Хламкин Едет В Израил

Беларусь приедет к Хламкину

Есть в Риге такая группа — ХЛАМКИН ЕДЕТ В ИЗРАИЛ. Годом ее основания лидер коллектива Карл Хламкин считает 1992 год, когда музыканты засели за репетиции совсем уж основательно.

За плечами группы — пара самиздатовских кассет и одна тиражная. Хламкин приезжал в Беларусь с товарищами лишь в 1994 году, но зато трижды. И если кто стал свидетелем тех выступлений, наверняка запомнил рижан. Карла хотели позвать в Минск и в этом году — на фестиваль "Большие звезды". Но мероприятие не состоялось, и, соответственно, "хламкины" Минск не увидели. Однако мы встретились с Карлом, что называется, у него дома — прямо в Риге.

— Чем ты сегодня жив, Карл?

— Временами мы устраиваем свои концерты — "Ахтунги". И, естественно, сами на них играем. Вдобавок выступаем на всевозможных латышско–панковских фестивалях. Дело в том, что большинство рижских клубов специализируется теперь на компьютерной музыке. Поэтому с живым звуком стало немножко трудновато. Ну, или еще популярны блюзы. Но блюзы мы не играем. Поэтому в таких тусовках принципиально не участвуем.

— Чем занимаются хламкинские музыканты? Кто чем на жизнь зарабатывает?

— У нашего Пети, игравшего на аккордеоне, сорвало "крышу": он ходил по улицам и говорил: "За мной следят менты!". Потом он залез ко мне в дом, выпил всю водку и выключил свет. Тогда я понял: все, труба. Когда его положили в больницу, мы приехали к нему и спросили: "Когда тебя выпустят?" "Через три дня", — ответил Петя. И в результате уже полгода не вылезает оттуда. Барабанщик Вова, возивший машины из Германии и бывший владельцем автостоянки, теперь работает сторожем на своей же автостоянке. Так дела не пошли! Хм–м... Гитарист Антон ушел в церковь, и когда нажирается, сразу заводит разговор о Боге. А церковь у него не простая — то ли адвентисты седьмого дня, то ли что–то из этой области, то есть уже серьезная церковь И ему там внушили, что песни должны быть только о Боге. Но я думаю, что все песни должны быть о Боге, даже если там нет этого слова — Бог. Еще один музыкант работает сантехником. Пятый канавы копает. Я же играю на улице. Ха–ха! На самом деле довольно весело.

— Говорят, лидер другой рижской группы — ВАЛЕРА, ЭТО РИСК Валера пытался обучить тебя морскому делу?

— Да, я в прошлом году окончил курсы моряка, и теперь у меня есть морской паспорт. Моя профессия — возить газы и нефть. Правда, я не успел оформить свой фиолетовый паспорт (паспорт лица без гражданства Латвийской Республики. — С. Ш.), поскольку закончились деньги. Но идея уйти в море до сих пор жива.

— Зачем тебе это?

— Я думал добраться до Африки. Может быть, к осени и свалю.

— Чем так африканский берег привлекателен?

— Ну, как же? Ты что?! Надо же барабаны закупать! Это же страшная вещь. Я бы полкорабля барабанов привез и организовал бы в Риге барабанную группу.

— В Минске, кстати, есть такой коллектив — БАРАБАННЫЙ ЭКСТАЗ называется.

— Везде такие группы есть. Я в Польше видел: местные люди с дрэдами...

— С чем?

