Браво
— Давай вспомним начало истории БРАВО. Гарик Сукачев рассказывал мне, что в 77–м у него был коллектив под названием ЗАКАТ СОЛНЦА ВРУЧНУЮ. Через год группа осталась без названия. И тогда–то он и пригласил в нее тебя.
— Тогда группа называлась ПОСТСКРИПТУМ. Я был приглашен в качестве музыканта — нужен был гитарист. А я как раз скитался без группы. У меня были хорошие усилитель и гитара. И, видимо, это и прельстило их в первую очередь.
— Гарик еще рассказывал, что вы разошлись с ним, потому что, как говорится, два медведя в берлоге не уживаются.
— Ну, мы очень разные люди. Вряд ли бы у нас что–то получилось. К тому же последующая дорога каждого показала, кто чем хотел заниматься.
— Опять сошлюсь на Сукачева: с его слов, ты в то время больше хотел играть нечто похожее на итальянцев и SECRET SERVICE.
— Он, видимо, имел в виду, что SECRET SERVICE относились тогда к новой волне. И эта группа мне действительно очень нравилась.
— А итальянцы: Аль Бано и Ромина Пауэр, например?
— Ну, итальянцы мне тоже нравились. Что я буду скрывать? Под них я танцевал со своей будущей женой в очень модном месте в Москве того времени — на Олимпийском проспекте как раз открылся первый дискоклуб.
— Но ты не хотел разрабатывать это направление?
— Нет, конечно. Я и ушел из группы РЕДКАЯ ПТИЦА по той причине, что вместе с 80–ми годами наступала эра панк–музыки и новой волны. А поскольку я всегда относился с подозрением к людям с длинными волосами — идеология хиппи меня никогда не впечатляла, — я и расстался с этим коллективом. Мне хотелось играть смесь новой волны и панка. И когда я пришел в заиндевелый ПОСТСКРИПТУМ, играющий хард–рок в стиле DEEP PURPLE (что меня сразу и смутило), я активнейшим образом принялся выживать бас–гитариста с длинными волосами, у которого джинсовая куртка была исписана шариковой ручкой названиями типа BLACK SABBATH, DEEP PURPLE и прочими. Просто в какой–то момент я сказал, что бас–гитарист мне не очень–то и нравится. В конце концов получилось так, что и Гарик ушел по тем же причинам. Я совершенно четко знал, что двигаться в направлении "рок" не буду. И принес музыкантам новые записи. Принес POLICE, который до сих пор в группе никто даже не слышал. Никто не знал, что такое MADNESS. Дело в том, что я, учась в институте, мог доставать эти записи: пластинки приносили мне спекулянты. И я подсадил на них всю группу, хотя поначалу они и брыкались. Но потом стали слушать. И уже первые наши записи показали, что эта музыка была очень эклектична: смесь панка, твиста, рок–н–ролла, то есть всего, что угодно, но только не тяжелой музыки. Поэтому все музыканты, которые были не в течении и находились не в моей волне, некоторым образом из группы исчезли.
— Гарик еще говорил, что мелодию "Кошек" написал именно он. Правда?
— Нет, не может быть. К тому времени, когда произошла первая встреча Жанны и БРАВО, у меня уже был этот скэт, квадрат. И Жанна спела его. И буквально на следующую репетицию она уже принесла и слова для песни — стихи Вильяма Джей–Смита. Так и получилась эта песня. Гарик же написал другую песню...
— "Белый день".
— Да. Причем идея ее исполнения возникла только после ухода Гарика. Песня действительно мне очень нравилась. Но в исполнении группы ПОСТСКРИПТУМ она звучала в стиле SMOKIE. Я же предложил сделать из нее рэгги–версию. Жанне она тоже понравилась.
— Гарик утверждал, что он исполнял "Белый день" еще в 77 году. Но действительно ставил тебе в заслугу, что ты сделал ее в рэгги — как раз после этого она и стала всесоюзным хитом.
— Возможно, что и так.
— Жанна пробыла в твоей команде пять лет?
— Сейчас скажу... 83–й... Да, пять лет.
— Когда ее потом арестовали, она отсидела в "Бутырке" полгода?
— Знаешь, я не могу быть точным в датах. Да и не очень хочу говорить об истории, копаться в ней. Мне это сейчас неинтересно. К тому же я готовлю книгу, в которой обо всем этом будет подробно рассказано, — эдакий взгляд современника того времени.
— Ты сам пишешь книгу?
— Еще не совсем понятно, как она будет выглядеть. Может быть, это будут биографические комиксы — я называю их научно–фантастическими. И там же будут и рассказы. Писать же книгу буду я, может быть, в соавторстве с кем–нибудь из известных московских журналистов.
