Агата Кристи Без наркотиков
— АГАТУ КРИСТИ многие по привычке считают свердловской, прошу прощения, екатеринбургской группой. Вы–то себя сами кем считаете, территориально?
Глеб Самойлов: Если говорить о прописке, то половина АГАТЫ прописана в Свердловске... прошу прощения, в Екатеринбурге, а половина — в Москве и Подмосковье. А вообще мы люди мира.
— ... Только с гастролями за рубеж не ездите...
Г.: В конце 80–х — начале 90–х мы много концертировали за пределами Союза. А сейчас как–то не хочется. Пока. Не интересно там, наша публика здесь.
— Сегодня много говорится о том, что, если у исполнителя толковый, грамотный менеджер, если у него богатый спонсор, такой артист "обречен" на успех. Судя по тому, с какой скоростью меняется директорат вашей команды, вы не разделяете такие суждения?
Вадим Самойлов: Когда человеку не нравится музыка, то ни один ни продюсер, ни менеджер, ни спонсор сделать ничего не сможет. И если люди слушают, условно говоря, Салтыкову, это означает, что ее музыка нашла своего слушателя. А обзывать всех подряд попсовых артистов бездарностями — это болезнь нашей журналистики. Причем таким журналистам с какого–то определенного периода времени стало явно не хватать поп–музыкантов в качестве объектов для "отстрела", и они перекинулись на еще недавно холимых ими рок–н–ролльщиков. Я даже не о нас говорю, хотя то, что мы слышали в свой адрес за последние три–четыре года, не позволяли себе говорить самые последние и галимые коммунистические функционеры в середине 80–х. Нам, в общем–то, плевать на то, что о нас думает пресса. Нам важнее мнение публики в зале, и мы видим, что АГАТА КРИСТИ попала в точку, раз у нее есть свой слушатель. Мы делаем то, что считаем нужным, и как только наш очередной менеджер начинает давать нам творческие, как он считает, советы, он немедленно покидает наш коллектив. Менеджер — это просто–напросто наемный человек, нанятый нами для выполнения определенной работы. Определенной НАМИ.
— Те же нелюбимые вами журналисты одно время с удовольствием принялись обсуждать вопрос опопсения АГАТЫ. И вы не слишком–то разубеждали их в этом. Но когда–то, в далекой юности, вы себя считали андерграундным коллективом?
В.: "Ураган" попса, ага...
Г.: В Свердловске мы всегда считались этакой паршивой овцой, на нас всегда кричали, что мы — попса...
В.: В чем–то они, со своих "ракенролльных" позиций, были и правы. Мы действительно никогда не относили себя к андерграунду.
Г.: А сейчас те же самые люди говорят, что тогда мы были рокеры, а теперь — попса.
— После того, как с экрана телевизора некоторые музыканты группы признались в том, что они принимали наркотики, вновь по отношению к группе стал актуальным вопрос: а что на самом деле вы вкладывали в свои "странные" тексты? Они писались в той, затуманенной жизни или в этой, которая наяву?
В.: Наши тексты никогда не были плодом спонтанности или такой уж зависимости от количества дозы. Да, кое–что писалось под кайфом. Но это отнюдь не лучшие наши песни.
— Вы сами считаете свои тексты — текстами или стихами?
Г.: Это прежде всего песни. В совокупности.
— Вы по–прежнему настаиваете, даже после того, как признались в своем грехе, что слушатель правильным образом воспринимал слова из ваших песен, таких, как, например, пресловутый "Опиум"?
В.:... Теперь я не готов об этом говорить так безапелляционно...
Г.: А я продолжаю утверждать, что наши песни никоим образом не пропагандировали наркотики! Болея этим недугом, мы пытались через свои песни обратиться к слушателям, предостеречь их от опасной и завлекающей нарко–красоты. Нас обвиняли в том, что наши песни, в которых упоминаются наркотики, слишком манительно образны, что если мы выступаем против наркомании, то надо бы петь в стиле агитки: "Нет наркотикам!". Мы так не думаем, мы пытались на стыке красивых образов и фактического кошмара наркозависимости предостеречь молодежь от неверных шагов: не все то истинно, что красиво, — вот что мы внушали слушателям. Думаю, что люди в целом верно расценивали наши песни.
В.: Это все очень сложная тема... Давайте теперь запретим слушать всю психоделическую музыку, Моррисона, Кобейна, читать Кортасара.
Г.: Начитавшись Ленина или Маркса, человек может совершить гораздо более страшное и ужасное...
— Вадим, теперь можно надеяться на то, что в новом альбоме появятся ваши песни?
В.: Я не писал песни не только оттого, что "сидел на игле". Не только... Просто не хотелось... Иногда придумывалось что–то, но я считал, что это все не то. И не от лени не писалось... Хотелось вытащить из себя нечто этакое, чего не было раньше, но не получалось... Конечно, я был зол на себя, это было неприятно, но в любом случае лезть из кожи для того, чтобы хоть что–то на альбоме было конкретно моего авторства, я не хотел... Я не хотел превратить собственное сочинение текстов и музыки в работу... Хотя это работа. Но такая работа, которая должна приносить удовлетворение... А надеяться... Можете надеяться!..
