Торнадо

“...Мы были бы группой номер один в России...”

Минская группа ТОРНАДО: С.Н. — Сергей Надежкин (гитара), А. — Ангус (фронтмен)

— Нет ощущения на концертах, что поклонники сейчас вас ругают больше?

А. — На концертах нет. Мы много выступаем с КРАМОЙ, в солянках — сборных концертах (я имею в виду "Рок па вакацыях", "Басовище"), на которых публика выбирает музыку, исполняемую КРАМОЙ, но и нас достаточно тепло принимает — никогда у нас проблем с публикой не было.

— Почему вы не выступаете с группами экстремального направления?

А. — Ну, во–первых, нам уровень не позволяет с такими группами играть. Их официально представляют как группы достаточно высокого уровня, а на самом деле оказывается, что уровень их весьма средний. Например, VICIOUS CRUSADE — дворовая группа, играющая дворовый рок (я имею в виду уровень). Ничего выдающегося в их музыке нет, хотя промоушн для них делается весьма серьезный. А мы привыкли играть на концертах с группами одного с нами уровня. Нам гораздо интереснее играть на одном концерте с КРАМОЙ, например, чем с GODS TOWER, хотя если была бы возможность съездить в Гомель, сыграть с ними концерт, то это не было бы проблемой.

— Тогда почему никто не берется промоутировать группу ТОРНАДО?

А. — Брались. Много раз. Но у нас музыка, не относящаяся ни к одному стилю: подобные группы очень сложно раскручивать — за это нужно очень серьезно браться. Нужны серьезные финансы, а обычно люди хотят быстрого результата, как это было с группой GODS TOWER, которая играет совершенно четкое направление. С такими группами гораздо проще, т.е. с ними подписали контракт, выпустили компакт и вперед. Нет проблем. Я думаю, в этом причина.

— ТОРНАДО — это группа, которая находится между экстремальной и рокерской тусовками...

А. — Мы не в андерграунде, и мы не в официальной тусовке, будем говорить так.

С.Н. — Я думаю, это та ниша, которую хоть какая–то группа должна заполнять.

А. — Дело в том, что это продолжается уже 10 лет — время, которое мы играем. Мы никогда не были в андерграунде, и официальные лица нас никогда не признавали. И даже создавали вокруг нас искусственные скандалы.

С.Н. — За всю поломанную аппаратуру тоже всегда нас винят.

А. — Наверное, такой хвост идет за нами из–за нашего названия.

— Была такая мысль, что, живя в Москве, группа ТОРНАДО могла бы стать чем–то вроде КОРРОЗИИ МЕТАЛЛА...

А. — Я думаю, если бы нам удалась сделка с "Biz Enterprises" (Б. Зосимовым), то мы были бы группой номер один в России (по крайней мере, я там не вижу себе конкурентов). Это касается рок–музыки (я не считаю рок–музыкой АЛИСУ, АКВАРИУМ, я беру конкретно рок–группы — АРИЮ, КАЛИНОВ МОСТ и т.д.) Но, к сожалению, распад СССР не позволил нам продолжить сотрудничество с Biz Enterprises, а как ты знаешь, сейчас Зосимов занимается PolyGram, а это совсем другая музыка.

— А ваша работа с английскими компаниями. Что от нее осталось?

А. — Осталась кассета, вышедшая здесь, компакт, вышедший в Англии, и большой привет с той стороны. Вот и все. И видеоклип.

— Кстати, расскажите про него. Как он снимался?

С.Н. — Это даже не клип, а демо, которое снималось очень тривиально, наверное, так, как снимает БТ. Поставили на сцене аппаратуру, пели на сцене под фонограмму...

А. — Да, какие–то движения исполняли. Пытались передать энергетику песни и группы. Насколько это возможно делать под фонограмму...

— Просто твои телодвижения в клипе попахивают детством, что ли...

А. — Я попытался воссоздать какой–то воображаемый концерт и изобразить что–то живое. Потому что для нас это непривычно — выступать под фонограмму.

— Вопрос пристрастий — на что ориентируется группа ТОРНАДО?

А. — Конкретных, может, нет. Мы стараемся ориентироваться на общее движение, которое происходит в рок–музыке.

С.Н. — На общие достижения, то есть мы пытаемся уловить новшества и применить их в своей музыке.

А. — Я сейчас слушаю новые группы чисто информативно. Прослушаю 3–4 раза — и мне уже все ясно, кладу альбом на полку. Есть вещи, которые я собираю в архив, они мне нравятся, и мне кажется, что они мне будут нравиться и потом.

С.Н. — Но это в основном старые группы...

