Я спросил его: "А как вы пришли к православию?" — "Через историю". Он начинал с Византии, где все было основано на вере, на православной церкви, и так проследил весь путь от Христа, через апостолов, через первые христианские общины, придя к России, наследнице Византии, в которой крестился князь Владимир. Потом, после того как отказал в помощи Рим, Византию завоевали турки и так далее. То есть совершенно далекий от России человек, родившийся в Америке, где очень трудно прийти к православию (я знаю, о чем говорю, мы там провели десять лет, я в таких там храмах побывал...), тебя уведут в тысячи других религий... ан нет, стал православным.
Вопрос веры очень глубокий и тонкий. Я просто желаю каждому, конечно, лучше не с теми трудностями, с которыми мы приходили к этому, найти в себе Христа. Андрей Большаков — очень серьезно верующий человек, он вообще полтора года на больничной койке пролежал, ни с кем не разговаривал, в полной депрессии... Он просто умирал и все, труп, и только вера его вернула к жизни и к деятельности. Многие прошли тот же путь, что и он, многие погибли. У меня было много знакомых музыкантов, которые погибли, покончили жизнь самоубийством, именно не соприкоснувшись с верой. А сколько вокруг нас ходит "мертвых" людей, еще не зная об этом, не соприкоснувшихся с источником жизни! Страшно...