Химера

Zudwa

Новые дворники, сторожа
и кочегары, ни шагу назад!
..Но и ни шагу впередЭдик Старков

Когда пишут о музыканте, то принято давать оценку его творчеству. Обычно это делают музыкальные критики либо журналисты, с мнением которых принято считаться. Я не принадлежу ни к той, ни к другой категории и постараюсь от этого воздержаться.

К кому мне себя отнести? Больше всего мне хотелось бы отнести себя к друзьям. Но другом Эдику я, пожалуй, не был и даже не был приятелем. В лучшем случае старшим товарищем. И, наверное, моей самой большой ошибкой в эпопее с ХИМЕРОЙ было предложение стать их менеджером. Этаким Бари Алибасовым, когда я связал себя обязательствами по отношению к этой группе, и финансовыми в том числе. Как бы удачно ни складовалось наше сотрудничество, думаю, что абсолютной удовлетворенности действиями менеджера не бывает. Тем более в это, может быть, самое сложное время, когда талант никому не нужен и все стало развиваться по уродливым законам ресторанного шоу–бизнеса. Хотя единственно, чего мне хотелось, — это как раз дружбы.

Когда "ТаМtAm" (прим. редакции: первый "рок–н–ролльный" клуб в Петербурге, основателем и координатором которого был Всеволод Гаккель) начал принимать конкретные очертания и я увидел, что, может быть, мои усилия на этом поприще не бесполезны, у меня возникла иллюзия, что все еще поправимо и мы по крупице сможем создать нормальную схему, которая начнет работать на музыканта.

Клуб в то время больше походил на хипповую коммуну, нежели на Мекку панк–рока. Молодежный центр, который нас пустил, еще носил следы былого процветания, и фойе было завалено грудами разломанных театральных кресел, которыми невозможно было пользоваться, но которые при этом было некуда деть. Эти обломки мы стали развинчивать, и образовалось огромное количество мягких сидений, на которых удобно было сидеть, если их положить прямо на пол. Поскольку сцена была невысокая, мы стали раскладывать перед ней несколько рядов этих сидений, на которых устраивалось человек тридцать–сорок, затем ставили ряды "оставшихся в живых" кресел, а за ними в зал уже набивались те, кому не хватало сидяче–лежачих мест. Пустой зал перед концертом выглядел достаточно бредово, но та категория людей, которая стала туда ходить, ни на что не обращала внимания и с благодарностью принимала то, что ей предлагали. И во время концерта зал являл собой странную картину: люди сидели, лежали, стояли, а иногда даже казалось, что свисали с потолка.

Как раз таким и был первый концерт ДЕПУТАТА БАЛТИКИ в "TaMtAm" в октябре 1991 года. Я до этого ничего не слышал ни об одной из тех групп, что в то время у нас выступали, и даже не прослушивал демо–записи, поэтому ни малейшего представления не имел, что за музыку играет очередная записавшаяся на выступление группа. Но к тому времени уже состоялись главные концерты, и я начинал ориентироваться в ситуации и привык от каждого нового концерта ожидать откровения.

Конечно же, сейчас я могу вспомнить только ощущение от того концерта, и это было ощущением радости от соприкосновения с настоящим. С тех пор на концертах этой группы оно меня не покидало, и даже когда позднее к нему стала примешиваться боль, это ощущение не проходило. После концерта я подошел к музыкантам — в то время у нас не было никакой гримерной и вообще никакого backstage area — и предлoжил им выступить в удобное для них время. Я чувствовал себя немного неловко, поскольку тогда этот мир меня к себе еще не подпускал. Хоть я и организовал этот клуб, ко мне относились настороженно. Конечно же, я прекрасно представлял себе, что уже прямо тогда с этим надо было что–то делать. Нужно было создавать лейбл, записывать и издавать эту музыку. Но мне самому это было не под силу, и я думал, что если я стал решать эту проблему на уровне клуба, то тут же появятся молодые предприимчивые люди, которые станут все это делать. Пока же хорошо было уже то, что некоторые группы получили возможность регулярно выступать. Но "TaMtAm" пока не стал местом, где эти люди могли бы тусоваться. Мы стали проводить концерты два раза в неделю, каждую пятницу и субботу. У нас только–только начала формироваться команда клуба, но мы еще не имели ни собственного угла, ни хозяйства, а могли после концерта только примоститься на каком–нибудь ящике и попить чаю. В единственной пригодной для репетиций комнате репетировал НОМ. Они никого к себе не подпускали, считая себя хозяевами положения и монополистами, ведь это они первые обосновались в этом месте и сами предполагали открыть клуб. Получалось, что мы вторглись в их пространство и перебежали им дорогу.

