Zartipo, The

ЗАРТИПО

Предысторией минской группы ЗАРТИПО можно считать команду БЛИЗНЕЦЫ. Во всяком случае отцом–основателем обоих коллективов был один и тот же человек — Андрей Иванов. Спустя шестнадцать лет он остался в ЗАРТИПО один. Человек–оркестр, как теперь характеризуют Иванова.

— Андрей, первой твоей командой были БЛИЗНЕЦЫ. Какое время ты считаешь днем рождения коллектива?
— Первый часовой концерт состоялся в нархозе в 1982 году. БЛИЗНЕЦЫ были созданы мною и Андреем Толкачевым, нашим вокалистом и клавишником. Правда, через шесть лет он собрал уже собственную группу ЖЕЛТЫЙ ПРИВКУС. В состав БЛИЗНЕЦОВ также входили барабанщик Сергей Ахрамович и бас–гитарист Леша Генералов. Основной музыкальный материал — пятьдесят на пятьдесят — создавался мною и Толкачевым. В основе всего был хард–рок. Но Андрей больше тяготел к лирическим темам. Я же сочинял приблизительно то же самое, что и сейчас. Однако основное настроение, какая–то струнка, образ всегда в нашей команде были неизменными. БЛИЗНЕЦЫ просуществовали до конца 1988 года. Потом мы просто поменяли название.
— Ты как–то объясняешь свое пристрастие к музыке?
— Это трудно объяснить. У каждого ведь есть свое предназначение длинной дороги, не всегда простой и не всегда легкой и широкой. По образованию я физик. И даже закончил аспирантуру. Но еще в школе обучался классической, испанской гитаре. В принципе потом я мог пойти в музыкальное училище и консерваторию. Но интуитивно я почувствовал, что академическое образование — это не лучший путь для музыки. Потому что оно не дает того, что необходимо для создания современной и энергетически очень выразительной музыки.
— В то время газеты писали, что БЛИЗНЕЦЫ играют постпанк с остросоциальными текстами.
— Это ошибка. Мы ведь и поменяли название потому, что начали играть постпанк. Правда, это лишь одна из причин его смены. Название же ЗАРТИПО придумал наш новый вокалист Валера Шашок. Вообще это такая абракадабра.
— То есть слово "Зартипо" ничего не значит?
— Это просто название той музыки, которую мы играем.
— Но что ты понимаешь под постпанком, когда говоришь, что ЗАРТИПО играли именно эту музыку?
— Вообще это не совсем точное определение. Вот с панком все ясно: это совершенно конкретное определение нигилизма, причем западного. В действительности я хорошо знаю, кто это такие — панки. У нас же панки несколько "не те". А постпанк — это музыкальный термин, обозначающий музыку, использующую художественные приемы панка, его сценический и музыкальный эпатаж, панковскую энергетику балаганного плана.
— И каковы, на твой взгляд, художественные приемы панка?
— Да никакие! Это нигилизм, граничащий с цинизмом. Западный панк — это целое направление в культуре. Это такая большая отрыжка западного общества, возникшая по причине обжорства. Ведь если человек обжирается, у него и возникают изжога и отрыжка. Уж прости за такие физиологические подробности! И если это происходит, человек задумывается: может, ему все–таки стоит упорядочить свой образ жизни и питания? На Западе такая "отрыжка" — очень важный элемент культуры. И панк в музыке — это прежде всего SEX PISTOLS. А панковские концерты — это скорее не музыка, а просто убедительная энергия.
— НЕЙРО ДЮБЕЛЬ тоже относят к панку...
— Это поп–музыка, очень неплохо сделанная и талантливо разыгранная. А Куллинкович — хороший актер.
— Но почему я обо всем этом спрашиваю: ЗАРТИПО ты тоже соотносишь с постпанком?
— Мы называли нашу музыку постпанком, потому что не находили более толкового определения. Хотя наше выступление на сцене немного и напоминало этот стиль. Тогда ведь в группе были совершенно другие музыканты. Но в 85 году из БЛИЗНЕЦОВ ушел Андрей Толкачев. А двумя годами раньше в группу в качестве звукорежиссера пришел Дмитрий Плотко. Фактически в то время в команде было три лидера. И как раз Дима и генерировал идею такого балаганистого подхода: музыка и тексты, им сочиняемые, были в большей степени похожи на шоу–постпанк. У нас даже были рваные костюмчики и специальный грим. Сама же музыка была достаточно грязноватой. И стилистически она походила скорее на рок–н–ролл.