— Когда планируется начать писать книгу?
— Она уже начата. А когда будет окончена, я не могу сказать, потому что история пишется–то на глазах.
— Какие отношения у тебя сейчас с Жанной? Она же записалась у тебя в паре композиций на последнем альбоме БРАВО "Хиты про любовь".
— Да, она спела в последней песне, в бонус–треке. Кроме нее там пел еще и Валера.
— Еще на одной вещи она прозвучала бэк–вокалом.
— Да, в песне "Сон–обман". Я сам предложил ей спеть. А когда потом был спланирован тур, мы даже сняли клип на песню — прямо в студии. Он теперь крутится по нашему MTV.
— Ты когда–то сказал мне, что вокалисты у тебя, как правило, работают по пять лет и затем уходят. Роберт Ленц поет в БРАВО уже три года. То есть ему осталось поработать с тобой всего два года?
— Ну, еще не было попутного ветра. Исчисление пяти лет начинается после попутного ветра.
— Что ты подразумеваешь под "попутным ветром"?
— Когда ветер раздувает паруса и корабль уже идет на полную мощь.
— Ты уж прости, но БРАВО добилось наибольшего успеха, когда в группе была Жанна. С приходом Сюткина был, естественно, какой–то спад. И если я правильно тебя понял, потом как раз подул попутный ветер — БРАВО снова добилось поразительной популярности. Но сейчас этот ветер действительно не дует в ваши паруса. Отчего? Ты сам находишь тому объяснения?
— Я жду ветра. А его может не быть по разным причинам. Должен же быть момент удачи, попадания. К тому же чем больше лет группе, тем тяжелее завоевывать новых поклонников. Это совершенно очевидно. Потому что появляется очень много исполнителей, которые оттягивают на себя часть зрителей. Очень сложно, удержав своих поклонников, приобрести еще и новых. Надо быть очень изворотливым, талантливым и удачливым. Когда все эти три фактора совпадут, тогда все станет на свои места.
— Но ты не считаешь, что ошибся в выборе вокалиста?
— Думаю, что нет. Потому что еще должно пройти какое–то время. И слушатели должны привыкнуть. Третий раз ведь самый сложный. Сейчас нам надо прожить самый тяжелый период — время медных труб. Два первые мы уже прошли. Пережить же третий практически никому не удалось, пожалуй, кроме ROLLING STONES. Это что касается западных примеров. И если этот период мы пройдем с достоинством, все будет хорошо.
— Что ты понимаешь под "медными трубами"?
— Когда третий вокалист — последний.
— Обыкновенно под "медными трубами" подразумевается испытание славой.
— Это совершенно разные вещи. Испытание славой я уже прошел. Я же говорю про испытание временем. И если учитывать всеобщую ситуацию, я бы не сказал, что дела у нас идут неуспешно. Я бы оценил их на четыре с плюсом. По–прежнему есть интерес к нам. И продаются наши пластинки. Люди ходят на концерты. Это очень важные показатели. Ведь любая группа живет по следующей схеме: пик популярности, потом происходит спад и снова подъем. Очень сложно, чтобы все было ровно. К тому же невозможно все время пользоваться одной и той же меркой, которая обычно применяется к популярным артистам экстракласса. Да и глупо так делать. БРАВО — это пятнадцатилетний состоявшийся продукт. И, как выяснилось, не скоропортящийся. Это очень важная вещь. Сейчас наступил более зрелый период, может быть, какого–то поиска и осмысления. Реальный, трезвый, взрослый период, который переживает любой коллектив. А если тебе уже за тридцать лет, но ты по–прежнему стараешься быть на молодежной волне и хватаешься за штуку под названием мода, ты выглядишь немного глупым клоуном. Надо найти для себя какую–то грань. И, идя спокойно по этой дороге, никуда не дергаться — ни вправо, ни влево.
— И вести себя соответственно этому возрасту?
— А–а... Ну, стараться быть адекватным ему. Во всяком случае для меня это органично. Когда тебе двадцать, тебе кажется, что все — фигня, все по фиг. Когда тридцать, ты начинаешь думать, что это в принципе не так. А когда становится уже тридцать пять или сорок, ты понимаешь, что, может быть, был вообще не прав. Жизнь — очень непонятная штука. И определиться очень сложно. Поэтому сейчас, в данный момент, я нахожусь в ансамбле в таком некоем состоянии, которое и определил бы, как ожидание попутного ветра.
— Есть ли у тебя время подумать о самом себе?