А. — Да, это старье: я стараюсь покупать CREEDЕNCE, MANFRED MANN, SWEET — вот такие "фишки". Возвращаемся к тому, с чего начинали, — второй круг пошел.

— Была мысль, что группа ТОРНАДО — группа вечных экспериментаторов...

А. — На самом деле, что касается экспериментов, то они всегда начинались у нас из–за проблем с составом. Нам, конечно, интересно играть эту музыку, но когда играешь вчетвером, то до экспериментов руки не доходят. Своей аппаратуры нет, брать ее дорого. А когда возникли проблемы с составом — ушел барабанщик, а такого уровня найти не могли, — мы пришли к выводу, что пока нам стоит взять машинку. Потом появился клавишник, который мог что–то сделать в этой музыке: у него было 3 релиза в Англии, он играл и в техно–проекте, и в хип–хоповом проекте, и я подумал, что для нас сотрудничество с ним будет только плюсом. Мы сделали 5 вещей, которые, правда, успели показать только один раз. Вообще мы стараемся экспериментировать.

— Ваши репетиции... как они проходят?..

А. — Дело в том, что у нас все время репетиций уходит на написание новых песен. Мы не работаем так, как симфонический оркестр, — не гоняем каждый день одно и то же. Нет. Сергей принесет новый рифф, на следующий день мы что–то новое придумываем, накладываем. Короче, идет процесс. А потом, когда уже что–то сформировалось, когда есть 3–4 песни, мы делаем аранжировку такую, чтобы это было просто для восприятия зрителей и в то же время вкусно. Репетиции — это постоянный поиск. Но бывают и чисто технические репетиции — подготовка к концерту, когда мы играем, только чтобы сыграться.

С.Н. — Обычно за 3–4 дня до концерта.

А.– Хотя раньше мы все время "мочили", каждую репетицию, как качки. А потом поняли, что зацикленность на одних вещах ведет к тупику.

С.Н. — Хотя сыгранность — не последнее дело.

А. — Далеко не последнее. Просто у нас уже этот состав наработан — мы друг друга понимаем с полуслова.

— Ваш образ жизни и ваша музыка — это что–то одно целое. Но как вписывается в эту стилистику участие Ангуса в показах моделей, в съемках попсовых клипов (я имею в виду съемки клипа на песню БЕЛОГО ОРЛА)?..

А. — Я человек творчески ищущий, и поэтому для меня интересно все, что интересно для меня. Когда мне предложили поработать на подиуме, я не стал отказываться. Ведь это тоже сцена...

А что касается клипа... Все говорят, что я оправдываюсь. Я не оправдываюсь: я на самом деле не слышал ту музыку, на которую снимался клип. Но мне было и не интересно, что они играют. Мне было интересно поработать с Владимиром Янковским, проявить мои актерские способности в этом мини–кино.

— А то, что ты играл отрицательного персонажа... Насколько это соответствует твоему характеру?

А. — На самом деле там не было разделения на плохого и хорошего персонажей. Там плохой была девушка, а у нас просто были разные жизни. И если смотреть внимательно клип, то можно заметить, как проявляется эта тонкая линия. Хотя вообще на 70 процентов я такой, как герой клипа.

С.Н. — То есть ты отбиваешь чужих женщин?

А. — А почему нет, это интересно. Если я способен сделать это, то почему нет?

— Чем вы занимаетесь в последнее время?

А. — "Школой молодого бойца". Нам снова надо наигрывать мелодии с новым членом нашей группы, но это не займет много времени.

С.Н. — Мы надеемся закончить новую программу к концу весны. Это будет полновесный альбом, который мы надеемся к лету записать. К сожалению, пока не занимаемся концертами. Но если нас приглашают куда–то, мы едем. В солянках будем играть, мы никогда от них не отказываемся. Может, и сольный концерт сделаем, если время будет.

— Что изменилось после смены басиста?

А. — Смена бас–гитариста очень отразилась на нашей музыке, потому что он принимал непосредственное участие в аранжировках и на 50 процентов делал новые вещи. У него своя фишка была, и он вносил свои идеи в новые композиции. И сейчас эти 50 процентов перевалились на наши плечи: басист пока ничего не внес в нашу музыку. Ведь это сложный процесс — вживание нового музыканта.

— Насколько я знаю, вы не музыканты по образованию — это касается вашего уровня...

А. — А это ни о чем не говорит. Достаточно слушать западные стандарты, и вполне можно достичь очень высокого уровня.