Сейчас я уже не помню точно, но примерно в это время, когда еще играл Гена Бачинский (прим. редакции: ныне популярный ведущий радиостанции "Модерн") и они назывались ДЕПУТАТ БАЛТИКИ, очередной концерт Эдик (прим. редакции: Эдуард Старков) начал с того, что при свете тусклой лампочки, почти в полной темноте поджарил на плитке яичницу, угостил ею дружков, сидящих на полу перед сценой, затем вылил на голову пузырек шампуня и, тщательно намылив всю голову и лицо, сделал себе из пены ирокеза. Когда он взял в руки гитару и запел, пена постепенно начала опадать и на белой маске стали проявляться глаза, а ирокез устало опустился на лоб. Это имело такой зрительный психоделический эффект, которого невозможно достичь никакой компьютерной мультипликацией. Концерт завершился тем, что прямо на сцене он вылил на голову ведро воды, вымылся по пояс, собрал свою гитару и трубы и, улыбнувшись своей детской улыбкой, немного стесняясь, ушел домой. Я настолько стушевался, что даже побоялся подойти к нему, чтобы выразить свое... не знаю что — то ли восторг, то ли испуг. В этом человеке я увидел такую силу, которая меня притягивала и пугала одновременно. Это был не испуг, она была абсолютно позитивна, скорее это состояние, когда захватывает дух. Безусловно, я становился преданным фаном этой группы. У меня в то время был хороший фотоаппарат и иногда получались удачные снимки, но я боялся все это вспугнуть и никогда не фотографировал. Сейчас, конечено, немного жалею, поскольку первый период нашего клуба остался совершенно не зафиксированным, хотя я по–прежнему считаю, что тогда делал правильно. Первая ЕГАЗЕБА, побочный проект Эдика, иногда включавший всю группу, состоялась в марте 1992 года. Она поразила меня тем, что эти не очень искусные музыканты просто выходили на сцену, брали в руки инструменты и очень уверенно начинали играть спонтанную музыку. И удивительно, что это получалось примитивнее, но интереснее, чем многие импровизационные концерты маститых музыкантов, что мне приходилось видеть, которые строились по этому же принципу. Здесь не было амбиций, а было подкупающее естество. Тогда я впервые увидел, как Эдик играет на гармони и трубе. Но все по–настоящему началось, когда он заиграл на электрической гитаре. И с этого началась ХИМЕРА.

Первый концерт ХИМЕРЫ состоялся в мае 1992 года. Я не знаю, чем был обусловлен уход Гены Бачинского, тем более что он не ушел совсем, а взял на себя функции менеджера. Но в силу ли обстоятельств Эдику пришлось играть на электрической гитаре или это было обусловлено новой концепцией, это был, безусловно, переход в новое качество — Эдик оказался незаурядным гитаристом. Хотя вся его игра заключалась в звуке, аналога которому я не могу и не пытаюсь найти. Я не знаю, как он это делал, но он умудрялся извлекать такой звук, который я ощущал чисто физически. Изменился звук всей группы, было такое ощущение, что все заиграли по–другому. И это был стопроцентный панк–рок.

Летом я по–прежнему работал сезонным рабочим на теннисном корте. Денег мне уже не платили, и я выполнял всю работу безвозмездно за право находиться там, сколько захочу. Получалось так, что я на таких условиях имел "дачу" почти в центре города, и постепенно "TaMtAm" плавно перекочевал с Васильевского острова на Каменный. Иногда приходили Паша (прим. редакции: виолончелист ХИМЕРЫ), Эдик с Тосей (прим. редакции: жена Эдика). Я про них так ничего и не знал, поскольку у меня пока не складывались отношения ни с одной из групп. Это был период, когда мы все притирались друг к другу, и моя "дача" была лучшим для этого местом. Оказалось, что мы с Эдиком были почти коллегами — он работал дворником на Петроградской и иногда выручал меня садовым инвентарем. Чуть позже Лена Гудкова, которая тоже очень привязалась к этой группе, предприняла попытку записать студийный альбом ХИМЕРЫ, которую она и осуществила на свои деньги в одной из студий Мелодии на Большой Охте. Но, к сожалению, дальнейшего развития этот проект не получил. Выпустить значительным тиражом мы были не в состоянии, и он так и разошелся в количестве около сотни вручную записанных Геной кассет.