— Конечно. Именно этим я сейчас и занимаюсь. Я думаю о себе, о каких–то важных вещах. Потому что, кроме ансамбля и окружающего сумасшествия, существует очень много важных тем. Я вообще заметил, что тенденции, мода меняются каждые три–пять лет. И удержаться на этой волне практически невозможно. Во всяком случае примеров тому я практически не знаю. Меня вот поразила реакция большинства московских газет, после приезда Ника Кейва написавших, что он, этот старик, исполняет старую и неактуальную музыку. Для меня же он тот же Ник Кейв, каким я знал его и раньше.
— Какие вещи в принципе важны для тебя?
— Для меня важно быть гармоничным с самим собой. И чтобы моя музыка была гармонична с моим состоянием. Чтобы не было трехкопеечной дешевой фальши. Чтобы было некое соответствие между моими песнями, тем, что я выношу на сцену, и тем, как я выгляжу в жизни и что при этом говорю. Сейчас время такое — нестабильное и непонятное. Артисты говорят одно, а делают совсем другое. Но вот этот петушатник меня перестал интересовать уже в принципе. Наверное, я нахожусь совсем в другом измерении. И поэтому стараюсь отойти от этой всей тусни, которая перестала быть мне интересной. Из музыкальных же событий меня интересуют только те, которые действительно меня интересуют: маленькая клубная жизнь, участие в каких–то проектах, скажем, связанных с DEPECHE MODE. Наверное, ты знаешь об этом? Мы сделали каверы. Причем получилось замечательно настолько, что я сам не ожидал! Я не думал, что мне это будет интересно, поскольку в свое время эта группа никоим образом не вдохновляла меня. Сейчас же ее альбом "Ultra" мне нравится. То есть на какие–то вещи я стал смотреть совсем по–другому.
— Кстати говоря, я и за собой заметил, что стал отдавать предпочтение более мелодичной музыке.
— А ты знаешь, все к этому и вернется. И уже возвращается. Поэтому если через три–четыре года группа МУМИЙ ТРОЛЛЬ не заиграет музыку с хорошей мелодией, то ей просто будет нечего сказать молодежи, которая к тому времени станет старше. Им же надо чем–то привлекать к себе внимание. Хотя эта группа мне очень симпатична. Но то, что сейчас происходит, я больше, чем суета, не называю. Ведь кроме того, что появилось наименование МУМИЙ ТРОЛЛЬ, ничего ведь не произошло!
— А СПЛИН?
— Хорошая и симпатичная группа, гармоничная. Там, кстати, директором работает мой бывший администратор — Саша Пономарев. И со СПЛИНОМ мы не раз пересекались на гастролях. Причем в соревновании "кто больше выпьет?" победила группа БРАВО. Это произошло в Алма–Ате.
— И сколько это — "много"?
— Очень много. И СПЛИН был очень удивлен этим фактом... Это хорошая группа. Но у меня закваска восьмидесятников–нововолников. И момент эпатажа имел какое–то значение для меня только раньше. Мне нравятся тексты СПЛИНА, философский подход к ним. Но музыкально я не вижу в этом ничего нового. У группы нет большой музыкальной идеи. Есть только последовательность питерского рока, но с более тяжелыми гитарами. Я же говорю о новом герое. А новый герой сегодня — это Илья Лагутенко. Все же остальное не представляет такого явления, которое и через десять или пятнадцать лет будет вызывать к себе хоть какой–то интерес.
— Ну, раз уж мы стали вспоминать новые имена, я спрошу и о белорусском ЛЯПИСЕ ТРУБЕЦКОМ. Ты же давно слышал эту группу?
— Мне она нравится. Вообще все коллективы я оцениваю по следующей шкале: холодно, тепло или горячо. С возрастом начинаешь понимать, что важны как раз эти три критерия. И этот ансамбль относится к категории "тепло". Потому что пацан талантливый. Правда, я не знаю, как его зовут.
— Сергей Михалок.
— Его записи я слышал еще до того, как они появились на "Союзе". Просто когда Шугалей написал для нас несколько текстов, он принес и запись ЛЯПИСА ТРУБЕЦКОГО. Это талантливая группа, но ввиду того, что она выбрала именно такую дорогу, она обречена и будет еще долго заложницей этого своего имиджа. Хотя, думаю, этот пацан намного глубже, чем то, что он сейчас делает. Ведь общая масса обычно подхватывает совсем не то — она, к сожалению, не умеет читать между строк. И читает только то, что лежит на поверхности. А на поверхности же там лежит обычный постсовковый шлягерный ансамбль, эдакий ВИА. Но очень жалко, потому что группа гораздо глубже. И пацан этот — хороший текстовик и, как мне кажется, человек с хорошим чувством юмора. Но я с ним не знаком.