— Что касается троих лидеров: говорят же, что даже два медведя в одной берлоге не уживаются!
— Мой идеал — чтобы в группе все были лидерами. Я за демократичное творчество. В BEATLES же все были яркими личностями. Хотя, конечно, лидерам ужиться очень трудно. Но если это все–таки происходит, команда достигает просто феноменального результата. Ведь максимальная творческая отдача происходит тогда, когда раскрывается каждый человек. И не стоит навязывать свои идеи. Надо уметь выслушивать других и идти навстречу друг другу.
— Меня однажды смутил Эдик Шклярский из питерского ПИКНИКА, сказавший, что музыкальные темы он готовит один. И лишь оставляет какие–то "белые пятна", для того чтобы музыканты могли поимпровизировать.
— Это еще один тип лидерства. Но я знаю группы, в которых музыканты не хотят ни думать, ни творить. Дело в том, что сама музыка в рок–музыке не так уж и важна, потому что мелодии, ритмы, ноты не представляются чем–то сверхнеординарным. В рок–музыке важны энергия и эмоционально–выразительные подача и исполнение. Человека ведь встречают по одежке, а провожают уже по внутреннему содержанию. И рок–музыка — как раз это самое внутреннее содержание. Это не просто какие–то вибрации. Одежка же — это уже звуки, ритм, то есть то, что и называется музыкой.
— Я когда–то спросил у популярного в прошлом российского шоумена Сергея Крылова: "Почему ты не поешь рок–н–ролл?" На что Сергей Львович резонно возразил: если бы он, как Шевчук, запел бы: "Родина, еду я на Родину!", ему бы никто не поверил.
— То есть прежде всего он сам себе не верит. Вот режиссер в театре смотрит на игру актеров и говорит: "Не верю!". Для того чтобы тебе поверили, необходимо проделать огромную внутреннюю работу. Надо войти в образ и перевоплотиться. Но это у актеров. А у музыканта всегда должны быть внутри какие–то гармонии, вибрации, энергии. Он должен жить этим. Рок–музыкант не может не играть. Вот если бы Шевчук не был музыкантом, я убежден, он все равно говорил бы и поступал так, чтобы ему верили. Или во всяком случае прислушивались.
— Юра действительно очень энергетический человек. Одно его присутствие, тембр голоса влияют так, что не заметить этого просто невозможно.
— Я с Шевчуком не знаком. Но знаю Костю Кинчева. Он оказывает точно такое же воздействие. Костя же может заговаривать больные зубы.
— Кинчев рассказывал мне историю о том, что одна старушка давала ему какой–то едва не магический талмуд. Но он отказался. Ведь неизвестно, врачевал бы он или наоборот?
— Да, с магическими энергиями надо быть очень осторожным. Я вот немного знаком с Сашей Липницким, басистом ЗВУКОВ МУ. И однажды рассказал ему о том, что у меня есть такая проблема: за что ни возьмусь, все в руках буквально ломается! А Липницкий ответил, что у Мамонова в руках горит буквально все или замыкается и перегорает! Это пример того, что у людей есть энергия.
— Я, к сожалению, не застал то время, когда выступали БЛИЗНЕЦЫ. Поэтому любопытно: о чем в действительности были ваши песни?
— Я начну отвечать с конца. Уезжая в Америку, Дима Плотко сказал: "Мне очень нравится то, что мы делаем. Но я вижу, что никакой перспективы нет. Мне противно находиться в этой стране. Я ненавижу советский строй". Тогда у нас не было своего менеджера. И ребята приходили на репетиции, как на праздник. То есть серьезной работы не было. Хотя концерты действительно получались очень удачными. Но они напоминали скорее балаган. Мы же все — дети нашего "совка". И помню, что я сам искренне верил в то, что родился в самой лучшей стране. Нас же просто оболванивали. Однако когда мы стали узнавать какую–то правду и я стал призадумываться, все эти мысли автоматически стали попадать в музыку и тексты. Помню, мы выступали в Гродно. Концерт устраивали комсомольцы. И уже спустя полчаса после начала выступления какой–то комсомолец побежал вырубать электроэнергию! И когда нас потом пригласили уже в Вильнюс, сразу попросили официальное разрешение на публичное выступление от какого–нибудь культурного органа. "Нам нравится ваша музыка, — объяснили нам. — Но мы люди подневольные". И мы обратились в Министерство культуры. А там на нас уже "настучали". И поэтому ответили: вы выступаете в голом виде, поете совершенно гадкие тексты и вообще порочите советский строй. В общем, бумагу нам не дали. Но было время "пересменки". И в Минске уже был образован молодежный центр "Триумф", где работал Гена Шульман. Он–то и помог нам с этой бумажкой.