— Дрэд–лок — это такие ямайские штуки, когда из волос делают офигенные клоки, как у Боба Марли. Представь: раннее утро, абсолютно пустая площадь, на скамейке сидит человек с этими дрэд–локами, уже основательно обкуренный, и дубасит по своему барабану. Ему все пофиг! Он даже шляпу для денег не ставит. И что самое интересное, теперь в Польше на барабанах играет вся молодежь: какие–то девчонки, кривой парень, бомж — все стучат. Много же знаний не надо! Но в Латвии такого нет. Новые силы вырастают на серьезной тяжелой музыке: обязательно две бочки на барабанах, страшнейшие фузы. Однако речь о латышских музыкантах. Что касается русских, то тут свое злое дело сделала АГАТА КРИСТИ. Ха–ха! Это по поводу тиражирования плохой музыки: если какая–то группы становится культовой, то последствия этого приходится разгребать как минимум ближайшие пять лет — до тех пор, пока не поймут, что это полное дерьмо! И если раньше играли Цоя и Гребенщикова, то теперь уже АГАТУ и МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС. Поэтому я уже почти полгода не могу найти человека с аккордеоном. В прошлые годы масса музыкантов сначала поступала в музыкальные училища и оттуда шла в рок–музыку. Сейчас уже в училища никто не поступает. По крайней мере из русских людей. Поэтому и с кадрами туго.

— И рок–клуба ведь нет?

— Ты что? Нет, конечно. Все базируется на основе "Саксофона" (клуб, организованный лидером группы ЦЕМЕНТ и по совместительству президентом рижского рок–клуба Андреем Яхимовичем. — С. Ш.), который то закрывают, то перекупают. Именно там еще можно встретить своих и сделать какой–нибудь сейшн. Поэтому рок–клуб существует на уровне маленьких подвалов вроде "Саксофона". Именно там можно узнать какое–то мнение о блюзе. А о чем другом можно сейчас спорить, когда любую информацию можно найти в книгах?! Новые альбом появляются в Риге уже через неделю! А собираться, как раньше, в количестве пятидесяти о чем–то спорящих человек уже не имеет никакого смысла. Мы однажды устроили джем, но все закончилось песней "Smoke On The Water". Было пять утра. И я сразу сбежал из–за барабанов.

— Это что! На одной дискотеке в Гродненской области мои приятели потребовали поставить ПИНК ФЛОЙД, после чего дискотека сразу закончилась, поскольку все разошлись.

— Ха–ха! В Риге на самом деле осталась только система пивных компаний. Наверное, как и во всем мире. Но это великое дело! Все гениальное рождается именно в пивных.

— Последний альбом твоей группы, называвшийся "Хламкин и Укус кукушки", вышел в 1996 году. Как он тогда разошелся?

— А это неизвестно, потому что мы свои деньги в него не вкладывали. Мы просто отдали кассету на тираж. Она до сих пор появляется в киосках и магазинах. Уже все друзья купили ее. А незнакомые люди... Мне кажется, есть более попсовая музыка. Заниматься же распространением кассеты... Мы немножко не те люди, чтобы делать это. Вышла и вышла. Была бы возможность записать в студии еще одну кассету — записали бы.

— То есть материал на новый альбом есть?

— Конечно. Но, понимаешь, должно быть соответствующее состояние: если есть студия, то ты уже готовишься к записи, усиленно репетируешь. А так зачем? Для того чтобы подготовиться к концерту, достаточно одной–двух недель. Ты же знаешь: Латвия — это тихая пивная страна. Здесь не надо особенно шевелиться и суетиться. Сел, пива выпил и подумал вслух: "А может, и не репетировать?". И тебе тут же ответят: "Да, наверное, не будем. Лучше пива попить". Точно так же поступают и другие музыканты. Вот есть такая интересная группа ЛЕГЕЗА. Ребята репетировали у нас на точке в течение полугода — играли по два раза в неделю. Потом однажды выступили как раз у нас на "Ахтунге". На днях я позвонил им: "Будете еще выступать?". Они ответили: "Это уже старая программа. Мы делаем новую". А ведь они сыграли ее только один раз! Но это еще лучший вариант. Большинство команд играет, как раньше, в кабаках — своего репертуара попросту нет.

— А ты сам с черными больше не играешь?

— Не–а. С ними были денежные парки: один черный оказался всех хитрее. И все от него ушли. Ха–ха! Мы ведь играли не ради денег, а ради душевного состояния. Если были деньги — хорошо. Нет — все равно играли. А сейчас это дело поставлено у них на поток: уже менеджер делает какие–то концерты. И опять же они поют на английском. Но это музыка для всех и никакой не андерграунд.

— Что вообще интересного происходит в Риге в музыке?

