Цемент

Яхим по-прежнему ратует за чистоту жанра

Латвия — уже заграница. И граница, что называется, на замке: визовый режим, таможенный контроль. Поэтому практически в одночасье весь местный рок–н–ролл оказался невыездным, поскольку раскрутиться особенно не успел. А если как–то смог, то теперь выбраться за границу стало проблемой: нужны визы, а следовательно, время и деньги.

Самая популярная в конце 80–х—начале 90–х годов рижская группа ЦЕМЕНТ тогда же не однажды гастролировала и в Беларуси. В последний раз она была в Минске в 93 году на фестивале "Рок на Рождество". С тех пор в ЦЕМЕНТЕ уже не однажды поменялся состав музыкантов, за исключением лидера команды — Андрея Яхимовича.

— Андрей, что–то изменилось в твоей жизни после "Парусов Балтики"?

— А что такое "Паруса Балтики"?

— Ну, как же?! Питерский фестиваль видеоклипов, в котором ты участвовал после того, как отправил видеонарезку своей свадьбы в сопровождении песенки "Как–то по проспекту с Маней я гулял".

— А–а! Ты про Питер! Это было да–авно. Года три назад.

— Так к чему я об этом вспомнил: сразу после фестиваля ты рассказал, что, оказывается, все про тебя слышали, но никто не видел. Ну прямо живая легенда!

— Да–да. По–моему, все так и продолжается. Я, например, сейчас сделал еще один клип. Но в Латвии он никому не нужен. Кстати, если есть возможность, может быть, покрутишь в Минске?

— Давай. А на какую песню клип?

— Ты не слышал, наверное. Это из нового компакта — эдакого дайджеста старых песен. Наконец–то! Ха–ха! Москвичи издали. Называется "Сухие смеси". Там реставрированные старые записи и новые — начиная с 84 года.

— Такой The Best?

— Можно и так сказать. И что еще нового у меня? В прошлом году был тур по московским клубам. Тогда же снялись на канале НТВ–плюс и в "Программе А". Это, пожалуй, и будут последние новости от ЦЕМЕНТА. Кстати, я не знаю: "Программу А" еще не закрыли?

— Закрыли. Давно уже.

— А очень жаль. Так что у нас с роком? Все и так понятно: приехали. За что здесь боролись...

— Но легенда–то продолжается?

— Да–а. Пожизненная легенда. Я уже понял, что буду легендой до тех пор, пока не умру. А как помру, так стану еще больше легендой.

— Но, разумеется, подобная слава никаких дивидендов не приносит?

— Нет. Как и в советское время. Может быть, это и хорошо? Мне трудно судить. На мой взгляд, настоящая рок–музыка как была некоммерческой, так ею и осталась. За редким исключением.

— Ну, ладно. Компакт вышел в прошлом году. А свеженького–то что?

— Нового–то полно. Но у меня нет денег записаться. Потому что в Латвии это вообще не бизнес. И никто не хочет вкладывать деньги ни в какие компакты, потому что они никогда себя не оправдают. В России, знаю, дела обстоят иначе. Но мы теперь далеки. Поэтому иногда лишь играем по клубам или фестивальчикам.

— Но нет материального интереса выпускать записи только русскоязычных групп или латышских тоже?

— Даже латышские себя не окупают. Ну, может быть, только по нулям отбиваются.

— Что касается москвичей: им–то зачем понадобилось выпускать рижан?

— Во–первых, там люди нормальные работают. И мы им понравились. Во–вторых, в Москве это имеет смысл. Думаю, что они окупили наш компакт.

— Но ты авторские–то получил?

— Я получил свой процент компактов. И здесь его продал. Ха–ха!

— И какой тираж был?

— Две тысячи. Для России это мало. Для Латвии — даже очень много.

— Ты, по–видимому, остался еще и пожизненным президентом Рижского рок–клуба?

— Так рок–клуба уже нет!

— Поэтому и назвал тебя "пожизненным".

— Да нет, я не президент. Я просто легенда. Уже все, я на пенсию ушел. Лучше будет сказать — я просто главный.

— Среди кого?

