Страна, Где Нет Рок–Н–Ролла

Страна, где нет рок–н–ролла

"МГ" была всегда легка на подъем, не уставая рассылать своих корреспондентов в любые уголки, которые могут представлять интерес для любителей популярной музыки. Благодаря такому очень похвальному подходу наши читатели знают, что слушают и поют в США и Англии, от чего "тащатся" в Германии и Франции.

На этот раз "МГ" нацелилась на Восток, и ее постоянный автор Игорь МАТВЕЕВ получил задание узнать, как обстоят дела с этим делом (пардон за корявый оборот) в не очень далекой, но очень экзотической стране, название которой скрывается за несколько непривычной аббревиатурой ИРИ — Исламская Республика Иран.
Отчет И. Матвеева уместился не то что на одном листе — в одной строчке! Он состоял из единственного слова — "никак". И тогда главный редактор "МГ", сердито сдвинув брови, воскликнул: "И на это ты истратил все командировочные баксы?" Волей–неволей пришлось оправдываться. Предлагаем вашему вниманию путевые заметки автора. Для начала — сообщение из британской прессы 80–х гг.
Аятолла Хомейни
лишает Иран музыки
Аятолла Хомейни запретил всю музыку на иранском радио и телевидении, потому что, как он сказал, "она ничем не отличается от опиума". Музыка, как заявил лидер революции, "притупляет чувства людей, слушающих ее, делает их ум бездеятельным и фривольным."
Таким образом, музыка присоединилась к алкогольным напиткам, большей части западных фильмов и практике совместного купания или загорания мужчин и женщин — "порокам" предыдущего "сатанинского" (шахского. — И.М.) режима, которые Исламская Республика терпеть не намерена.
Отметив, что музыкальные программы "развратили иранскую молодежь" и "лишили ее силы и мужественности", аятолла заявил: "Если вы хотите независимости для вашей страны, вы должны подавить музыку и не бояться показаться старомодным".
Хосни Габер, глава Исламского центра в Нью–Йорке, сказал, что по исламским законам музыка допустима, "если она безвредна и используется для специальных оказий", или "во время войны или если это народные песни".
Он сказал, что запрещена "музыка, которая может возбудить молодежь или привести к неподобающим отношениям между полами, типа танцев, или возникновению каких–то (физических) чувств".
Аятолла Хомейни проявил еще больше жесткости по этому вопросу, заявив, что "юноша, слушающий музыку, больше не может воспринимать (должным образом) действительность".
Прошло почти двадцать лет...
— Спиртное есть? — на ломаном русском спрашивает меня таможенник и, получив отрицательный ответ, пропускает, даже не осмотрев багаж. Бросив сумку в гостинице на Валиаср–авеню, неподалеку от которой, кстати, находится офис наших коллег — журналистов ИРНА (иранского информационного агентства), я устремляюсь в город.
Тегеран живет нормальной — по восточным меркам — жизнью, о чем свидетельствует даже температура на огромном табло на одной из центральных улиц, равная 36 градусам. Потоки машин, в которых немалую долю составляют иномарки 20–25–летней давности, преграждают путь. Магазины, большие и малые, торгуют всем, начиная от безделушек и кончая импортными автомобилями. Но где торгуют рок–н–роллом? — задаю я себе вопрос и отправляюсь в путь, преследуемый строгим взглядом духовного лидера нации аятоллы Хомейни, изображения которого смотрят на меня со стен домов, уличных щитов и витрин магазинов. Ага, вот, наконец, и музыкальный магазин: кассеты, компакты.
— Рок–мьюзик? — жизнерадостно спрашиваю я и для доходчивости добавляю: — Элвис Пресли? БИТЛЗ?
Молодой продавец усмехается и красноречивым жестом проводит ребром ладони по горлу. Убедительно. Впрочем... Подхожу к стойке с компактами. Мой натренированный глаз легко выхватывает из обилия иранских имен несколько знакомых фамилий и названий — VANGELIS. MORRICONE, JAMES LAST, "Tangerine Dream", Paco de Lucia. Не рок вообще–то, но и на том спасибо.
Выхожу на улицу и следую дальше. Еще один музыкальный магазин. Ассортимент тот же. Только на этот раз на мой провокационный вопрос продавец в лучших традициях конспирации русских революционеров достает из–под донышка ящика кассового аппарата рукописный список, где фигурируют и AC/DC, и METALLICA, и Пресли, и Селин Дион. Контрабанда — она и в Африке, простите, в Иране, контрабанда. Интересуюсь ценами. Продавец давит кнопки калькулятора, и через полминуты ответ готов. В пересчете с иранских риалов на традиционную белорусскую валюту "бакс" — это где–то в районе 18. Круто берете, ребята. Наверное, набавляете за вредность?
Чего говорить о музыке, если в этой стране даже с местной периодикой на английском языке напряженка. В самолете компании "Иран эйр", выполнявшем международный рейс, газет на английском не нашлось. В Тегеране я обошел с десяток и не увидел ни "Tehran Times, ни "Iran News". Не потому ли, что англоязычные гости в Иране — редкость? Как–то мне попал в руки иранский школьный учебник английского языка — и я был поражен количеством опечаток и грамматических ошибок, встречающихся в нем едва ли не на каждой странице. Может, поэтому даже в международном столичном аэропорту некоторые информационные надписи на английском сделаны с ошибками — "enetry" вместо "entry", "tiketing" вместо "ticketing".
Спутниковые антенны в стране запрещены. И все же проникновение западной культуры и моды в Иран происходит: некоторые девушки под обязательными черными платьями носят джинсы и кроссовки, а юноши щеголяют в майках с символикой "Титаника" (хотя западная кинопродукция здесь не идет — по крайней мере, официально). В продаже можно встретить видеокассеты с диснеевскими мультиками, выставленные для продажи портреты духовных лидеров нации мирно соседствуют с полукустарно изготовленными снимками Ван–Дамма, Сталлоне, Шварценеггера. Но — ни одного снимка Майкла Джексона или Мадонны, Джорджа Майкла или BEATLES.
По широко распространенному в Иране солнечному календарю в дни моей командировки в республике шел... 1377 год. Что ж, будем надеяться, что когда на этом календаре наступит хотя бы 1963–й, дела с роком там наладятся.