Зинчук, Виктор

Пропагандист, агитатор и гитарист

Вы поняли, с кем у вас сегодня встреча? Тогда не будем рассусоливать. К делу!

— Как вы оказались в эстрадно–симфоническом оркестре под управлением Юрия Силантьева?

— Это было очень давно. Наверное, биограф скажет, что мой талант проявился рано и музыкальные способности не заставили себя ждать. Я учился в Москве в музыкальном училище на дневном отделении на втором или третьем курсе, совмещая работу с учебой, год 78–79–й. Это было в порядке исключения, мне сделали разрешение на свободное посещение занятий через замминистра, и меня пригласили на прослушивание в оркестр. Помню, я передразнивал манеру дирижирования Силантьева, такой юношеский максимализм; было грустно иногда исполнять некоторые вещи, я чуть не плакал, ну а что–то находил полезным. Оттуда я ушел в АРСЕНАЛ к Козлову, а Юрий Васильевич мне говорил: зачем тебе это надо, ты же будешь по деревням играть, чесом заниматься, а я тебя известным сделаю, на телевидение будут показывать... И случилось так, что много позже я нес гроб с его телом, венок: я был где–то на гастролях и меня с них вызвали на похороны Силантьева в Москву.

— Вы долго у него проработали?

— Два года. У меня цикл такой, я у всех работал по два года. Отчасти я сожалею, отчасти — ну что ж, значит, так нужно было судьбе. Я работал два года у Силантьева, два года в АРСЕНАЛЕ, потом мы организовали группу КВАДРО, чуть меньше работал у Леонтьева, у Антонова был музыкальным руководителем его ансамбля. Но везде мне не давали играть то, что я хочу, даже как–то преследовалось это, говорили: это наш концерт, организовывай свое, там и будешь играть, что хочешь. Ревностно относились к тому, что мне хлопали на концертах больше, а играл я всего лишь классическую музыку. Поэтому обиделся я на все (теперь, спустя многие годы, мы великолепно общаемся. С Антоновым там...) и с 87 года делаю то, что сейчас.

— Но чему–то вы у них все же научились?

— Антонов — это подход к работе, тщательность работы на студии, лаконичность языка. АРСЕНАЛ — чего там говорить, это созвездие действительно сильных музыкантов, действительно интересный коллектив, и хвала Леше Козлову, что он собрал вокруг себя таких людей. И атмосфера внутри группы была интересная. Не совсем интересными были композиции Козлова, не совсем была близка мне эта музыка. Когда я слушаю ее сейчас, она не кажется мне правильной, идеальной с точки зрения композиции, я чувствую там дилетантизм, я не чувствую формы, я не чувствую там весомости образования. Извините, но это действительно так. Леша же архитектор по образованию, у него нет высшего музыкального образования. Когда мы работали над его композициями, он приносил три части и говорил: давайте сыграем вот эту часть. "Ой, нет! Вот эту первую, эту вторую, а эту третью... Ой, нет! Вот эту третью, а эту вторую!" И мало что менялось. Потому что было монотонно, просто–напросто тема, набор, а потом импровизация. И за этим всем порой скрывалось отсутствие знания композиции.

— Гитарой вы наверняка заболели в школе...

— Я помню себя в четвертом классе, когда меня чуть ли ни даже из пионеров хотели исключать за то, что я играю на электрогитаре. Играл в школьной группе, затем организовал свою, соперничающей группой была (тогда в моду входили странные названия, мы назывались ФИОЛЕТОВАЯ КАТАСТРОФА, ПОЛУМРАЧНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ) ЗАКАТ СОЛНЦА ВРУЧНУЮ, там гитарист такой дергался, дергался, дергался — это был Гарик Сукачев. Затем я в джазовой студии занимался, сам. У меня было не очень, наверное, счастливое детство, не все мне нравилось и нравится сейчас в мире, не все гармонично, далеко не все, и боль об этом, немножко радость тоже я как–то передаю через музыку, через гитару. Играю я на самом деле на самом себе, а не на гитаре. Любой музыкант со временем понимает, что его инструмент — это средство воплощения, материализации личности в звуке, хотя звук не материален, но тем не менее.

— Я где–то прочитал ваши слова о том, что, несмотря на то, что вы много играли джаз, эта музыка не была вам близка...

— Мне трудно разделять музыку на жанры, хотя она, естественно, поддается разделению. Современная музыка впитала в себя и достижения классической музыки. Любой музыкант волей–неволей находится под ее влиянием. То же самое и джазовая музыка, и народная, и фламенко... Все во мне сидит. И по мне мыслить только традиционными джазовыми формами не очень интересно.

— Ваш отказ участвовать в юбилейных концертах АРСЕНАЛА его руководитель Алексей Козлов прокомментировал в том духе, что Зинчук стал попсовым музыкантом и тому подобное...