С.Н. — Кстати, у меня есть музыкальная школа на фортепиано за плечами, барабанщик наш закончил музыкальное училище, наш новый басист — институт культуры по классу бас–гитары... Так что начальное музыкальное образование есть. Мы сейчас репетируем на одной точке с группами, которые не имеют понятия, что такое ноты. То есть если мы объясняемся совершенно нормальным музыкальным языком между собой, знаем, что такое си, до и какой аккорд нужно взять и сыграть, то это говорит о начальном образовании. А они этого не знают, они показывают на пальцах: "Возьми баре на третьем ладу"...

А. — Я вообще считаю, что для рок–музыканта музыкальным образованием является знание групп и музыки, из которой возник рок. Это уже может являться базой, от которой можно отталкиваться.

С.Н. — В основном рок — это гитарная музыка. Музыкальное образование можно получить из визуального общения гитаристов, басистов. Я, допустим, помню, как смотрел по видео на постановку руки какого–то гитариста, меня это интересовало. Я тут же шел к гитаре, и что–то получалось новое. Так что музыкальное образование для рокера — это не только узкое понятие музыкальной школы, но и ориентация на мировых звезд. Образование — это то, как ты слушаешь музыку, как ты ее воспринимаешь, как чувствуешь и перекладываешь потом на гитарные риффы. Я думаю так.

— А без чего вы не стали бы музыкантами?

А. — Я думаю, без того, что мы в свое время начали слушать рок–музыку. Оттуда все пошло. Когда приходишь к пониманию рок–музыки, приходит и любовь к ней. А потом — и желание выразить себя в ней. Правда, мы еще совсем молодыми начинали, в 8–9 классе. Тогда для нас это было подражание, хотелось быть на сцене, круто выходить в коже, на мотоцикле. Потом захотелось играть. Брались инструменты, Серега выпиливал гитару лобзиком из фанеры...

С.Н. — Отвечая на твой вопрос. Конечно, мы бы не стали музыкантами без известной доли энтузиазма. Тогда очень сложно было найти место для репетиций. На начальном периоде нам повезло, у нас была точка, но из–за этого нас заставляли играть танцевальные мелодии на концертах. Мы отказывались напрочь от этого дела, все это перерастало в конфликт. Однажды бомба разорвалась, и мы вынуждены были покинуть место для репетиций. И это не единственная сложность, которая у нас была.

А. — Тогда проходили "аттестации", которые проводили те так называемые музыканты, которые занимались откровенной халтурой — играли на свадьбах и т.д. Из небезызвестного объединения музыкальных ансамблей пришел усатый дядя и сказал нам: почему две гитары играют одно и то же? И этой характеристикой нашей музыки все было сказано. Сейчас, конечно, проще...

— У меня такое впечатление, что трудности у вас уже закончились.

А. — Да нет. Просто теперь мы можем купить что–то для себя, я имею в виду звук. Но опять же возникают проблемы с концертной деятельностью. В 1991 году, когда мы делали концерты, мы могли пригласить и КОРРОЗИЮ, и ЧЕРНЫЙ ОБЕЛИСК — тогда это было возможно и музыканты даже получали прибыль с этих концертов. А сейчас бизнесмены отвернулись от деятельности рок–групп.

С.Н. — Появилась интересная тенденция: все у нас сейчас ориентируются на Запад, а у нас же нет никакой базы. Ее несколько лет нужно создавать — посыпать зерно и посмотреть, что же все-таки вырастет. А у нас хотят так: по западному образцу закрутить концерт и тут же получить прибыль... А это невозможно. Конечно, этому причина и социальная.

— Общее впечатление от музыки. Нужно ли это кому–нибудь, кроме себя?

А. — Если бы это все было на другом уровне... Например, я недавно посетил концерт группы МУМИЙ ТРОЛЛЬ. Стоимость билетов была 400–800 тысяч. Это очень много для нашей страны. Но тем не менее зал был переполнен: российские команды сюда привозятся с соответствующей рекламой, и поэтому на них идут. А если бы для белорусских групп делалось то же самое со стороны бизнесменов, то мы бы гораздо больше людей собирали, чем российские исполнители, потому что у некоторых белорусских групп гораздо выше уровень. Просто отсутствует шоу–бизнес касаемо белорусских музыкантов.

— Но чего вы стремились достичь?

А. — Конечно, раньше у нас была цель пробиться на Запад. Такая тупая цель. Сейчас она пропала, существуя лишь в контексте нашей деятельности. Мы бы с удовольствием раскрутились здесь, но нет возможности.

С.Н. — Запись новой программы — это не цель, а рубеж, который нужно преодолеть. Потому что с 1994 года ничего нового, кроме миньона, нами не было выпущено. 4 года молчания — это многовато. Поэтому мы стараемся доделать программу и выпустить ее на белорусский рынок. А там — посмотрим.