ТаМtАм" постепенно упрочивал свои позиции, НОМ съехал, и постепенно определились несколько групп, которые могли там репетировать, не особенно наезжая на пространство друг друга и без особых претензий к условиям. Благодаря нашим партнерам и друзьям концертный аппарат в клубе был достаточно высокого класса, а если сделать поправку на условия, то просто идеальным. Для репетиций же приходилось довольствоваться тем, что удавалось собрать. ХИМЕРА стала там репетировать, а Эдик с Тосей, лишившись работы, через какое–то время стали там жить, выбрав для этого самое неподходящее в этом доме место — подсобную комнату давно уже не работающего кафе. Хотя выбирать было особенно не из чего, поскольку там уже жили несколько человек, которые понаехали из других городов, и самые удобные комнаты уже были заняты. В одной из них завелся Дима Желонкин (прим. редакции: басист АВДОГЕСЫ) из Йошкар–Олы. Так образовалась АВДОГЕСА.

Это была самая бредовая группа, с которой мне довелось пересекаться, но она стала выступать в этом клубе каждый четверг в течение целого сезона. Если сейчас забраться в "ТаМtАм", то там и сегодня на стене репетиционной точки, где они жили на "нарах", можно обнаружить портреты Тимы Земляникина и Димы, руки неизвестного мастера. Хотя я почти не бывал там по будням, если этого не требовали какие–нибудь хозяйственные дела, мне иногда удавалось подсмотреть и подслушать, как рождался тот или иной проект. То, как Тима делал фонограмму для очередной АВДОГЕСЫ, того стоило. Он колдовал над проигрывателем, подвязывая тонарм на резинке, и записывал на магнитофон немыслимые механические петли из рок–н–ролльной классики, детских песен, а иногда и просто использовал целую песню ЛАСКОВОГО МАЯ. Затем уже под эту фонограмму без репетиций он выходил на сцену, как всегда садился на корточки спиной к залу и начинал свой безумный даб; в это время Эдик в своей обычной манере играл на гитаре, а Дима на басу с фузом и блажил дурным голосом. Иногда, предаваясь мирским утехам, они продавали пустые бутылки вместе с ящиками, из–за чего мне постоянно приходилось с ними ссориться. Пиво к концерту можно было купить только в обмен на посуду с тарой, и, подворовывая, они ставили нас в затруднительное положение, что повлекло за собой конец АВДОГЕСЫ. Тима был изгнан, а Диме было отказано в пансионе. Правда, его потом из жалости пустили, но вскоре он сел в тюрьму, попавшись с какой–то дрянью.

Последние годы Эдик жил в Выборге и играл на барабанах в местной группе СТЕНАБИТ и группе ПОСЛЕДНИЕ ТАНКИ В ПАРИЖЕ, которая играла несколько песен ХИМЕРЫ, где он тоже иногда играл на разных инструментах. Обе группы были частыми гостями у нас в клубе. Витус (прим. редакции: Владислав Викторов, барабанщик ХИМЕРЫ) потом говорил, что это Эдик научил его играть на барабанах. теплое время года в "TaMtAm" можно было наблюдать идиллические картины, когда некоторые персонажи из живших там бреют друг другу головы, а признанный мастер Леша Михеев делает кому–то татуировку. Эдик же на всем теле, докуда он мог дотянуться правой рукой, татуировку делал себе сам. На спине у него был Рыбий глаз, такой же, как на заднике, который Эдик вешал на каждом концерте, и четыре четверки, выполненные Лешей Михеевым. Так постепенно Эдик трансформировался в музыканта с самой поразительной внешностью. Причем все эти внешние атрибуты находились в полной гармонии с его музыкой, с тем, как он жил и что делал. етом 1994 года ХИМЕРА совершила европейский тур с группой анархистов из Швейцарии STEINE FUF DEN FREIDEN. Юра поехать не смог, и на басу пришлось играть Гене Бачинскому. В свой первый тур Гена и Эдик неосмотрительно взяли своих жен. Это имело серьезные последствия. В то время мне тоже довелось быть в Германии с группой WINE. И я уговорил своих немецких друзей сделать крюк в 300 километров и поехать на панк–пикник недалеко от Бремена, где должна была играть ХИМЕРА. Концерт был не самым лучшим, но я был очень рад их всех повидать. Правда, к этому времени, после месяца, проведенного на колесах, и ночевок в сквотах, у них нарушились отношения внутри группы, девушки друг с другом уже не разговаривали.

