Воплi Вiдоплясова

Философия Скрипки на рубеже тысячелетий

Разговор с Олегом Скрипкой, которого удалось застать в одной из московских гостиниц, выдался, наверное, чересчур серьезным. Впрочем, к этому располагало название нового альбома группы, говорить о котором музыкант отказался, ссылаясь на незавершенность работы над ним. Впрочем, мы к нему, надеюсь, вернемся весной, а сейчас о вечном, высоком и серьезном (большей частью).

— Когда ДДТ выпускали альбом "Любовь", Шевчук то ли шутя, то ли всерьез сказал, что, мол, вот они доросли и до этой темы. Ваш новый альбом тоже будет называться "Любовь". Как с этим у вас?
— Он очень хорошо выразился, очень правильно. Наверно, и мы доросли до этой темы, раз так альбом называем.
— Но ведь большинство ваших песен о любви. Почему именно этот альбом назван "Любовь"?
— Да, но нужно иметь определенную творческую смелость, чтобы говорить об этом впрямую, не крутиться вокруг да около.
— Теперь о несколько другой любви... Что, на ваш взгляд, любят в ВОПЛЯХ ВIДОПЛЯСОВА поклонники?
— Эта тема мне, во–первых, непонятна, а во–вторых, не очень интересует, потому что немножко не такой творческий подход у группы, чтобы впрямую заботиться о том, что зритель или слушатель любит в группе.
— Посмотрим на это с несколько другой стороны. Что вам лично нравится в вашей группе?
— Мне сложно сказать, так как у меня субъективный взгляд. Я не могу оценивать это, как другие объекты, ведь взгляд изнутри дает совершенно другие ощущения. Я чувствую процесс, чувствую динамику, но не могу дать оценки как любой другой группе или любому другому явлению культуры. Есть задачи творческие, технические, административные. Это все выглядит, как на планерке у директора какого–то завода. Нет никакой романтики. Романтика появляется вначале, во время акта творчества, когда возникает песня, либо в конце, когда песня уже воспринимается. А между этим —– большой и нудный процесс.
— В одном из недавних интервью Стинг заметил, что чем больше денег, тем меньше хочется писать новые песни. Понятно, что денег у вас, конечно, гораздо меньше, но есть ли такая зависимость?
— Ну... (пауза) ...Правильное наблюдение.
— Но в чем причина? Меньше стимулов или что–то другое?
— Это, наверное, тема для какого–то большого социологического исследования, но пока что я ответа на этот вопрос не знаю. Может, кто–то уже сделал научное открытие и получил Нобелевскую премию по этому поводу, но для рядовых музыкантов это пока факт известный, но непонятный. Да, действительно, обрастаешь какими–то финансами, сложностями, администрацией, контрактами, и, во–первых, тупо не хватает времени для сочинительства, а во–вторых, мозги и психика загружены другими какими–то предметами и не остается просто места.
— Что для вас популярность на сегодняшний день прежде всего?
— Есть такой грубый капиталистический термин high rotation. Популярность определяется количеством прокруток на центральном телевидении и радио некой песни некоего исполнителя.
— Она с каждым днем все больше. Вы не начинаете ее бояться?
— Если эта популярность когда–нибудь принесет благополучие, тогда я начну бояться.
— Популярность ведет к возникновению самых невероятных слухов. Какой самый невероятный слух о себе вы слышали?
— Масса всяких нелепостей. Сначала что "вэвэшники" пьяницы и дебоширы, они в каком–то городе, где мы никогда не были, в каком–то отеле что–то разбили, там напились с кем–то, подрались с тем, кого я вообще не знаю. Сейчас более того: ВВ —– гомосексуалисты, наркоманы и все такое прочее. Но, в общем–то, слухи —– хороший индикатор. Это тайное стремление общества. Люди наделяют своих кумиров теми чертами, которые в них самих таятся. Поэтому наркомания и повальное пьянство —– это латентные какие–то стороны личности среднего гражданина.
