Гаркуша, Олег

Музыкант ответственен за тех, кого приручил

— Олег, развейте, пожалуйста, для читателей "Музыкальной газеты" слухи о якобы имевшем место быть конфликте между вами и Леонидом Федоровым, в результате которого группа АУКЦЫОН оказалась на грани распада.

— Во–первых, зачем копаться в грязном белье? Никакого конфликта не было, и я не понимаю, откуда появились эти слухи. Может, все идет от того, что АУКЦЫОН не так часто выступает на крупных площадках и у него никак не появится новый альбом? Я могу это объяснить очень просто. У нас были сложности с репетиционной точкой. Она была у группы, но одновременно в том же месте находилась студия звукозаписи, там записывалась группа ЛЕНИНГРАД, еще какие–то команды, и, естественно, времени для репетиций у АУКЦЫОНА в связи с загруженностью студии не было. В данный момент мы нашли другую точку, и, я думаю, репетиции будут продолжаться, мы будем готовить новые песни.

Во–вторых, слухи пошли, быть может, из–за того, что и я и Леня выпустили по сольному альбому. Но и это ни о чем не говорит. О том, например, что группа исчерпала свой творческий потенциал.

— Тем не менее вы продолжаете давать пищу таким слухам. Вы задумали очередной проект вне АУКЦЫОНА...

— Так получилось, что у меня возникла дружба (естественно, не на почве гомосексуализма, а на почве здравомыслия и здоровья, что ли) с Гавриилом Лубниным, хотя этого человека я и так уже давно знаю. Я ему помог избавиться от пристрастия к алкоголю, и чтобы как–то занять его, я предложил Лубнину осуществить совместный проект. Тем более что нами была написана замечательная песня, мы исполнили ее на благотворительном концерте в помощь алкоголикам и наркоманам, и на удивление (не без хвастовства скажу) люди, впервые услышавшие эту песни, на втором куплете стали подпевать. И я сказал: слушай, это не факт, что раз у нас получилась одна песня, то получатся и другие, но почему бы не попробовать? Тем более что у него есть много песен, которые не вошли в два его вышедших альбома. У меня есть песни, которые в аукцыоновские альбомы никогда не войдут, они не подходят по стилю. Мы и решили сделать альбом, состоящий из его и моих песен, пригласить каких–то музыкантов, что–то придумать. Это не говорит о том, что мы даем какие–то концерты, ни в коем случае: я еще не знаю, каким музыкантам предложить посотрудничать (но есть уже люди, которые интересуются работой с нами)... Мне интересно заниматься новым, ну и раз почему–то мои некоторые песни в данный момент АУКЦЫОНУ не походят, то почему не реализовать их вне группы?

— ...Вы собрались открыть свой клуб...

— Так одно другому не мешает! У меня давно была мечта что–то такое организовать. Сейчас в Питере клубов практически нет, большая их часть закрыта, и поэтому мне хочется сделать клуб таким, как я его вижу. Другое дело, получится ли? Я хочу, чтобы там были хороший звук, хороший свет, дорогой и качественный аппарат, вспомогательные помещения для артистов, гримерки, душ, комнаты отдыха, что–то вроде гостиницы, чтобы была возможность записывать "живые" выступления, чтобы был магазин, где бы продавались кассеты с записями клубных концертов. Хотелось бы создать под проект радиоканал, сделать передачу на телевидении.

— Вы нашли тех людей, которые бы потянули такое громадье планов?

— Да. Сначала возникла идея, потом я рассказал о ней своему приятелю и компаньону, первому директору группы АУКЦЫОН, имеющему сейчас свой бизнес, который, пользуясь своими связями, нашел людей, желающих открыть в Питере клуб. У них есть два клуба в Москве, один рок–н–рольный — "Честерфильд", другой — нет. Сами они из Англии и в московский рок–н–ролльный клуб привозят выступать английские группы. Естественно, эти группы станут приезжать и в Питер, а кто будет в нашем клубе играть еще, этих людей совершенно не интересует. Они не собираются влезать в наши творческие задумки, над которыми я и собираюсь работать как арт–директор или как там еще моя должность будет называться. Они дают на клуб деньги, и когда эти люди в скором времени приедут в Питер, мы покажем им те помещения, которые присмотрели под клуб, с тем, чтобы они подобрали то, которое их устраивает. Нужно будет произвести ремонт, пригласить дизайнера и начать обустраиваться.

Помогать мне будут, я надеюсь, такие известные личности, как Андрей Бурлака, Толя Гуницкий, которые заинтересовались этим проектом. Они будут в том числе прослушивать много музыки, рекомендовать, кого из молодых музыкантов стоит пригласить в клуб.