— Часто ли вам в то время доводилось выступать?
— Мы играли в Гродно и Вильнюсе, в Лиде и Минске, на фестивалях в Могилеве. В общей сложности с 85 по 88 год мы, наверное, отработали концертов двадцать пять.
— После вашего появления в 1988 году на вильнюсском фестивале "Рок–форум", в котором принимали участие и АЛИСА, ЧАЙФ, ВОПЛI ВIДОПЛЯСОВА, популярный журнал "Ровесник" написал, что выступление на фестивале ЗАРТИПО и ВА–БАНКА были абсолютно провальными. Это разгромное заявление не сломило вас?
— Дело в том, что когда мы выезжали куда–то на концерты, спиртное лилось буквально рекой. И поэтому иногда возникали такие ситуации, когда музыканты оказывались просто не в состоянии играть. Накануне "Рок–форума" мы прекрасно выступили на могилевском фестивале. И в приподнятом настроении приехали в Вильнюс. А там надо было играть во Дворце спорта на фирменной аппаратуре в сорок киловатт! Я до сих пор помню глаза нашего саксофониста Сашки Камоцкого, сказавшего: "Андрей, я как дунул, а оттуда пошла такая волна!" У некоторых из наших ребят само чувство сцены было просто не отработано. Поэтому ребята и зажались — как улитка в ракушке. Нормально себя чувствовали лишь барабанщик, вокалист и более–менее я. К тому же мы выступали вторыми — сразу после ВА–БАНКА. То есть мы должны были раскачать многотысячную махину Дворца спорта! Это был очень серьезный удар по группе. Ребята не хотели играть.
— У БЛИЗНЕЦОВ — ЗАРТИПО есть студийные записи. Как вы в то время умудрялись записываться?
— Первая запись была сделана в 83 году на передвижной студии Белгостелерадио. А мы репетировали тогда в нархозе, на вокзале, где был хороший акустический зал. В нем эта студия и записывала ВЕРАСОВ да еще какой–то хор. И мы договорились со звукорежиссерами, чтобы они записали и нас. Уже через год в Минск приехала передвижная профессиональная американская студия "MCI". Этот автобус записывал музыкантов в России, Беларуси и на Украине. Потом этот материал выпускался на Мелодии. Тогда–то мы и познакомились с техником этой студии Витей Глазковым, которому очень понравилась наша музыка. И мы нелегально, по ночам писали нашу программу. Эта же "будка" приехала в Минск снова в 85 году. И мы опять записали целый альбом. А зимой 88–го на хвосте этого же автобуса приехала АЛИСА.
— Кинчев в 88 году был в Минске?!
— Тогда же начался судебный процесс над Костей. И мне позвонил Витя Глазков: "Есть такая группа АЛИСА. Я хочу помочь ребятам. Они должны нелегально приехать в Минск и в течение двух недель записаться". И когда АЛИСА приехала в Минск, наш второй гитарист сказал: "Я знаю, что мы никогда не будем так же популярны, как АЛИСА". Но я тогда подумал: почему мы должны были быть такими же. как АЛИСА? Зачем вообще сравнивать? Если тебе неймется, ты должен играть. Если же хочешь стать богатым и известным, это уже другое дело, и действительно лучше было уйти из группы. Вот ВОПЛI ВIДОПЛЯСОВА и ВА–БАНКЪ пережили очень многое. Музыканты этих команд сами сделали свой выбор: быть рок–музыкантом. В ЗАРТИПО же, я думаю, каждый музыкант в то время не особенно–то и хотел быть музыкантом или во всяком случае не верил в будущее группы. Поэтому я ничего и не делал для того, чтобы сохранить группу. И когда Дима уехал, я, предложив всем собраться, по его совету за пивом сказал примерно следующее: "Давайте мы не будем расходиться. Но вы будете слушать только меня". Мне поверил только вокалист Валера Шашок.