Краденое Солнце

Про МУМИЙ ТРОЛЛЬ, СПЛИН и самоубийство

Перед саундчеком питерской группы КС мы успели перекинуться с ее лидером Джеффом парой слов об искусстве, культуре и, само собой, политике. Оказалось, что Джефф очень трепетно относится к здоровью президента своей страны и ласково зовет его "Energizer"...

— Если с самого начала — когда родилась группа?
— День рождения мы отмечаем 27 марта. В 1993 году сыграли первый концерт в одном из питерских клубов, а до того каждый из музыкантов где–то играл: барабанщик — регги, а клавишник и гитарист как раз в 93 году и обозвали свою новообразованную группу КС. Потом в нее приходили люди, объединялись вокруг нее; очень много музыкантов прошло через КС, человек пятнадцать, в том числе и вокалистов (насколько я помню, даже девушки пели). А я стал вокалистом года с 94–го.
— Музыка, которую вы играли, как–то стилистически менялась?
— Да, несомненно. Начинали играть панк, причем с таким чисто русским, славянским уклоном, такой как бы искусственный панк, в стиле, может быть, ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, каких–то таких команд. Затем мы долго экспериментировали, пытались играть какие–то латиноамериканские мелодии, потом снова вернулись к тяжелой, драной панк–музыке, более прилизанной, конечно, чем британский панк. Сейчас у нас на счету уже три альбома: в 96 году записали альбом "Кот", затем, в 97–м, — "Чукча" и в том же году выпустили сказку "Краденое солнце". До этих альбомов тоже что–то записывали на пленку, пара точно еще лежит в архиве — "Кусеньки–кусачки" и "Бразилия, как я ее понимаю". Возможно, мы их выпустим: если сейчас их издать, то вряд ли они сделают какое–либо открытие в музыке, но если кому–то они станут когда–нибудь интересны, то тогда мы их реанимируем и выпустим.
— Кто сегодня играет в КС?
— На ударных — Кирилл Погоничев, клавишник — Павел Ключарев, гитарист — Александр Козьяков и я — вокалист, фронтмен. Директором группы является Ира Дурдаева. До недавнего времени нашим продюсером был "Театр ДДТ", под их лейблом и вышли три альбома, о которых я говорил. Сейчас же в связи с тем, что "Театр ДДТ" стал работать отдельно от группы ДДТ, занимаясь организацией концертов, и, насколько я знаю, непростым финансовым положением "Театра" (а кому сейчас легко?), в наших отношениях наступило время затишья. Но, в принципе, мы по–прежнему с ними сотрудничаем.
— А как вообще строились ваши отношения с "Театром"?
— На товарищеской основе. Денег между нами никаких не проходит — ни наличных, ни безналичных. Они выпускают наши альбомы, мы записываемся на их студии. Раскруткой же своей занимаемся мы сами.
В 96 году, когда Шевчук сделал первый фестиваль, было очень много молодых команд, штук десять–пятнадцать, порывавшихся как бы стать "сынами полка" для ДДТ. Юра действительно пытался всем им помочь, но на всех, естественно, не хватило ни средств, ни сил, и все как–то заглохло. А мы особенно никогда ничего такого не требовали от "Театра", для нас главное то, что мы всегда можем прийти в Юрину студию и что–то записать. Если понадобится что–то, то тоже можем прийти попросить.
— Ты знаешь, честно говоря, альбом "Кот" мне не очень пришелся по душе, хотя, насколько я знаю, принят он был критикой довольно–таки благожелательно. Сказка — это совсем другой жанр, а вот "Чукча" мне просто безумно понравился.
— "Чукчу" мы собирали очень долго, по крупицам, собирали наиболее запоминающиеся, яркие, по нашему мнению, вещи. Отчасти он вышел даже коммерческим. А "Кот" — это как начинание, первый блин, а он — всегда комом. Мне самому не нравится этот альбом, по моему мнению, он довольно слаб. А сказка была по большому счету просто шуткой: нам давно хотелось записать большое музыкальное произведение. Если бы мы его сделали на собственные стихи, то тогда, наверное, никому бы не было интересно, а тут, чтобы как–то оправдать название группы, реализовать мечту о сотрудничестве с другими музыкантами, мы и придумали такой вот, что ли, спектакль.
— Ты сразу себе представлял, кто из музыкантов будет кого петь?
— Во–первых, мы сразу решили, что петь будут только питерские музыканты. И участвовали в проекте только те люди, которым, я знал на сто процентов, КС нравится, и если им позвонит их младший товарищ, они не откажут. Опять же они знали, что никто никаких денег не получит (мы тоже их не получили). Это было сделано ради интереса, ради шутки. Собирались, пили чай и параллельно писали музыку, пели.