— Есть интересные латышские люди, но более припанкованные. Есть еще такая группа ИННОКЕНТИЙ МАРПЛ.

— Это что такое?

— Не знаю даже. Я думал, что это имя лидера группы. Но все его звали Дамбис. Хотя на самом деле он оказался Раймондом. Такой довольно старый человек — в районе сорока лет. И когда временами он организует свои панковские проекты, тогда поет на русском всякие матные песни, вроде этой: "Е... твою мать!". И так множество раз подряд. Впрочем, когда у него потом спрашиваешь: "Дамбис, почему ты не играешь?", он отвечает: "Я устал. Хочется, чтобы девушки дарили цветы".

— Насколько я понимаю, в Риге уже не говорят, что Хламкина много?

— Думаю, что уже наоборот. Но надо уйти в тень, чтобы все обдумать.

— Смысл жизни найти, да?

— Да. Ведь любая команда исчезает на полгода, на год. И потом уже появляется другая команда с другой музыкой, но под тем же названием. Все стали больше философами, чем музыкантами. И на вопрос: "Будем ли мы играть?" отвечают вопросом: "А надо ли?". В музыкантах стало чувствоваться легкое старение.

— Как тебе вообще на улице играется?

— Об этом надо не рассказывать, а смотреть на это. Ты Марка (трубача группы. — С. Ш.) видел?! Он теперь совершенно лысый и к тому же с крупной башкой. Второй человек, Вова, с бородкой, как у Энгельса или Маркса. Третий я. Мимо проходят люди: "Что это?!". Однажды подошел человек с Библией в руках и, шепнув мне на ухо: "Я видел Бога!", тут же ушел. Приходят латышские люди: "Labi!" ("Хорошо!" по–латышски. — С. Ш.). Но плохих эмоций я не видел.

— Как у тебя вообще ощущение от жизни?

— Веселое и бодрое. Если бы еще денег заработать... Но в Риге дико здорово. Однако надо чем–то заниматься, а иначе можно спиться. В Минске, мне кажется, тоже весело. Но по–своему...

— Ты, кстати, помнишь свои гастроли в Беларуси в 1994 году?

— Вспоминаю их с самым оттяжным чувством. Мы там, конечно, прилично похулиганили. Но все было по–честному и здорово. Как будто ездили к своим друзьям. В Москве это бизнес — приехал, отыграл и уехал. А в Беларуси... Самый, конечно, душевный концерт был в Могилевской области, в Белыничах. Мы, между прочим, в такую историю ни разу не влипали. Потому что Олег Метелица, один из организаторов белыничского концерта, сказал тогда: "В нашем городе рок–групп не было лет десять!"

— По–моему, за исключением одной местной команды, их там не было в принципе.

— Поэтому, когда мы вышли играть, люди в зале подумали: "А что нужно делать? Как на это реагировать?". И концерт прошел с переменным успехом. В перерыве мы пили местный самогон — подзаряжались. И после концерта был устроен глобальный прием — ничего подобного я не припомню. Но самое странное, что все это происходило в очень маленьком городе. Думаю, что из Олега вышел бы неплохой менеджер. Ты же помнишь, что нам там подарили тромбон?

— Марик, кстати, научился на нем играть?

— Нет. Но тромбон достается во время каждого застолья, и тогда устраиваются джем–сейшны: все по очереди в него дуют. Инструмент очень странный, потому что звуки издает прямо слоноподобные.

— А надежду снова сыграть с нашим ЛЯПИСОМ ТРУБЕЦКИМ ты еще не потерял?

— Нет. Я думаю, что раз уж у них сейчас так хорошо пошли дела, то они должны будут скоро приехать в Ригу. И мы сможем обо всем тут поговорить. Я как раз сегодня видел их по телевизору. У нас очень много похожего. И когда Михалок в интервью говорит о том, что они играют городской фольклор, я вспоминаю, что мы здесь делаем то же самое.

— То есть с "ляписами" вы идете параллельно?

— Совершенно параллельно. И это был бы неплохой концерт. Но когда–нибудь он случится обязательно.