А когда все вернулись домой, Гена сложил с себя функции басиста и менеджера и покинул группу. Это было грустно, поскольку то, что для этой группы делал Гена, врядли мог бы сделать кто–то другой. Он постоянно что–то изобретал, выпускал концертные записи и альбомы. Особенно интересен концептуальный альбом "Маша и Медведь", записанный во время одного из концертов ЕГАЗЕБЫ. В каждом номере его "Вестника Лабуха", музыкальной страницы в студенческой газете ЛЭТИ, непременно была заметка о ХИМЕРЕ, всегда с юмором. Приводилась дискография и публиковались фотографии группы и картинки Эдика. Фактически он создал настоящий фан–клуб ХИМЕРЫ. И поскольку я был преданным фаном этой группы, я всегда с удовольствием читал эту газету. Плюс ко всему Гена очень эрудированный и коммуникабельный человек, имел массу контактов и находился в постоянной переписке с музыкантами по всему миру. внимательно наблюдал за всем происходящим с этой группой. После ухода Гены у них так никто и не появился. Прошло больше года — они по–прежнему регулярно играли в "ТaMtAm", но за пределы его уже никуда не могли выйти. Вова Матушкин, который после ухода Андрюши Алякринского из "TaMtAm" взял на себя функции звукорежиссера, записал альбом "Нуихули", который, как и все предыдущие, не был выпущен, а тиражировался кустарным образом и распространялся среди друзей. Может быть, несколько штук было продано во время концертов.

Осенью 1995 года мне довелось стажироваться в Нью–Йорке. Я на два месяца углубился в изучение местной независимой музыкальной сцены, сопоставляя ее с тем опытом, который я имел в нашем клубе. По возвращении, еще не оправившись от джет лэгa, я попал прямо на концерт ХИМЕРЫ. Я был настолько ошеломлен, что после концерта побежал в гримерную и предложил им контракт. Конечно же, мы ничего не подписывали, но я был готов делать для них все, что угодно, зная, что я имею дело с великой группой. Я верил, что надо чуть–чуть подождать, записать грамотный альбом и все будет хорошо — она займет подобающее место и преобретет заслуженный авторитет. Но надо было с чего–то начинать. это время на горизонте появился мой старый знакомый Леша Ершов, который вернул к жизни свой лейбл Kurizza Bros и решил обратить внимание на независимые группы. Конечно же, в числе первых групп, которые я ему порекомендовал, была ХИМЕРА, и они тут же подписали контракт. Kurizza уже записала ЮГЕНДШТИЛЬ и ПАУКОВ, и очередь уже подходила к ХИМЕРЕ. Я был очень рад, что все записи осуществлял Андрей Алякринский при содействии Саши Докшина (прим. редакции: звукорежиссер, и по сей день работающий на Петербургской студии звукозаписи почти со всеми пишущимися там музыкантами).