— Среди оставшихся в Риге рокеров. А поскольку их практически нет, поэтому я и главный.

— Но кто–то остался?

— Отдельные музыканты, которые участвуют в разовых проектах. Но это носит характер еще более неформальный, чем в советское время. Из действующих русскоязычных я, наверное, единственный и остался. Может, еще кто–то есть? Не знаю.

— Ну, а Хламкин выходит в Старую Ригу поиграть.

— Туда все ходят. И я иногда играю. Но время–то другое. То, что было хорошо в 83–м, наверное, плохо сейчас. Однако вот что мне нравится, если можно так выразиться, в нравственной стороне рока. Я побывал на многих концертах российских рокеров. И мне очень понравился первый альбом МУМИЙ ТРОЛЛЯ. Я сразу подумал: "Вот, наконец, появилась новая волна." Я никогда не покупал компакты советских–русских групп. Но этот купил бы. Однако эта пластинка была записана в Англии, и, следовательно, как я и предчувствовал, на ней записывались скорее всего английские музыканты. Это было слышна на самой записи. И когда я сходил на концерт МУМИЙ ТРОЛЛЯ, увидел, что происходившее на сцене не имело практически никакого отношения к этой пластинке — с точки зрения профессионализма. Только Лагутенко был по–прежнему очень хорош. Так вот чем я сейчас довольствуюсь: мне очень нравится выступать перед аудиторией в тридцать–сорок человек. Но наши теперешние рок–музыканты, которые сами себя так называют и дай Бог им здоровья, пускай они выступают на стадионах — я говорю это без всякой зависти, так вот: ребята, выступите перед двадцатью слушателями и попробуйте раскачать такую аудиторию! Вот это и будет настоящий рок. Но я даю сто процентов, что они этого не сделают. К сожалению. Ни с точки зрения игры, ни с точки зрения энергетики. Во–от. Однако это я так. Мне нравится то, что я сейчас делаю. Конечно, мне тоже хотелось бы выступать на каких–то больших тусовках. Но мы сейчас живем в другом государстве и очень сложно куда–то выехать. Впрочем, когда мы выезжали в Россию, я даже не ожидал, что нас так тепло встретят. Причем воспринимали не ностальгически, потому что собралась новая публика. Правда, все равно не покидало ощущение, что мы приехали в Запада. Оно и раньше было. Однако сейчас как–то особенно. Мы все равно смотримся как неродные, как экзотика. Хотя репертуар я изменил полностью. Мне сейчас очень нравится — хотя и тогда нравился — городской фольклор. Только настоящий. Мой любимый исполнитель — по–прежнему продолжаю восхищаться им — Аркадий Северный. Его песни называли блатными. Но я скорее назову их настоящей городской музыкой, традиции которой сейчас утеряны или страшно профанированы всевозможными якобы рок–музыкантами и фольклористами. А Северный, считаю, повлиял и на АКВАРИУМ, и на Шевчука, и на всех остальных. Может быть, они сами того не замечают. И я сейчас экспериментирую с его манерой исполнения плюс с какими–то элементами стандартов мировой рок–музыки, то есть с рок–н–роллом, блюзом, кантри.

— Провокационный вопрос...

— Хорошо. Я люблю провокационные вопросы.

— Ты говоришь: попробуйте — повыступайте перед маленькими зальчиками...

— Я понимаю, о чем ты хочешь спросить. Поэтому приведу такой пример. Как–то в Ригу приехал мой хороший знакомый — о–очень популярный человек. Не буду называть его фамилию, а то еще обидится. Он, кстати, хороший рокер. И вот он зашел в "Саксофон" (клуб Андрея Яхимовича. — С.Ш.). Мы выступали вместе. Причем пели песни из его репертуара. Но я не представлял его. И ко мне стали подходить люди: "Слушай, а что это за дурак такой?" — "Да вы че, ребята?! Это же..." — удивлялся я и называл его фамилию. Они едва не падали в обморок и только после этого начинали ему хлопать...

Окончание следует.