— Вот что–то подобное мне в людях и не нравится. Он начал мне говорить о тусовках, учить жизни, а мне этого не надо, я уже довольно зрелый человек, сформировавшаяся личность, сорокалетний мужчина. Я работал и в симфонической, и в серьезной классической музыке, я не скажу, что, сотрудничая с Пугачевой или Антоновым, я вынес для себя, что это несерьезные люди. Поэтому такое невежливое отношение к кому–то, что ты там в тусовке, а здесь ты будешь с достойными музыкантами, мне не нравится. Я не во всем считаю Козлова очень образованным, интересным и многосторонним музыкантом — извините, это мое мнение. Да, джаз он играет замечательно, но... Есть люди, с которыми мне приятно стоять на сцене, а то, "арсенальское", время уже ушло. Мне не понравилась сама форма его приглашения — время прошло, а он не изменился.

— Кто из гитаристов является для вас авторитетом?

— Прежде всего Андрэ Сеговия, человек, сделавший для гитары очень многое, развивший этот инструмент, сделавший его пригодным для исполнения классической музыки, сделавший множество множеств переработок классики. В АРСЕНАЛЕ я играл темы Пако де Лусиа — очень яркая личность, выдающийся гитарист нашего времени. Кончено же, мы играли там Джона Маклафлина Махавишну. Несомненно, это Джимми Пейдж, Джимми Хендрикс, те, кто сделал для электрогитары многое. Джордж Бенсон — великолепная фразировка, законченность, сейчас многие подражают ему. Джо Пасс — в аккордовой игре он великолепен, Би Би Кинг — это фразировка, каждая нота на вес золота, это история. Видеошкола с ним может вызывать легкое умиление, потому что он не знает, что играет. С ним сидит рядом человек и говорит: вот сейчас вы сыграли с четвертой повышенной ступенью, теперь переходим к седьмой, а сейчас вложили в триольность. Он говорит: "Да? Как интересно! А я и не знал! Я просто играю, потому что так нужно!" Ему не надо все раскладывать, это — Би Би Кинг!.. Гарри Мур — из современных уже исполнителей. Джо Сатриани. Наверное, я близок к нему, к его принципам. Вот те люди, которые для меня весомы и значимы.

Но помимо гитаристов ведь есть и композиторы. Мне очень нравится Джерри Голдсмит, пишущий музыку ко многим известным фильмам, начиная от "Рембо" и заканчивая серьезными картинами. Я бы не сказал, что это попсовый композитор. Есть и Чайковский, и Бетховен, Бах, Стравинский, Прокофьев... Так случилось, что среди джазовых музыкантов много тех, кто подражал тому времени и остановился на этом, а я учился, я получил высшее музыкальное образование и очень рад этому. Я имею степень почетного магистра гитарных искусств академии наук в Сан–Марино. У меня есть диплом. Ее доктором является Никита Михалков, там Пол МакКартни. Это ко многому обязывает. Я защищался, сдавал экзамены, что–то пошло автоматическим зачетом, сдавал огромный концерт в двух отделениях, где показывал владение инструментом во многих стилях, играл свои обработки. Я сам являюсь педагогом и преподаю в московской высшей школе изящных искусств.

— Наши музыканты любят "поуничижать" себя. Мол, есть английский рок, западный, а рок русский — это что–то сродни року китайскому. Про российскую гитарную школу можно сказать нечто подобное?

— Невозможно не учитывать тех фактов, которые были в истории нашей родины, — этот занавес, ограничение информации. Мало педагогов, мало знаний, но есть исполнители (их единицы) мирового уровня. Я здесь не говорю конкретно про гитару, такие люди есть в джазе, в классической музыке. В музыкальных училищах у нас сейчас проходят джаз, надо бы уже и рок... Я не могу не согласиться с тем, что наши рок–музыканты порой называют себя так. Мне тоже порой резало слух то, что АКВАРИУМ считается рок–музыкой. Рок–группа МАШИНА ВРЕМЕНИ, рок–группа АКВАРИУМ, Цой... Стилистически это не так. Есть хард–рок, есть грандж. А то, что делали они, это просто песни, и если под роком подразумевать протест, то это, наверное, песни протеста, но зачем же это называть роком? Но у нас и не Англия, у нас ценители музыки, приходящие на концерты, не такие, как там. Их надо воспитывать посреди творящегося вокруг вопиющего безобразия, когда музыканты работают под фонограмму и когда единицы умеют петь "живьем" и т.д.

— Вы не считаете, что ваши гитарные, роковые переложения классических произведений не что иное, как музыкальные комиксы? И молодой зритель, впервые прослушав их, уже никогда не будет слушать произведения в оригинале?