— Сценическое воплощение этого проекта тебе не хотелось бы увидеть?
— Хотелось, конечно. Но чтобы сделать такое представление, на тридцать минут, все равно нужны какие–никакие средства. Я даже не говорю о костюмах, а об аренде зала, афишах, рекламе. Все это достаточно сложно... Я обращался к Юре с этим вопросом, но... Потом опять же очень сложно было всех собрать: концерты, записи и так далее. Например, как сейчас помню: Юра спел свой текст за двадцать минут, записался, схватил кейс гитарный и уехал в Самару. Вот такая запись была, немножко сумбурная.
А потом, ведь эта кассета называется "саундтрек к фильму". Мне еще хотелось снять видеофильм, такой рок–н–ролльный, андерграундный, чтобы в нем не было визуальной связи с текстом, а просто ходили бы по Питеру музыканты и их бы снимали на Дворцовом мосту или у Исакиевского собора, у Зимнего дворца, на Пушкинской улице. И я снова подходил к Юре, говорил, что, может быть, сделаем: "Давайте делайте, я вам дам камеру...". Но опять же, чтобы снять, нужны средства, а тут еще рухнул рубль. И все же, если у нас будет большое количество денег, я хочу вернуться к этой идее и уговорить, заставить всех сняться, эту большую компанию. Пока все еще живы. Но когда это будет... неизвестно.
— Насколько я понимаю, первый раз именно такая расшифровка группы КС — КРАДЕНОЕ СОЛНЦЕ — возникла в связи со сказкой. А как до этого вы расшифровывались?
— Много всего разного было...
— Прости, я тебя прерву, мы тут в редакции хулиганили и придумали такое название... мня–мня–мня... хулиганское, на тот счет, если бы вы были такой кондовой, отмороженной панк–группой: КАКИ–СРАКИ. Сейчас же модны такие словечки, как "всяко–разно", "мал–помалу", в Беларуси появилась группа ЭКИВОКИ...
— Хорошо придумали, спасибо... А с названием КРАДЕНОЕ СОЛНЦЕ связана вообще–то трогательная история. Один наш знакомый прочитал своему племяннику сказку Чуковского, пришел на концерт и говорит: "Ну что у вас за две буквы? Вы постоянно меняете названия, придумываете какие–то дебильные, начиная от КРЫЛЬЯ СОВЕТОВ и заканчивая КРОВАВЫМ СПОРТОМ. А я вот тут книжечку, сказку прочитал и вам принес показать". Мы посмотрели, подумали и решили, что да, неплохо, в общем. Может, и поинтереснее что–нибудь в голову пришло бы, но как–то все быстро сложилось, и остановились на нем. Потом еще масла в огонь подлило то, что ребята из "Театра ДДТ" один раз услышали, как мы между собой обсуждаем сказку "Краденое солнце", и на фестивале они на табло нас высветили: "КРАДЕНОЕ СОЛНЦЕ". Ну и все...
— Какая тусовка у КС: панки, продвинутая молодежь? Кто на ваши концерты ходит?
— В основном, как правило, это люди достаточно интеллигентные, не какие–нибудь ободранные. Обыкновенные люди. Я разных видел на наших концертах, включая нацистов, панков и волосатых. Достаточно разная публика, мы достаточно демократичную музыку играем: где–то она пожестче, где–то — помягче, где–то — постебалистей. Но следующий альбом будет выстроен гораздо стилистически ровнее, чем предыдущие, это будет такая серьезная работа, с гораздо более серьезными текстами. Мне хотелось бы, чтобы получилась музыка, близкая к новой волне, хотя бы как THE CURE. Это я опять же с потолка беру, и чем все это закончится, я не знаю. Но это все равно будет группа КС, от себя же не убежишь. Хотелось бы просто уйти от всех этих хихонек и хаханек, которыми мы занимались с 93 года, стебаясь сами над собой и музыкой, все достаточно несерьезно было... Серьезная будет музыка! Русский рок!.. Не знаю, как все это назвать, что–то панковское будет, на записи все увидим: продумаем звучание гитар, клавиш. Но все будет стилизовано.
— А из групп кто тебе близок?