Сергей ШАПРАН,

обозреватель газеты "Имя" специально для "МГ"

Фото автора

Минск–Рига–Минск

— Я знаю, о ком ты говоришь. Но тоже не назову его фамилию, поскольку хорошо знаю его и уважаю.

— Я это рассказываю потому, что популярность группы на девяносто процентов не имеет никакого отношения к музыке. Поэтому я и призываю всех очень трезво оценивать наших сегодняшних рок–мэнов. Как говорится, не сотвори себе кумира. Еще говорят, что не бывает плохой публики. Не знаю как в Беларуси, но у нас благодаря российскому телевидению плохую публику успели взростить. И она уже не способна самостоятельно оценить, кто хорош, а кто плох. Я в данном случае про себя не говорю — мне в Риге делать уже нечего. Я довольно популярная здесь личность. Я уже часть обстановки у русскоязычного населения этого города.

— Вроде памятника красным латышским стрелкам?

— Да–да. Утрированно — да. Меня можно встретить на улице...

— Хорошо ты это сказал — про себя–то!

— Ну, в смысле — ко мне можно подойти и поговорить. Из меня нельзя сделать тайну. Но когда нет тайны, пропадает и интерес.

— Может быть, повторяется история с Раймондом Паулсом: когда он где–то появляется, то тут же собирается народ?

— В какой–то степени да. Но, конечно, Паулс — это уже национальный герой. Я же — герой рок–тусовки. Но мне тут неинтересно. И я уже ничего больше для этого города сделать не могу. Я задыхаюсь в Риге. Мне надо выходить в Россию. И надеюсь, что сделаю это. Правда, к музыке это не будет иметь никакого отношения. Дело в том, что мне постоянно говорят: "Андрей, ты давно играешь". Но я давно играю для тех, кто это слышал. Однако, к сожалению, меня так мало людей слышало. Может быть, я говорю это слишком самоуверенно. Но я играл в Москве песни старые и новые. И убедился в том, что старые вещи принимали там как откровение. Ха–ха! Я нахожусь в том возрасте, когда уже имею возможность анализировать. И могу сказать: хотим мы этого или нет, но мы тут в Латвии как–то постоянно опережали всех. К сожалению. Мы никак не могли попасть в точку. А надо было не отставать и не опережать. Надо было играть именно то, в чем сегодня есть потребность. И поэтому мне сегодня даже обидно. Потому что, когда я слушаю какие–то группы, я вижу, что мы делали то же самое пять лет назад. Да больше — десять лет назад! А, оказывается, это тогда никому не было нужно. И поэтому я сейчас надеюсь, что если мы сыграем то, что играли десять лет назад, то попадем в самую точку.

— Кроме МУМИЙ ТРОЛЛЯ тебе что–то еще в последнее время понравилось?

— Тоже вот представитель новой волны...

— СПЛИН?

— Да. Но это все, ребята, я уже слышал. Все это было еще у 84 году. И ничего нового там нет. Правда, честно скажу, что то, что я услышал у СПЛИНА, мне понравилось. Но понимаешь что... Может быть, у меня уже возраст такой? Слава Богу, что есть СПЛИН. Может быть, меня будет осуждать тот же СПЛИН. Но я очень прошу напечатать, что они мне очень понравились...

— Тем более что "МГ" распространяется в Питере и Москве.

— Тем более. Но мне очень не нравится, когда начинают появляться течения, особенно в местной рок–музыке. Помнишь, была огромная шобла маленьких и больших "аквариумов"? Но зачем же еще один МУМИЙ ТРОЛЛЬ?! И мне будут доказывать: "Да ты че?! Это же совсем другое! Там тексты другие!" Ребята, да ничего там не "другое". Ну, что, если два аккорда изменили — уже "другое"? Я говорю о стилистике. Не знаю, может быть, у СПЛИНА этого требует продюсер? Но думаю, что у группы гораздо больший потенциал, чем быть похожим на МУМИЙ ТРОЛЛЬ.

— Не знаю. Но продюсер СПЛИНА многоопытный — с НАУТИЛУСОМ ПОМПИЛИУСОМ работал.