Мы во второй раз съездили в Москву, но места были не совсем правильными для такой музыки, на концертах было мало народу, а мой старый друг Саша Липницкий (прим. редакции: басисит ЗВУКОВ МУ, а также организатор концертов), который организовал их, "подмочил" свою репутацию в этих местах, порекомендовав такую группу. Вскоре в компании Андрюши и Босса (прим. редакции: Алексей Чуев, неизменный техник сцены "TaMtAm") мы с ХИМЕРОЙ отправились в Германию, где они сыграли несколько хороших концертов в Гамбурге и один абсолютно выходящий за рамки концерт в Берлине. Это было в сквоте на Linienstrasse. Посреди двора в огромном котле на костре готовилась еда. Зал был в подвале, попасть в который можно было только по автомобильным покрышкам, брошенным в воду. Народу было вполне достаточно, и начался обыкновенный концерт, где играли классические немецкие группы. Когда же заиграла ХИМЕРА и все уже хорошо разогрелись, откуда–то появились натуральные гоблины с факелами и бутылками керосина в руках, которые, растолкав публику, перед сценой стали извергать огонь. Под низким потолком носились пятиметровые языки пламени, обдавая жаром. Все просто присели на корточки. Через несколько минут уже весь подвал был наполнен дымом. Чуть было не началась паника, и вся публика со слезящимися глазами с трудом выпозла во двор. Оказавшись на воздухе, откашливаясь и восхищаясь местными обычаями, мы, однако, еще долго слышали, как ХИМЕРА продолжала играть, последней покинув поле битвы. Выяснилось, что таким приемом было выказано наивысшее одобрение. Увы, я не мог это зафиксировать, поскольку во время прогулки на лодке с Пашей Лабутиным и Андреем Степаненко (прим. редакции: еще один техник сцены в "TaMtAm"; в те времена гастроли в Гамбурге были организованы не без его помощи) по реке Билке в Гамбурге мы перевернулись и мой фотоаппарат не выплыл. В нем же осталась пленка, отснятая в клубе "Stortebecker" во время совместного концерта с канадской группой PROPAGHANDI. ернувшись, мы узнали, что "TaMtAm" закрыли. Но начиналось лето, и значит, все было в порядке. ХИМЕРА приступила к записи на Петербургской студии грамзаписи (прим. редакции: бывшая Мелодия). Запись проходила легко и безмятежно, параллельно с нею велась съемка документального фильма, которую мы затеяли с Сашей Розановым (прим. редакции: недавно в петербургском Доме кино состоялась премьера этого фильма под названием "Тормози свой паровоз"). Я же не мог на ней сконцентрироваться, поскольку меня сильно подкосило известие о болезни Курехина. Когда запись была окончена и пора было переходить к выпуску, у нас начались некоторые разногласия с Ершовым относительно концепции альбома. Получалось, что мы изначально все это видели по–разному. И по прошествии нескольких недель изнурительных разговоров мы пришли к разумному соглашению, что я могу "выкупить" ХИМЕРУ, возместив расходы на запись. Я не был готов к такому развитию событий, но почувствовал некоторое облегчение. Группа ни во что не вмешивалась. Но мне удалось найти деньги, и контракт был расторгнут. Сейчас трудно судить, какое решение было правильным, но тогда я не был в состоянии ждать, когда что–то разрешится само собой. это же время ХИМЕРА приняла участие в фестивале "Учитесь плавать", но их выступление осталось незамеченным, хотя песня "Карма Мира" попала в сборник. В фестивале же на Петровском стадионе они не принимали участия, поскольку еще в бытность "TaMtAm" Женя Мочулов (прим. редакции: директор "Театра ДДТ") предложил мне провести отборочный тур и направить депутатов на суд авторитетной комиссии для участия собственно в фестивале. Это совершенно противоречило моей концепции клуба и всему тому, что я делал в последние годы, и я категорически отказался. Дело в том, что группы, игравшие в "TaMtAm", в нем не состояли, а то, что имена многих с ним ассоциировались, это вопрос взаимной симпатии и привязанности. Хотя я прекрасно отдаю себе отчет в том, что такие фестивали нужны и для многих групп это реальный шанс обратить на себя внимание. Получалось так, что мои принципы шли вразрез с тем, что должен делать менеджер в интересах группы.

Взвесив все за и против, уже приобретя опыт заключения контрактов с лейблами, чтобы не пришлось отстаивать интересы группы, я решил выпустить ХИМЕРУ под собственным лейблом "TaMtAm". Но все, на что я мог решиться в это время, — это выпустить его на кассете. Финансовая ситуация не позволяла замахнуться на CD. Да и вообще это вопрос спорный, есть ли в этой стране аудитория, которая станет покупать такую музыку на CD. Но во всем этом присутствует известная доля снобизма, и, конечно, же каждая молодая группа хочет видеть свой опус выпущенным на CD. Это веяние времени. (Здесь я сделаю отступление. Моя точка зрения такова, что не имеет никакого значения, в каком формате выпущен альбом. На Западе, чью модель мы в итоге используем, имеют значение только показатели продаж. При сбалансированной цене на СD, винил и кассету учитывается число проданных копий на всех трех носителях. Сейчас, когда отменили винил, то на двух).