— С BEGEMOT в последнее время много играли, на акции "Питерское вторжение", прошедшей в Москве. Мы взяли в аренду автобус, поехали вместе с группами BEGEMOT и КАЧЕЛИ и показали москвичам, что такое ленинградский рок. Причем что приятно удивило: музыка, которая в Питере считается мало интересной, несерьезной, в Москве почему–то "на ура" идет. И наоборот, в Москве, как мне кажется, играют либо популярную музыку, либо какой–то трэш, метал дикий, средней прослойки практически нет. Есть еще такое направление, как "модная музыка", я не знаю, как ее назвать, то, что делает СВИНЦОВЫЙ ТУМАН, например. Почему она там прижилась, не знаю. И вот от наших питерских фишек они там млели, совершенно непонятно, почему: у нас в Питере таких команд, как мы, пруд пруди, просто не у всех есть возможность до конца пройти путь от молодой команды до какого–то более–менее серьезного проекта...
В Питере прежде всего ходят на TEQUILAJAZZZ. Она считается культовой группой. На мой взгляд, эта самая лучшая рок–группа, которая появилась у нас за последние десять лет, самая яркая, самая индивидуальная, самая правильная. И я рад и счастлив, что знаком с ее лидером Женей Федоровым. Для меня эта команда просто откровение... Поднимается на определенную, очень хорошую высоту КОРОЛЬ И ШУТ. Группа КАФЕ...
— А есть группы, популярность которых у публики ты для себя объяснить не можешь? Я в очередной раз навлеку на себя гнев со стороны читателей "Музыкалки", но, при всем моем уважении к музыкантам, популярность МУМИЙ ТРОЛЛЯ я понять не могу, не могу понять такого массового идолопоклонства, что ли.
— Я могу понять их феномен, они мне нравятся. Нужно учитывать, что Лагутенко — это тот человек, который длительное время жил на периферии, на Дальнем Востоке, очень далеко. А вся музыка сейчас у нас делается только через Москву, не музыка, а промоушн, только через Москву. В Питере можно сегодня сидеть сколько угодно и играть что–то, в Екатеринбурге можно сидеть, и этого никто не будет знать. Прошло то время, когда люди обменивались кассетами, перевозили их из города в город, давали друг другу переписывать, послушать. Сейчас, к сожалению, нужно искать какие–то средства, чтобы свой проект показать по телевидению, хотя в принципе в цивилизованном обществе с цивилизованным шоу–бизнесом этим заниматься, наверное, не надо, но у нас так сложилось. И вот на этом фоне МУМИЙ ТРОЛЛЬ очень заслуженно занял первую позицию среди наших команд.
— Но ведь это абсолютная калька с западных групп, играющих брит–поп! Ладно так называемый русский рок по своей музыке тоже мало чем отличается от зарубежных команд. Только тексты у него больше чем тексты, идеи он усваивает самые передовые с опозданием, да и со звуком в большинстве случаев беда. Но ТРОЛЛЬ же и имидж скопировал один в один! Ну что там такого, чего бы мы не видели и не слышали?
— Человек добрался до Лондона, нашел там звучание для своей группы... Ну какого откровения ты от них ждешь? Сейчас нет революционной ситуации, как было в 86 году, некуда звать, не с чем бороться. Больше нет памфлетов, есть лирика, и музыка соответствующая есть, романтическая. И МУМИЙ ТРОЛЛЬ как раз и есть очень лиричная и романтичная группа. Просто супер. Тем более что там все прилизано и причесано в правильную сторону, вокруг этой группы тоже начинает складываться определенная тусовка. DEADУШКИ питерские, бывшие СТРАННЫЕ ИГРЫ, тоже влились в Утекай звукозапись. Я знаю еще несколько молодых музыкантов, с которыми Утекай будет сотрудничать, нам предлагают. Не знаю... То, что происходит вокруг МУМИЙ ТРОЛЛЯ, мне очень нравится... Я читал несколько интервью Шевчука, и в одном из них он сказал, что СПЛИН в тысячу раз круче, чем МУМИЙ ТРОЛЛЬ. Я же считаю, что СПЛИН — это нормальная, хорошая питерская группа и ничего больше.
— А нет ли ревности к СПЛИНУ со стороны питерских музыкантов? Ведь за последнее время только СПЛИН смог так масштабно покорить Москву из питерских групп.
— Ты спрашиваешь, не ревную ли я?
— Пусть будет так.
— Неизвестно, что лучше: когда тобой занимается фирма, когда в тебя вкладывают деньги, на тебя делают ставки и, значит, ты должен работать и работать, писать каждый год по альбому, постоянно выдавать хиты... А я не хочу никому быть должным, я не могу по заказу сесть и написать песню про жевачку, чтобы она поперла на всю страну. Зачем? Я лучше буду спокойненько сидеть на кухне, пить портвейн или водку с друзьями, а когда они уйдут, я напишу песню. А так над тобой постоянно висит дамоклов меч: в тебя вложили деньги, давай делай, выдавай продукт, выдавливай его, как хочешь.