— Так вот — зачем? Есть же другая прекрасная музыка, какие–то мировые стандарты. Однако, конечно, от остального, что появилось в последнее время, эти группы резко отличаются. И когда в Росси появится — позволю себе это слово — наша группа, которая сыграет точно так же, как на первой пластинке МУМИЙ ТРОЛЛЯ, тогда можно будет говорить о том, что появилось что–то принципиально новое и интересное. Это очень важно, как это сыграно. Мне абсолютно плевать на тексты. Важна энергетика. Я внимательно послушал пластинку СПЛИНА. "Ты можешь жевать свой орбит без сахара", да?

— Это из "Гранатового альбома".

— Ну, что? Там такая современная есенинщина. Ребята, группа СПЛИН, о–очень советую послушать Аркадия Дмитриевича Северного. О–очень советую. Тогда у них откроются глаза, что на самом деле это уже было. Я их не ругаю. Просто это уже было и было очень здорово. Это мой такой творческий совет и привет одновременно. Иначе они задохнутся. Что уже не раз было с русскими группами: на один альбом сил хватило, а потом что делать?

— Ну, у "сплинов" это уже четвертый альбом, причем кардинально отличающийся от ранее записанного.

— Ну, молодцы. Они такие хорошие, русские такие.

— Я думаю, что причина популярности МУМИЙ ТРОЛЛЯ и СПЛИНА прежде всего в том, что старички–рокеры уже выдохлись, а ничего нового–приличного не было. Все ждали — ну, где же оно, новое, где?! И тут что–то над чем–то всплыло.

— А всегда должно быть ново и хорошо. Вот было хорошее выражение: а–ля русс. Как на Западе: если русский ресторан, то мужик в косоворотке и непременный самовар. И все эти молодые группы напоминают а–ля русс: и не русское, и не западное. Кстати, в Латвии я это сейчас очень чувствую. Прибалтика всегда ведь впереди шла, хотим мы этого или нет. И вот а–ля русс сейчас вокруг нас. Просто страшная смесь Саратовской губернии с предместьем Парижа. То есть все это неинтересно. Вы уж давайте или русское... А если уж русское, то современное. Но русское — это не обязательно есенинщина. Я вот в прошлом году был на Украине. И меня там очень поразили две группы: БРАТЬЯ ГАДЮКИНЫ и ГОСПОДА ГОЛОВЛЕВЫ. Вот это чес! Да еще с украинским юморком. И вдобавок хорошо сыграно.

— Ты ЛЯПИСА ТРУБЕЦКОГО слышал?

— Слышал. Одну песню. Напомни какую.

— "Ау"? "Ты кинула"?

— Да. Это белорусская группа? Ну–у, интересная. Такой постпанк. Но я все это слышал еще в 83 году. Та же группа ЗООПАРК гораздо интереснее и по текстам, и по музыкальной основе. Но я не хочу обижать белорусских друзей, потому что слышал только одну их песню.

— Вот ты все время ссылаешься на годы, на возраст...

— Не на возраст. Просто меня в Советском Союзе всегда убивала одна вещь: почему для того, чтобы стать популярным в мире, надо сделать что–то новое? Но на территории этой страны всегда становится популярным то, что основывается на старом. Я умный человек и поэтому никогда не скажу: "как молоды мы были...". Мол, в наше время цветы лучше пахли и девушки были более красивые. Конечно, нет. Я просто не могу понять: почему нового–то нет? Почему это "новое" всегда хуже старого или такое же? Но этого, наверное, я никогда и не смогу понять.

— А все–таки сколько лет — тебе и ЦЕМЕНТУ?

— Мне тридцать девять. А ЦЕМЕНТ — с 85 года. Это сколько будет?

— А где же, с позволения сказать, пробивающая виски седина?