— Что же касается Лагутенко, он действительно не герой следующего века...
— Ты знаешь, это очень типичный герой сегодняшнего времени. Стране же не хватало молодого героя. Наверное, даже не молодого, а нового. Но группа, которой много лет, не может стать супер. Подобное происходит очень редко. Впрочем, с МУМИЙ ТРОЛЛЕМ произошла как раз эта история. Они ведь давно существовали. Но никто не знал про них.
— ЛЯПИСУ восемь лет!
— Вот на Западе группа PULP существовала очень давно — там играют седые музыканты. Но они сейчас модны. И Илюша тоже нов для молодежи, хотя он практически мой ровесник. Однако поскольку он появился именно сейчас, поэтому он и новый. Да, он нашел какие–то нужные слова. Я был на их концерте в Горбушке. Все очень профессионально и здорово. Меня поразил только возраст зрителей — пятнадцать–шестнадцать лет. Девочки шли за ручку с младшими сестрами, с шариками, с рюкзаками. Я все–таки думал, что зритель будет постарше. Я уже говорил, что через пять–шесть лет этот зритель, повзрослев, захочет каких–то других слов. А вот каким образом его удержать, я не понимаю.
— Но невозможно же постоянно быть наплаву. К тому же та волна, которая, условно говоря, вымыла на берег ДДТ, БРАВО, НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС и других, разительно отличается от сегодняшней волны, уже получившей название "новой гитарной волны".
— Это, конечно, не та волна. Это другое поколение, выросшее на совсем другом, более агрессивном звуке, на сэмплерах и секвенсорах. Для каждого поколения существуют свои очень характерные звуки. МУМИЙ ТРОЛЛЬ нашел именно те звуки, которые цепляют сегодняшнего слушателя.
— Уже не раз слышал мнение, что традиционно в конце каждого века у всего мира вдруг просыпается интерес к фольклору. В Беларуси, кстати, сейчас много коллективов, разрабатывающих это направление. Ты не думаешь о том же?
— Я думаю о совершенно конкретной вещи: лучше BEATLES ничего нет и не будет. Хотя может быть все что угодно. Но как бы старомодно это ни звучало, все вернется к BEATLES. И лучших экспериментаторов, чем битлы периода "Сержанта Пеппера", не было и не будет. Я в принципе нормально отношусь к современной музыке. И слушаю достаточно много совершенно различной музыки. Но современная электронная музыка имеет отношение скорее к шарлатанству, нежели к каким–то живым и нормальным человеческим порывам, чувствам, к слову "любовь". В ней есть только пластмассовый звук, "бочка" и какая–то волна — совершенно дикая и животная. Но я думаю, что это пройдет. Это звук времени, звук окончания века. И этот грохот когда–нибудь все–таки прекратится. Все вернется на круги своя — к BEATLES. Я в этом уверен. Точно так же я уверен в том, что BEATLES будет слушать и моя дочка. Ей сейчас пять лет. И когда я потом заведу ей записи того же МУМИЙ ТРОЛЛЯ или жуткое техно, она скажет, что это неактуально и старомодно.
— Твоя дочка, помимо того, что разработала конвертик для сингла "Серенада 2000", что–то еще придумывала в этом же духе?
— Она не то что разработала его. Да она вообще не очень–то интересуется музыкой.
— И твоей в том числе?
— Когда она идет по улице и слышит какую–то музыку, тут же говорит маме: "А у моего папы музыка лучше".
— В Минске есть коллектив под названием ЗАРТИПО, состоящий всего из одного человека, практикующего опыт "виртуальной группы": музыку он создает при помощи компьютера. И он уверен, что будущее и за этой музыкой в том числе.
— Все эти эксперименты пройдут. И то, что сейчас происходит, случалось и в 50–е годы, когда любой пожизненный неудачник типа Чака Берри или Элвиса Пресли для того, чтобы не работать, брал в руки гитару. Причем он руководствовался желанием заработать кучу денег. Это были просто талантливые аферисты. Сейчас же любой молодой человек может освоить компьютер еще в школе. И если он выходит на сцену, в руках у него не гитара, как это было много лет назад, а как раз компьютер. И он экспериментирует. Но это творчество одиночек обречено. Поиск звуков в компьютере в конечном итоге замкнется. И все вернется к живым звукам. Все равно все вернется к BEATLES. Только через какое время — еще вопрос. Наверное, в следующем веке. Впрочем, ждать осталось не так уж долго.
— Ты вообще, по–моему, сказал не обо всех сложностях, ответы на которые сейчас пытаешься найти.