— Об уходе из "Сайгона" не жалеете?

— Если честно, то да, уходил я оттуда не по своей воле, а как бы был уволен. Руководители "Сайгона" просто пожалели денег на ту работу, которой я у них занимался. Я их понимаю: бизнес есть бизнес; имеющий свое дело человек, само собой, лучше меня знает, куда свои деньги вкладывать. Жалко то, что, как мне представляется, на самом деле с моей помощью они как раз экономили деньги. Все те телевизионные и радиорепортажи, которые проходили в "Сайгоне", обходились магазину бесплатно: чего там говорить — я известный в Питере человек, я знаю многих представителей электронной прессы, относящихся ко мне хорошо. Поэтому они не просили с владельцев "Сайгона" денег за рекламу своего заведения (а любой репортаж из частного предприятия — это уже реклама, верно?). Но директорат "Сайгона" не захотел платить мне из той части денег, которые бы они намеревались вложить в рекламу магазина через средства массовой информации. Соответственно и все мои начинания и предложения о проведении каких–то мероприятий в "Сайгоне" натыкались на невозможность их финансирования. Это первая причина моего ухода. А вторая — та, что "Сайгон" должен пойти на капитальный ремонт, и его владельцы в качестве аргументации того, что они не хотят вкладывать деньги в мои проекты, приводили следующий довод: зачем они будут финансировать какую–то, допустим, выставку, если магазин вот–вот закроется. Так он и закрывается уже третий год. Я понимаю, что не их в том вина, что ремонт никак не может начаться, но... обидно.

— Ухудшение экономической ситуации в России больно ударило не только по клубам, но и по группам. Одной из причин, насколько я понимаю, распада одной из известных молодых питерских групп, которая дважды в прошлом году побывала с концертом в Минске (музыканты до поры до времени не хотят, чтобы название этой команды профигурировало в прессе, хотя данное событие является уже секретом полишинеля), стала и причина экономическая: артисты не могут содержать себя за счет любимого дела. По Минску гуляют упорные слухи, что не все в порядке с лучшим российским рок–журналом "Fuzz". Вы можете нас как–то успокоить?

— Хочу вас обнадежить: я несколько дней тому назад встречался с главным редактором журнала Сашей Долговым, и он сказал, что в ближайшее время очередной номер "Fuzz" вновь поступит в продажу и его получат подписчики.

— Определенная часть ваших фэнов, фэнов АУКЦЫОНА с недоумением отнеслась к тому, что ваш сольный альбом составили не новые песни и стихи, а произведения, ранее входившие в альбомы группы...

— Я объясню. Идея сделать сольный альбом родилась у меня давно. Изначально я хотел записать и выпустить один из своих творческих вечеров, которые я иногда провожу. Прослушав фонограмму, я подумал, что в таком виде она будет предназначена для совсем узкого круга слушателей. Еще была идея записать свои стихи под какую–то музыку, может быть, использовать симфонический оркестр. Но на оркестр нужны большие деньги. В конце концов меня посетила такая мысль: а почему бы не использовать песни, которые я пел когда–то и сам сочинил, в моем альбоме? Ничего страшного я не видел в том, что получится такой вот best Гаркуши. На этом варианте я и остановился, взяв песни, сочиненные на мои стихи (кроме одной, Димы Озерского). Естественно, я спросил разрешение у группы на использование фонограмм АУКЦЫОНА. Ребята сказали — пожалуйста. А так как книга моя пока еще не выходит, я решил включить в альбом и стихи. На запись альбома я потратил несколько больше времени, чем планировал, в результате чего, как мне кажется, путем неторопливого отбора удалось увязать между собой песни и стихи в некую музыкально–поэтическую композицию. В ней идет рассказ от имени одного героя, человека, переживающего свое бытие, существующего среди других людей. Получилась не то чтобы рок–опера, а что–то вроде аудиоряда. Я лично очень доволен этой работой, за что хочу еще раз сказать большое спасибо Олегу Грабко и всем людям из "Бомбы Питер", помогавшим мне, чем только могли. Спасибо и всем тем, кто благожелательно написал об этой работе в прессе: ни одного отрицательного отзыва я еще не читал. Никто и из музыкантов, тех, кого я уважаю и люблю, ничего дурного в адрес альбома не сказал. Мне это очень приятно. Я не музыкант, у меня нет слуха, нет голоса, я не пишу ноты, не играю на гитаре...

— ...Вам можно в поп–музыку смело идти...

— Да. Кстати, смешно–смешно, а предлагали.

— А для вас важно то, что о Гаркуше думает музыкальная критика?