— Во многих интервью вы говорите о том, что ваша мечта —– поставить спектакль. А вы не думали о том, чтобы вместо этого снять автобиографический фильм "Как стать рок–звездой"?
— Во–первых, такая тема для сценария меня вообще не интересует, а во–вторых, я же не режиссер, чего я буду соваться со свиным рылом в калашный ряд? Я же в кино ничего не понимаю. Я в качестве режиссера — это было бы очень претенциозно.
— Даже недоброжелатели ВОПЛЕЙ ВIДОПЛЯСОВА отмечают чрезвычайную эмоциональность ваших песен. Не откроете секрет столь энергетически мощного вдохновения?
— Человеческую деятельность можно разделить на эмоциональную и безэмоциональную. Безэмоциональные виды деятельности можно назвать автоматизмом. Автоматизм существует и в творчестве, в личной жизни, в быту и в интимной жизни. И задача артиста, как и человека вообще, — избавиться от автоматизмов либо пользоваться автоматизмами, но осмысленно. Даже использовать их в свою пользу. И если мы слушаем какую–то музыку и она не задевает человека либо слушаем какой–то текст и он не задевает, то это значит, что они написаны автоматически, без эмоциональной окраски. Вот с этим надо бороться. Это главный бич всех и вся. Просто не все об этом знают, хоть и все это чувствуют.
— Какая музыка вас трогает? Возьмем последнее время. Назовите несколько альбомов, которые порадовали вас тем, насколько музыканты сумели выразить свои чувства в музыке.
— Сейчас такая фаза в музыке, не очень эмоциональная. Славяне более эмоциональны, нежели флегматичные западноевропейцы. Поэтому музыка, которая идет с Запада, несколько более дизайнерского плана. То есть это какой–то музыкальный дизайн, какие–то аранжировки...
— Сейчас все говорят о том, что современная музыка сводится к аранжировкам и продюсерингу...
— Да, вы очень правильно заметили. Поэтому есть какие–то новые решения с интересной аранжировкой и оригинально спродюсированные. Можно назвать такую группу, как FUN LOVINТ CRIMINALS. Мне нравится, когда группа играет современную музыку, сугубо современную, но "живыми" инструментами с минимальным использованием техники, хотя играют по принципу машин, по принципу лупов, сэмплов. Либо когда обратная вещь. Например, первый альбом PORTISHEAD —– сделана эмоционально красивая музыка, но с помощью современных технических средств. К тому же подборка шумов произведена таким образом, что это не классический оркестр, но, скажем, эстрадный оркестр.
— Насколько вы успеваете за техническим прогрессом?
— Насколько это позволяют, во–первых, финансы, потому что это дорогостоящее занятие...
— Ну, а если брать не только музыку, но и жизнь вообще?..
— Ну и в жизни то же самое. А во–вторых, настолько, насколько доходит до совка. Все–таки отставание совка существенно, даже несмотря на современную дистрибьюцию. Хотя я не сторонник каких–то классических подходов к жизни, я вполне нормально отношусь к современным веяниям прогресса.
— В частности, это выражается в помощи в работе официальной страницы вашей группы в Интернете?
— Ну, мы не очень активны...
— Тем не менее там недавно появилось немало материалов, предоставленных лично вами...
— Это во многом объясняется тем, что создатели этой странички действительно очень активные, интересные и достаточно талантливые люди, они настойчиво добиваются связи с нами и выбивают эту информацию. Мы же играем достаточно пассивную роль в этом. Но я отношусь к этим людям с уважением и большой благодарностью.
— Есть такое понятие "американская мечта". У музыкантов это продавать альбомы миллионными тиражами, разбогатеть и быть на слуху абсолютно у всех. А в чем украинская мечта Олега Скрипки?
— Может быть, это поверхностный взгляд... Хотя Стинг у всех на слуху, я не думаю, что он сильно гоняется за миллионами...
— Вообще–то он британец...
— Я бы сказал, что шоу–бизнес английский и американский не отличаются в корне. К тому же английский шоу–бизнес очень силен, согласитесь...
— Согласен.