Глеб Самойлов: Если говорить о прописке, то половина АГАТЫ прописана в Свердловске... прошу прощения, в Екатеринбурге, а половина — в Москве и Подмосковье. А вообще мы люди мира.
— ... Только с гастролями за рубеж не ездите...
Г.: В конце 80–х — начале 90–х мы много концертировали за пределами Союза. А сейчас как–то не хочется. Пока. Не интересно там, наша публика здесь.
— Сегодня много говорится о том, что, если у исполнителя толковый, грамотный менеджер, если у него богатый спонсор, такой артист "обречен" на успех. Судя по тому, с какой скоростью меняется директорат вашей команды, вы не разделяете такие суждения?
Вадим Самойлов: Когда человеку не нравится музыка, то ни один ни продюсер, ни менеджер, ни спонсор сделать ничего не сможет. И если люди слушают, условно говоря, Салтыкову, это означает, что ее музыка нашла своего слушателя. А обзывать всех подряд попсовых артистов бездарностями — это болезнь нашей журналистики. Причем таким журналистам с какого–то определенного периода времени стало явно не хватать поп–музыкантов в качестве объектов для "отстрела", и они перекинулись на еще недавно холимых ими рок–н–ролльщиков. Я даже не о нас говорю, хотя то, что мы слышали в свой адрес за последние три–четыре года, не позволяли себе говорить самые последние и галимые коммунистические функционеры в середине 80–х. Нам, в общем–то, плевать на то, что о нас думает пресса. Нам важнее мнение публики в зале, и мы видим, что АГАТА КРИСТИ попала в точку, раз у нее есть свой слушатель. Мы делаем то, что считаем нужным, и как только наш очередной менеджер начинает давать нам творческие, как он считает, советы, он немедленно покидает наш коллектив. Менеджер — это просто–напросто наемный человек, нанятый нами для выполнения определенной работы. Определенной НАМИ.
— Те же нелюбимые вами журналисты одно время с удовольствием принялись обсуждать вопрос опопсения АГАТЫ. И вы не слишком–то разубеждали их в этом. Но когда–то, в далекой юности, вы себя считали андерграундным коллективом?
В.: "Ураган" попса, ага...
Г.: В Свердловске мы всегда считались этакой паршивой овцой, на нас всегда кричали, что мы — попса...
В.: В чем–то они, со своих "ракенролльных" позиций, были и правы. Мы действительно никогда не относили себя к андерграунду.
Г.: А сейчас те же самые люди говорят, что тогда мы были рокеры, а теперь — попса.
— После того, как с экрана телевизора некоторые музыканты группы признались в том, что они принимали наркотики, вновь по отношению к группе стал актуальным вопрос: а что на самом деле вы вкладывали в свои "странные" тексты? Они писались в той, затуманенной жизни или в этой, которая наяву?
В.: Наши тексты никогда не были плодом спонтанности или такой уж зависимости от количества дозы. Да, кое–что писалось под кайфом. Но это отнюдь не лучшие наши песни.
— Вы сами считаете свои тексты — текстами или стихами?
Г.: Это прежде всего песни. В совокупности.
— Вы по–прежнему настаиваете, даже после того, как признались в своем грехе, что слушатель правильным образом воспринимал слова из ваших песен, таких, как, например, пресловутый "Опиум"?
В.:... Теперь я не готов об этом говорить так безапелляционно...
Г.: А я продолжаю утверждать, что наши песни никоим образом не пропагандировали наркотики! Болея этим недугом, мы пытались через свои песни обратиться к слушателям, предостеречь их от опасной и завлекающей нарко–красоты. Нас обвиняли в том, что наши песни, в которых упоминаются наркотики, слишком манительно образны, что если мы выступаем против наркомании, то надо бы петь в стиле агитки: "Нет наркотикам!". Мы так не думаем, мы пытались на стыке красивых образов и фактического кошмара наркозависимости предостеречь молодежь от неверных шагов: не все то истинно, что красиво, — вот что мы внушали слушателям. Думаю, что люди в целом верно расценивали наши песни.
В.: Это все очень сложная тема... Давайте теперь запретим слушать всю психоделическую музыку, Моррисона, Кобейна, читать Кортасара.
Г.: Начитавшись Ленина или Маркса, человек может совершить гораздо более страшное и ужасное...
— Вадим, теперь можно надеяться на то, что в новом альбоме появятся ваши песни?
В.: Я не писал песни не только оттого, что "сидел на игле". Не только... Просто не хотелось... Иногда придумывалось что–то, но я считал, что это все не то. И не от лени не писалось... Хотелось вытащить из себя нечто этакое, чего не было раньше, но не получалось... Конечно, я был зол на себя, это было неприятно, но в любом случае лезть из кожи для того, чтобы хоть что–то на альбоме было конкретно моего авторства, я не хотел... Я не хотел превратить собственное сочинение текстов и музыки в работу... Хотя это работа. Но такая работа, которая должна приносить удовлетворение... А надеяться... Можете надеяться!..
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 34 за 1998 год в рубрике музыкальная газета