— Как раз будет! Я приведу в пример изречение Чайковского, который говорил: то, что он думал в двадцать лет, в сорок лет видится иначе. Светланов писал в журнале "Музыкальная жизнь", что неподготовленная молодежь не будет слушать классику, потому что это большой труд, а понимание классической музыки, джаза — большая радость. Сначала будут слушать обработки, но потом, к сорока годам, люди придут к слушанию музыки в оригинале. Это труд, это точно так же, как знать иностранный язык, знать культуру народа. Я, если хотите, сам занимался просветительской работой, гастролируя по деревням, выступая в тайге. И когда приходят бабушки и говорят: "Ой, милочек, спасибо" и у них слезы на глазах... Я не думаю, что для молодого поколения все это пройдет бесследно. Конечно же, это обработка, конечно же, это определенный жанр, конечно же, это условность, дань времени, это современное прочтение, но время покажет, насколько оно действенно. Таково мое видение.

— Вы будете принимать участие в записи серии пластинок (первая из них вроде бы уже вышла) российской гитарной музыки? Инициатором записи выступил, по–моему, известный гитарист Дмитрий Четвергов.

— Не знаю. Я как–то все–таки весьма обособлен и не совсем, как говорит Козлов, человек тусовки. Я занимаюсь своим делом и предпочитаю уединиться и посидеть где–нибудь на студии, когда есть деньги, чтобы записать что–нибудь новое. Пока еще не вышел мой записанный компакт, а я уже работаю над следующим. Или поеду во Францию на гастроли, где принимают меня очень хорошо и концерт стоит дорого, там любят инструментальную музыку. В планах немало всего. Получил предложения написать музыку к закрытию первой юношеской олимпиады, которая летом пройдет в Москве. Я писал музыку к кино... Не всегда мне интересно работать с каким–нибудь гитаристом, я могу с Пугачевой песню записать, еще что–нибудь с ней придумаем... Если найду эту задумку с пластинками достаточно интересной, то почему бы и нет? На телевидение сейчас все очень дорого. Чтобы поучаствовать в такой передаче, нужно заплатить столько–то, в другой — столько. Макаревич меня пригласил на свою программу, и я буду в "Смаке" готовить что–то такое, чему научился во Франции: креветки с коньяком, поджигать ананасы и т.д.

— Вы гурман вообще–то?

— Да, я люблю поесть, по мне это, наверное, видно. Я люблю и борщ, и всякое такое. Кухня — это интересно, почему бы и нет?

— Вы слушали последние сольные работы того же Четвергова, гитариста МОРАЛЬНОГО КОДЕКСА Николая Девлет–Кильдеева?

— Кое–что слышал, но далеко не все. Кильдеев, да, отличается вкусом. Когда на телевидении была программа "Джем", мы "джемовали" вместе.

— Тяжелая музыка вам интересна?

— Это тоже достойно внимания. Но я стал уже все–таки больше философом, человеком, который понимает, к чему приводят вот эти созвучия. Такое созвучие, диссонанс разрушают природу. Да, в джазовых аккордах именно такая вибрация позволяет держать слушателя в напряжении. И все равно не всегда. А если играть только эти интервалы, то человека можно довести до сумасшествия. И в современной музыке не случайно многие говорят о дьявольщине, о сошествии князя тьмы и его власти над людьми. Есть церкви и секты, исповедующие такую религию, и есть тексты и музыка такие, и манера пения.

— А знакомые среди таких наших музыкантов у вас есть?

— Я знаю Риту Пушкину, которая пишет им тексты. Но она и мне писала — "Свет в окошке", для Алексея Максимова — "День рождения твой не на праздник похож". Понимаете, с такими людьми потом все равно что–то происходит. Музыкант АРИИ ушел из музыки в церковь. Андрей Большаков, переигравший и в АРИИ, и в МАСТЕРЕ, очень близок сейчас к православной церкви и вообще теперь не играет. Я знаю музыкантов МОРАЛЬНОГО КОДЕКСА и БРИГАДЫ С, которые ушли в церковь. Геннадий Рябцев, я с ним работал у Антонова.

— Вы совсем немного, но поете на концертах. Первое время, когда вы запели, какая реакция была со стороны ваших коллег по сцене?

— На фестивале "Ступень к Парнасу" (давно это было) я обогнал как вокалист Филиппа Киркорова, Талькова, многие группы и занял третье место, первым был Сергей Манукян. Но, конечно же, моя исполнительская практика как гитариста несравнима с практикой вокалиста. Я позволяю мурлыкать себе несколько рок–н–роллов на концерте и все. Хотя на фоне того, что сейчас творится на эстраде, мне не будет стыдно и петь. Но все–таки я пропагандирую инструментальную музыку.