— Мне важно. Важно опять–таки из–за того, что я, не музыкант, все свою сознательную жизнь занимаюсь музыкой. Рок–музыкой. Я плясать, может быть, только и умею.

— В ваших стихах иногда встречается ненормативная лексика. Лаэртский вам нравится?

— Знаешь, меня удивляют люди, которые внешне выглядят эпатажно и ведут себя соответствующе, а внутри оказываются хорошими и милыми... Лаэртский мне нравится. У него есть определенная фишка, не портящая его. Матом тоже нужно уметь что–то сказать. Сказать неглупое, чтобы уши не завяли. В этом есть своя, что ли, даже эстетика. Да, пошловатая, но существующая в определенном контексте. Если ее втиснуть в совершенно какие–то другие рамки, то она будет выглядеть достаточно одиозно. Меня такая эстетика не коробит. Есть такие моменты, когда просто нужно ругнуться. Но при этом нужно быть еще умным, интеллигентным человеком, чтобы стало понятно, зачем человек произнес это слово, почему. Я бы посоветовал печатным изданиям и в статьях, и в интервью не ставить стыдливо три точки там, где мат просто необходим. Прямо писать соответствующее слово. Ну, если человек так говорит, что ж поделаешь? А моральные обязательства по воспитанию настоящей личности из подростка надо отдать на откуп умным учителям в школах и умным, вечным книгам.

— На меня обижаются некоторые музыканты, если я в интервью не заменяю их от души, от наболевшего произнесенные слова и словосочетания на "литературновыдержанные" синонимы...

— Так это смотря какой человек. Один простит, другой знает, что он является для молодых людей авторитетом, что они воспитываются на его музыке, на его слове — не важно, пропето ли оно или напечатано, а потому трепетно относятся к тому, в каком виде его мысли переданы на бумаге. К счастью, на нас смотрят люди. То есть журналистам нужно быть очень аккуратными в этом плане, надо по возможности исходить из личности собеседника, просчитывать его реакцию, надо держать профессиональную планку. На то вы и журналисты, не мне вас учить.

— Я хочу вас спросить еще вот о чем. Как, на ваш взгляд, с течением времени изменилась публика, приходящая на ваши концерты? Я поясню свой вопрос. Недавно в Минске прошла презентация альбома популярной белорусской рок–группы НЕЙРО ДЮБЕЛЬ. То, что творили в зале и в холле киноконцертного зала "Октябрь", где состоялся концерт, эти, с позволения сказать, фэны команды, не поддается описанию. Помимо того, что человек (если он человек) просто не должен себя ТАК вести, эти недочеловеки не понимают, что каждое подобное проявление агрессии сказывается на отношении к рок–музыке со стороны властей. Отсюда и закрытие в столице Беларуси рок–клубов, отмены концертов и как результат — вымывание молодого поколения рок–музыкантов: группам негде выступать, негде самовыражаться, и рок, как жанр, влачит сегодня просто ужасающее существование, по крайней мере в Минске.

— Это все так. И мне хочется обратиться со страниц "Музыкальной газеты" к молодежи: ребята и девчонки, думайте, думайте, прежде чем собираетесь что–то сделать. Если вам хорошо и весело, это не значит, что хорошо и весло всем остальным. Думайте о других, думайте о последствиях такого рода веселья, думайте о себе: зачем вы живете, зачем вы слушаете рок–музыку, что она вам дает? Если вы чувствуете, что она что–то разрушает в вас, займитесь чем–либо другим. Но не думаю, что настоящая, честная рок–музыка разрушающе действует на людей. Я абсолютно уверен, что подавляющее число рок–музыкантов не хотят, чтобы у них была такая деструктивная публика. И когда у них происходит что–то негативное на концерте, то я думаю: а они–то в чем виноваты?.. У АУКЦЫОНА, насколько я могу видеть, слушатель менее агрессивный, чем у некоторых групп. У нас не рвут в зале на груди рубашки, не снимают с себя штаны. Отдельные эксцессы случаются, но, слава Богу, их немного. Скорее есть некое запанибратское отношение со стороны части поклонников: схватят тебя за плечо, предложат водки попить. Нужно уметь отсекать таких граждан, объяснять, в чем они не правы. Ответственен ли музыкант за своего слушателя? В принципе, да. Он должен понимать и контролировать свое сценическое поведение. Его сценический имидж и артистический эпатаж могут принять ведь и за чистую монету, тогда и возникает все то, о чем мы с тобой говорим. Музыкант должен уметь контактировать с залом, должен уметь направлять эмоции зала, если пошел какой–то перехлест, в спокойное русло.