Гусев, Николай

Руководство для музыканта“Как заработать себе на жизнь”

Николай Гусев, музыкант некогда легендарных питерских АРГОНАВТОВ и СТРАННЫХ ИГР, сегодня пишет гимны для "ленинградских областей" и адаптирует к современности мировые рок–н–ролльные стандарты. В разговоре с корреспондентом "МГ" он повспоминал о еще одной некогда суперпопулярной группе АВИА, где терзал клавиши. Следует заметить, что почти каждый ответ на вопрос "Музыкалки" он начинал словами "неправильная постановка вопроса", а потому для экономии места эту фразу мы решили опустить.

— Чем сейчас занимается группа АВИА?

— Она находится в перманентном состоянии записи нового альбома и осваивает новую стилистику "похоронный рок–н–ролл".

— ???

— В свое время были так называемые комсомольские свадьбы, есть православные традиции свадеб и похорон. И мы придумали такую "телегу", что в связи с тем, что многие, славные представители рок–н–ролла уже в земле, то на будущее стоит и музыку сочинить, соответствующую процессу ухода из жизни все новых и новых рокеров. Мы и предложим свой вариант, как все это можно сделать.

— Сам рок–н–ролл будет похоронен в том числе?

— А как же!.. Нет, вы меня не путайте!.. Хоронить мы будем именно людей — они стареют, потом, естественно, умирают, а рок–н–ролл жив, вы только посмотрите, сколько сейчас молодых симпатичных команд развелось. На мой вкус, просто хороши МОНУМЕНТ СТРАХА, ЮГЕНДШТИЛЬ и НОЖ ДЛЯ ФРАУ МЮЛЛЕР. (Честно говоря, я их очень давно не слышал, может, кто уже и распался). КИРПИЧИ нравятся, что–то в них есть такое от RAGE AGAINST THE MACHINE, но пусть. Правда, слишком они ориентированные на определенную идею, хотя сделано все очень классно... Все нормально в Питере с роком; все, что существует, все хорошо.

— Вам приятно вспоминать тот зрительский бум, который когда–то сопровождал экстравагантные шоу АВИА?

— Конечно, приятно. Он давно уже кончился... Приятно было, и, что важно, это не мешало. Мне кажется, лицемерит тот человек, который говорит, что он не стремится к популярности... Теперь мы выросли и получили возможность заниматься той музыкой, которая отвечает конкретно нам, каждому в отдельности. У нас у каждого есть свое дело и есть такое чувство, в хорошем смысле, что будто бы вернулись те любительские времена, когда все было в кайф, каждое твое начинание доставляло тебе неописуемую радость. А сегодня это чувство еще и подкрепляется приобретенными профессиональными навыками. Мы делаем то, что нам нравится, ни в коей мере не сообразуясь с коммерческими интересами, не выклянчиваем популярности и у публики (она, популярность, была и, как мне думается, есть).

— Я меркантильно подойду к тому, что вы говорите. Делай, что хочешь, занимайся любимым делом... А если за него не платят?

— Я, может быть, неправильно выразился... Мы все работаем в разных местах, у нас есть чем заработать себе на хлеб насущный. С переменным успехом. И поэтому мы можем уже не зарабатывать музыкой, той, которая нам нравится.

— А какой музыкой вы тогда зарабатываете?

—...Какой, какой... Я довольно долго проработал на радиостанции "Европа плюс", делал всевозможные джинглы — все эти музыкальные обрезки. Там у меня была своя передача. Я пишу музыку для кино, телевидения, когда подворачиваются какие–то заказы.

— Не нравится, а пишете, пишете... Проблема продажи вдохновения и рукописей вас не мучает?

— Дело не в том, что нравится или не нравится. Когда я пишу музыку, предназначенную для чего–то, она должна этому "чему–то" соответствовать. Мне интересно на самом деле писать музыку для кино. Для мультиков посчастливилось писать. Там музыка подчиненная, и мне интересно в ней подчеркнуть какие–то вещи. Я не считаю, что это означает "продаться", то есть мне не неинтересно ее сочинять. Но это музыка не моя, не та, которую бы я сел и в тиши кабинета там, грубо говоря, написал. Но работать над ней по–своему любопытно и увлекательно. Я не проституирую, поймите... Какой еще аналог вам привести?.. Можно написать роман или повесть, а можно сочинять подписи под фотографиями, это тоже работа. Она должна и может иметь место. Она не означает измену своим внутренним устремлениям.

— Как вы думаете, социальный рок навредил русскому року в чем–то вообще?

— Мне кажется, бессмысленно об этом рассуждать умно и долго. Что значит навредил — не навредил? Все происходит так, как должно происходить. У нас, я бы сказал, не то что беда, но есть вот что: отличительной особенностью русского рок–н–ролла является то, что слушатель прежде всего воспринимает текст. Оттого, видимо, наша музыка (в рок–музыке, так скажем) довольно слабовата, потому что и она тогда тоже начинает отдавать какой–то социальностью. И журналистика музыкальная от этого социальна, все копаются в социальных анализах. Настоящей музыкальной журналистики в бывшем Союзе нет. То есть все здесь взаимосвязано. Это не так все плохо и безнадежно, как видится со стороны, но лично мне такое положение вещей не очень нравится, так как в конечном счете есть проигравшие и пострадавшие: музыканты. Те, которые именно МУЗЫКАНТЫ, а не глашатаи каких–то истин. Им негде себя выразить, люди–то ждут от них текстов, а они их не пишут, они не являются социально активными, эффектными личностями. Очень характерный пример в этом отношении — Шура Ляпин. Великолепный гитарист! Супергитарист! Но он не может до конца реализоваться у нас, к сожалению, потому что нам, слушателям, нужна социальность. Если бы он начал сочинять какие–то тексты и через них показывал свое инструментальное мастерство... Нет у нас традиции восприятия музыки, и поэтому говорить, что у нас есть рок–музыка, это, на мой взгляд, отчасти бессмысленно. Это не рок–музыка... Еще одна аналогия, ладно. Раньше, в 60–х годах, выходил на стадионы поэт Роберт Рождественский, а потом Гребенщиков, поэт, запел под гитару, нашел способ, чтобы донести до публики по–э–э–зию свою, свое мироощущение. Рок–музыкант Борис Борисович Гребенщиков... Смешно, ей Богу...