Осенью мы собрались у меня дома на художественный совет при участии всей группы. Альбом, который мы составили с Андреем Алякринским, был принят, но процесс выпуска кассеты затянулся на долгие месяцы. Началось все с того, что во время работы над обложкой, когда мы с Эдиком приехали к Ие Тамаровой, которая делала макет и я увидел первую пробу, мне пришла в голову идея анонимного плаката с загадочным словом ZUDWA. С первого исполнения этой песни в "ТaMtAm" я был очарован ею, и меня завораживало это слово. Еще было достаточно тепло, и мне показалось, что будет интересно, если в течение недели по всему городу мы расклеим 2000 плакатов. Люди будут натыкаться на них в самых неожиданных местах, и никто ничего не будет понимать. Но кто–то будет знать, что это не реклама зубной пасты. И постепенно у всех на устах будет ZUDWA. Но сперва что–то не сложилось по срокам, потом две трети тиража ушли в брак, и к тому моменту, когда мы все–таки имели около 600 плакатов и мои друзья из "TaMtAm" взялись за расклейку, начались дожди. А когда мы получили весь тираж, и вовсе наступили морозы. ZUDWA–кампания провалилась, хотя в некоторых местах до сих пор можно наткнуться на обрывок этого плаката. У меня же дома их осталось больше тысячи. Такие же нелепости преследовали и саму кассету, когда возникали препятствия на каждом этапе ее изготовления, от полиграфии до мастер–тэйпа, и она категорически не хотела выпускаться.

Глубокой осенью нам удалось арендовать репетиционную точку в неотапливаемом здании бывшего НИИ киноаппаратуры на улице Бакунина. У меня было некоторое количество аппаратуры, ее было вполне достаточно для репетиций, и мы обосновались в самом дальнем крыле здания на последнем этаже. ще в период "TaMtAm" время от времени с ХИМЕРОЙ играл тромбонист Юра, и это добавляло некоторый кайф к звуку группы. А осенью появился трубач Антон, который, как мне казалось, в эту группу не привносил ничего. Уникальная манера Эдика — одновремененой игры на гитаре и трубах — была неповторима. Но они с Антоном очень сблизились с Эдиком, и он оказывал на него сильное влияние. В чем оно выражалось, я не знаю, но Эдик изменился. До меня доносились слухи, что Антон выражал недовольство тем, что моя нерасторопность не позволяет этой группе зарабатывать деньги. Но я ничего не мог поделать, мы имели разный опыт, и, вероятно, он лучше меня знал, как такая группа может зарабатывать деньги. Концерты в это время оказались возможны только в "Горе" (прим. редакции: этот питерский клуб сейчас тоже закрыт), и на одном из них Эдик растоптал гитару. Этот сценический прием, который Эдик уже давно практиковал, Антон тоже интерпретировал, как акт отчаяния. Я знал, что это не так, и мне было досадно, что я в чем–то должен перед ним оправдываться. Ребята из группы все где–то работали, и вопрос денег не стоял у них так остро, как у Эдика. Но когда у меня была возможность, я всегда старался ему помочь. Оставалось уповать на то, что с выходом альбома обстоятельства переменятся к лучшему. Уже были предварительные договоренности о том, что весной или летом снова можно будет поехать в Германию.

Чуть позже в соседнем квартале открылось "Молоко". Для каждого концерта в этом клубе аппаратуру приходилось носить на себе. Иногда ее у нас брали и для концертов других групп. Порой ее не успевали вовремя отнести назад, а то и просто это не имело смысла и было лень, поскольку приближался week–end и ее надо было нести назад. Вначале точка обогревалась мощным промышленным обогревателем, но с наступлением холодов его у нас отобрали, а трамвайных и бытовых обогревателей, которых мы насобирали, было недостаточно. Когда же у Эдика возникали семейные прболемы, он оставался там ночевать. Как это было возможно, даже трудно представить.

Чтобы оправдывать расходы на аренду точки, мы пытались было скооперироваться с "маркшайдерами" (прим. редакции: группа MARKSCHEIDER KUNST), Растоманом, NORD FOLKS, а впоследствии и с ВЕРМИШЕЛЬЮ (прим. редакции: ансамбль VERMICELLI ORCHESTRA), с которой я только что сам начал играть. Но "маркшайдеры" пару раз порепетировали и переехали на более удобную точку. ВЕРМИШЕЛЬ чувствовала себя неуютно; иногда, приходя на репетицию, там можно было застать спящих незнакомых людей. Становилось грустно, почти никто не репетировал, надо было изобретать какие–то средства, чтобы оплачивать точку. Я чувствовал свою беспомощность и на очередном концерте ХИМЕРЫ в "Молоке" предложил от нее отказаться до наступления тепла. Но Эдик меня уговорил, что эту точку непременно надо сохранить. середине февраля под лейблом TaMtAm 001 вышел первый релиз — ХИМЕРА "Zudwa". Но это уже не имело никакого значения.

P. S. прим. редакции: 23 февраля 1997 года Эдуард Старков покончил с собой. ХИМЕРЫ не стало...