— Ну–у... Так чего? Я еще молодой человек! Хм!.. Пропал мальчик, зовут Андрей. 39 лет... Сейчас возраст, по–моему, вообще смешался. Я общаюсь с молодыми музыкантами и чувствую себя моложе их. А они говорят мне какие–то странные вещи: "Андрей, ты дал нам энергию". Вообще–то на самом деле я должен получать от них энергию. Но, видимо, время такое — малоэнергетичное. Во всяком случае в Латвии. Кстати, чем мне нравятся СПЛИН, ЛЯПИС ТРУБЕЦКОЙ и МУМИЙ ТРОЛЛЬ — они сохранили в рок–музыке иронию. Чего уже не скажешь о наших "стариках". Единственное, что у этих групп эта ирония, может быть, банальная. Ну, да хоть такая! Слава Богу, что в их песнях есть — ненавижу это слово — прикол! Но хотелось бы иронии высокого класса, эстетства хочется, эпатажа.

— Давай к тебе вернемся. Оттого что тебя в Риге, собственно, в музыкальном плане и пристроить–то некуда, поэтому ты снова ушел на телевидение?

— Конечно. Жить–то на что–то надо.

— То есть...

— Разумеется. Если бы можно было жить за счет только музыки, так бы и жил. Но, к сожалению, не получается.

— И чем ты на ТВ занимаешься?

— Являюсь музыкальным редактором 31–го, городского канала и делаю юмористическую программу "Uzvar" — "Победа" по–русски. Читателям, наверное, будет интересно знать, что у нас нет вообще ни одной юмористической передачи ни на одном из четырех местных телеканалов. Поэтому я чувствую себя в авангарде этого движения в Латвии.

— А победа–то над чем или кем?

— Над... О–о! Это сложный вопрос... Ну, это ассоциативно. Я хочу... Это передача для тех, кто устал от приколов, кто хочет шутить, а не прикалываться. Проще говоря, победа над быдлом. Потому что это быдло заело. Уж не знаю, как в Беларуси. Этих людей можно по–разному называть: быдло, жлобы, банд... Нет, не бандиты, а узколобые, однозначные люди. Я их еще называю реплекантами.

— Это от какого слова образование?

— А был один фильм — я как–то недооценил его в свое время — "Бегущий по лезвию бритвы". А недавно прочитал, что концовка фильма и сама книга была запрещена в Штатах. Так вот, был там такой термин: реплекант. Это белковое существо, выведенное человеком по своему подобию. Биологически и физиологически оно ничем от человека не отличалось. Кроме одного: человек рождается с генетической памятью. Условно говоря, в его памяти заложена информация в комбинации из десяти цифр. А в мозг реплеканта заложено только три цифры. И это самое страшное: человек может стать реплекантом очень быстро — достаточно подтереть у себя в башке "лишние" цифры. И мое мнение: восемьдесят процентов населения — реплеканты. Это бывшие люди. Ассоциативное мышление у них отсутствует напрочь. Они, например, ходят на фильм "Титаник" — чисто реплекантский фильм. Причем я считаю его одним из лучших порнографических фильмов, поскольку любое искусство дает пищу для воображения. "Титаник" же как раз такой "пищи" не дает. Там даже ложки, как на настоящем "Титанике"! Поэтому "оскаров" надо было давать слесарям, а не режиссеру. И то же самое происходит в музыке, в других областях жизни. Шутка ведь требует творческого подхода. А прикол — это набор... Я видел молодых людей, ржущих от того, что они просто перечисляли фразы из фильмов 80–х годов. "Гюльчатай, открой личико!" И хохот! Не знаю, как в Беларуси, но в Риге это очень актуально.

— Напоследок давай ты вспомнишь о своих поездках в Беларусь.

— Ой! Это было давно. Я был в Беларуси раз шесть — в Минске, Могилеве, Гомеле. Впечатления: очень теплая и хорошая публика. И — вежливая.

— Но какие–то люди, образы не припоминаются?

— Помню, что в 89 году нас поразило только одно — сложилось такое впечатление, что во всей Беларуси отдали приказ, чтобы в кафе был бифштекс, потому что, куда мы ни заходили, нам всюду предлагали бифштекс!.. Ваню Полонейчика хорошо помню. Девушки были симпатичные: смесь славян с прибалтами. И что еще помню — потрясающе дешево было! Это очень важный образ. А еще запомнился гитарист в гостинице "Планета". Он играл что–то из польского репертуара, B.B.King. Говорили, что он очень известный. Пускай откликнется, кто это был.