— И даже английские исполнители думают, что их первая задача — быть на слуху. А задача стоит, чтобы создать нормальные условия для работы группы. А андерграундное существование группы, когда ты в полуразвалившемся отсыревшем подвале играешь на гитарах марки "Урал", —– это не очень хорошие условия для работы. Ни для творчества, ни для концертов, ни для физического и морального состояния группы. А создать нормальные условия для работы, чтобы была студия, чтобы можно было творить, не отходя от дома или какой–то репетиционной базы, даже записывать какие–то наброски и приводить их в какой–то вид, а потом, чтобы иметь еще деньги на дорогостоящие студии, на хороших, качественных инженеров и выпускать платинки, — для этого нужно выполнять какие–то правила и ритуалы. И приходится этим заниматься, приходится играть в чужие игры — и пошло–поехало.
— В 80–х годах вы были альтернативной группой. Насколько вас беспокоит то, что остается все меньше причин называть ВОПЛI ВIДОПЛЯСОВА альтернативой?
— Альтернатива как философское понятие —– это вещь, которая приходит в альтернативу какому–то классическому веянию в культуре или в обществе вообще. На той грани, пока веяние не сломило то классическое, которое связано с ним, не стало само классикой, оно является альтернативой. Потом, когда об альтернативе все говорят, —– это уже лицемерие, так как это уже не является альтернативой. Ведь если все говорят, то, значит, это уже законное явление общества или культуры. И поэтому, когда говорят об альтернативе, то она уже является своего рода классикой. Но, с другой стороны, я считаю Достоевского очень альтернативным писателем.
— Но ведь о вас говорят все больше, следовательно, вы все менее альтернативны. В чем это качество у вас сохраняется?
— Я стремлюсь к профессиональной работе во всех отношениях. Это нереально сделать вообще и тем более нереально сделать в совке, но максимально приблизиться к этому состоянию можно.
— То есть вы являетесь альтернативой непрофессионализму...
— Да. Очень, очень правильно.
— По мере течения жизни человеку свойственно достигать каких–то целей и становиться все счастливее. Как у вас с этим? Способствует ли музыка этому?
— Эпохальные вопросы счастья...
— Конечно, рассуждать на эту тему, с одной стороны, банально, но ведь тогда вся жизнь банальна...
— Нет, а как же еще? Наоборот, об исследовании счастья надо семь томов написать. Действительно, я считаю себя очень счастливым человеком. Но легко представить себя движущимся к какой–то цели и очень сложно представить себя находящимся в состоянии счастья —– это уже как странная и грустная картина. Ведь не зря все сказки заканчиваются после того, как люди встретились, там Иван Царевич и Царевна–Лягушка, и после этого все зажили долго и счастливо. И на этом все заканчивается, и никто не пишет, как именно они живут долго и счастливо. Поэтому есть предположения, что начинаются какие–то семейные сцены, у Ивана может появиться какая–то любовница, Царевна–Лягушка может постареть и тому подобное. То есть абсолютно счастливым человеком, наверное, невозможно быть. Можно только двигаться к цели.
— То есть счастье —– это прогресс...
— Да. Или это желание состояния.
— С каким девизом по жизни вы собираетесь шагнуть в новое тысячелетие? Как–никак на следующий год все собираются праздновать...
— Кстати, очень страшно. Я не представляю себе, что это за праздник будет. Я думаю, что будет нечто мрачное.
— Почему?
— Потому что Новый год обычно связан с какими–то мечтами, с реализацией каких–то фантазмов, и все пытаются реализовать это в новогоднюю ночь. И в пятнадцать или сорок пять минут первого ты понимаешь, что не реализовал этого, что ты уже пьян и дальше ничего не будет. И я думаю, что в эту новогоднюю ночь все сконцентрируется в две тысячи раз. Мне страшно будет этой ночью.
— Последний вопрос о вечных материях. Рок–н–ролл, на ваш взгляд, жив или мертв?
— Мертв, конечно. Прошло его время. Как и у всех нормальных вещей: они рождаются, живут и умирают. Рок–н–ролл — это сейчас не то что классика, это просто реакция какая–то.