— Нет, ты знаешь, я сейчас вполне сформировал свое мнение. Хотя еще год назад у меня была некоторая нервозность, какие–то метания. Каким–то образом они потом отразились в альбоме "Хиты про любовь". Там много элементов музыки 80–х, нью–вэйва. Сейчас же я окончательно во всем разобрался. И думаю, что новый альбом будет очень необычным не только для меня самого, но и для тех, кто нас слушает и испытывает интерес к группе. Потому что, формируя рейтинг нашего среднестатистического слушателя, я так и не смог точно определить, кто же это. Мне, например, какие–то афганцы сказали, что, когда они лежали в госпитале, им были в кайф только КИНО и БРАВО. И я поймал себя на мысли, что мне гораздо приятнее слышать именно такие вещи, нежели видеть на своих концертах шестнадцатилетних неоперившихся девиц, к тому же неправильно накрашенных. Все это временно, и все проходит. И ты начинаешь ко всему относиться более зрело. Может быть, это нормально.
— Зиновий Гердт когда–то сказал мне, что в душе каждого мужчины ребенок живет до последних его дней. Ты согласен с этим мнением?
— Может быть, кто–то там внутри и зреет. Я пока не знаю. Но одного ребенка я уже родил — дочку. Вообще для любого музыканта очень важно иметь ребенка, поскольку тогда у тебя меняются некоторые взгляды на жизнь. И возникает чувство ответственности.
— Ты знаешь, когда я слышу БРАВО с Жанной или Валерой, думаю, что как все–таки тогда было здорово. Ты уж прости.
— Значит, ты человек ностальгический. И живешь воспоминаниями прошлого времени. Но вот нам часто после концерта какие–то люди говорят, что они начали воспринимать наш ансамбль только после того, как в нем появился Роберт. Парадоксальная вещь. Но я в принципе понимаю, почему это происходит. Дело в том, что для каждого человека музыкальный момент ассоциируется не с музыкой, а прежде всего со временем и с тем, что он делал в то время. Жанна, "Желтые ботинки" — это молодость очень многих. И с этими людьми остается не музыка, а как раз тот исторический момент. Многие же не знают, что происходило в те годы. Может быть, это и хорошо. Поэтому я не очень люблю копаться в этих дебрях. И сам я никакой ностальгии не испытываю. Я пытаюсь жить сегодняшним днем.
— Да я и не скажу, что ностальгирую. Мне просто нравится БРАВО того периода. И эта симпатия, думаю, не вызвана только тем, что я уже давно знаком с Жанной, с тобой и Валерой. Но хочу авансом высказать такую мысль: если ты и раньше мог написать такую музыку, создать такую группу, то нельзя ни в коем случае ставить крест на сегодняшнем БРАВО.
— Да нет, я в этом абсолютно уверен. Знаешь, бывает такое ощущение, что ты уже соскочил с этих рельсов и находишься совсем в другой индустрии, но все еще тешишь себя мыслью, что у тебя все клево. У меня нет этого ощущения. И более того, что касается участия БРАВО в проекте DEPECHE MODE, это очень важный фактор. Ведь в этом проекте были собраны очень разные альтернативные группы. Но мы — единственные представители поп–рок–сцены. Хотя предложения были и АГАТЕ КРИСТИ, и МУМИЙ ТРОЛЛЮ. Но они отказались. А мне это было абсолютно искренне интересно. Мне в кайф участвовать в подобных проектах. К тому же, когда мы потом закрывали аналогичный концерт в Горбушке, принимали нас просто замечательно! И я понял, что все у нас в порядке. Только не надо делать никаких резких движений, не стоит метаться. Надо заниматься тем, в чем ты себя чувствуешь. Не надо искать какую–то золотую жилу. Хорошая музыка и хорошие песни будут в цене всегда.
— Помню, Жанна называла тебя гениальным композитором и нащупывала при этом у тебя крылышки за спиной. Так крылышек у тебя действительно нет?
— Пока нет. Во всяком случае я не замечал.
— Теоретически я тебя понял: ты ждешь попутного ветра. А практически что вы готовите в ближайшее время?
— В феврале мы начнем репетировать. После этих репетиций и должно появиться то, что я ожидаю, — то, что и будет представлять следующий альбом БРАВО. Но что это конкретно будет, я пока даже не могу предположить.
— Но новые песни уже есть?
— Да... Мы все чего–то ждем. В следующем же году будет окончание века. И думаю, что ситуация в 2000 году резко изменится: поменяются музыкальная картина, отношение к музыке, и уши и мозги слушателей прежде всего.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 02 за 1999 год в рубрике музыкальная газета