— Но раз ты собираешься заниматься музыкой всю свою оставшуюся творческую жизнь, раз ты хочешь, чтобы эта музыка слушалась не только тобой и твоими друзьями, то компромиссы между потребностями своего внутреннего "я"и "я" публичным искать–то все одно надо. Сколько было на том же Западе альтернативных групп, которые теперь нормально делают "бабки" на стадионах и, как говорят, нашли этот самый компромисс: вроде бы поют то, что хотят они, но хавают при этом их такое "индивидуальное творчество" миллионы людей... Сколько в истории рок–музыки команд, которые вошли в нее и остались в ней с бирочкой "андерграунд", "альтернатива", остались такими бессребрениками — по пальцам пересчитать.
— Да, рано или поздно перед группой выбор, о котором ты сказал — такой встает. Поэтому я очень ценю то время, тот отрезок, в котором сейчас находимся мы: еще нет денег, нет популярности, славы, но я знаю, что на меня плотно придет целый зал в Питере и Москве, биток будет. Мне больше импонирует, когда люди друг другу на ухо шепчут: "Сегодня концерт, надо сходить". Они пойдут не потому, что им каждый день по ушам ездят по радио и телевидению этой группой, а потому, что вместе с нами фактически делают нашу группу, создают тусовку "КРАДЕНОЕ СОЛНЦЕ". Они участвуют в этом процессе, занимаются вместе с нами рок–н–роллом, только мы на сцене, а они в зале. Мы можем свободно пообщаться после концерта, и никто их не будет дубасить возле нашей гримерки по голове дубинкой — заходи, кто хочет, грубо говоря: приходи — выпьем. А когда ты собираешь пятнадцатитысячный стадион, после того как твой клип тысячу раз прошел по телевизору, это как–то, мне кажется, не совсем честно, искусственно... Я не знаю, как насчет ревности... Хочется, естественно... славы. Вообще, по–моему, каждый рок–музыкант начинает заниматься музыкой для того, чтобы понравиться девочкам, чтобы выделиться: вот я какой — драться не умею, зато умею играть на гитаре...
— Последняя фраза и к тебе относится?
— Конечно. В школе я чувствовал себя достаточно ущербным человеком, но у меня была сокровенная мечта: мне очень хотелось стать таким, как ну там Костя Кинчев. Или сделать что–нибудь такое, чтобы он посмотрел, увидел и сказал: "Да, это хорошо". Сейчас как бы мы всего этого добились...
— А со школьными друзьями ты сейчас встречаешься?
— Да... бывает...
— И что ты читаешь в их глазах?
— Те, кто из моих одноклассников стал делать деньги, до сих пор, конечно, издеваются, говорят, что типа ты оборванец и голодранец, скажем так. "Видел, видел тебя по телевизору, все это дерьмо". А ребята такие, которые в школе ко мне относились нормально, были моими приятелями, по–прежнему со мной общаются, приходят на концерты, дома у меня постоянно тусуются. В однокомнатной квартире каждый день по двадцать человек собирается, даже когда меня нет.
— А та девочка, которой ты хотел что–то доказать...
— Девочки уже давно нет. Сейчас уже совсем другие девочки, женщины...
— Что отнимает концертная жизнь?
— Да как сказать... Я тебе на бытовом уровне скажу. Я уже три раза бросал институт политехнический, причем каждый раз это были разные факультеты: экологический, гидротехнические сооружения, электромеханический... Такой бред собачий!
— А чего тебе так этот институт тогда дался?
— ...Была такая проблема с армией... Да и папа мне говорил: "Ты должен стать профессором, ты должен стать человеком". Он у меня из балета, а мать певица. Отец: "В это г... не суйся. Мы за тебя уже там побывали". А я все равно говорил: "Нет, не трогайте мои плакаты, не срывайте их со стен! Не прикасайтесь к лицам моих любимых героев! Я тоже буду скоро героем!". А потом решил в определенный момент и родителям доказать, что я постараюсь чего–то добиться в этой жизни, то, чего хочу я... Сейчас родители довольны, особенно когда им в руки попадают какие–то газеты со мной или когда по телевизору меня видят, слушают по радио. Вроде им приятно... Но это на самом деле не главное, сейчас мне просто уже не остановиться, уже мы так далеко зашли, что все бросать и идти на завод — это было бы самоубийством...