Kriwi

Люблю видеть музыку.

Люблю видеть музыку. Смена кадров–запахов–цветов внутри, при закрытых глазах. Музыка, дополняемая каждый раз собственным состоянием. Это начало огня, миг зарождения пламени, меняющегося от изменения времени, движущегося параллельно звучанию. Каждая песня — своя тень на стене моего Я. И в состоянии тепла, осязая и наблюдая огонь, могу очутиться там, где пустует вечность. Фигурная тень, бликующая сейчас напротив меня, — рефлексирую — минская группа КРЫВИ.

Дмитрий Войтюшкевич (Д.) — ... философия заготовки. Мы готовим какой–то материал — в разных направлениях. А видение этого материала должен решать зритель. Песня — как картина. Как ее объяснить? Слушая наши композиции, каждый для себя дорисовывает какие–то моменты, находит плюсы и минусы.

Вероника Круглова (В.) — Люди слушают нашу музыку. И мы часто спрашиваем: что вам больше нравится? Оказывается, для каждого человека хит в альбоме — свой. Обычно у команды на программу два хита, а все остальное — продолжение альбома. У нас же каждая песня — хит для кого–то.

Юрий Выдронак (Ю.) — ...философия многообразия. Есть драматургия американской трагикомедии, есть даун–драматизм, русский, скажем, суперпсихологизм. Мы бы хотели использовать и то, и другое. Разные формы.

Д. — Наша музыка многофункциональна. Нельзя сказать, что мы хотим объять необъятное, но зачастую группы, играющие в стиле фолк и развивающие его, имеют, на мой взгляд, один недостаток, а мы имеем преимущество. Мы можем петь как чисто акустически плюс играть на акустических инструментах, так одновременно можем и экспериментировать с компьютером и электроникой. Мы только начинаем развивать идею национального стиля, своего понимания. И прекрасно, если возникнет новый коллектив благодаря тому, что кто–то услышал эту, грубо говоря, заготовку и она найдет у него уже свое понимание и свое видение...

Ю. — На нашем плакате написана такая фраза: <мульти–аутэнтик–экспериментс>, то есть многообразие аутентичное, которое переводится как настоящее. КРЫВИ экспериментирует с многообразием древнего в разных формах.

— А кто находит это древнее? То есть я что хочу сказать: наверняка вы ходите в экспедиции...

В. — Да, у нас и КРЫВИ из–за этого образовались. Когда ПАЛАЦ готовился в прошлом году уезжать осенью на фестиваль в Констанц, под Швейцарию, Юра готовил лекцию, я ему помогала. У нас такая лаборатория была, в которой я была лаборанткой. Мы как бы научной деятельностью больше занимались. В экспедиции ездили. А до этого был конкурс <Славянский базар> 93 года, на который Юра меня готовил как конкурсантку. У нас все тогда получилось. Я работала как профессиональная певица, но душой еще не въезжала в эту философию. Но когда мы поездили по экспедициям, я поняла, что мне это в кайф. Я рыдала в каждой деревне, в каждой хате. И теперь ни джаз, ни рок для меня уже не интересны. Не хочется ходить по уже проторенным дорогам. А мы не просто поем, мы еще и экспериментируем на сцене просто как драматические актеры, нам это в кайф. Как танцоры. Мы репетируем, нас снимают на видеокамеру, а мы скачем, как ненормальные. Потом просматриваем запись. Просто стараемся подойти к работе насколько можно более профессионально.

Ю. — Да, происходит работа над имиджем не только в костюмах, но и в движении. Для нас очень важно сохранить ту основу, которую мы берем. Скажем, есть основа английского рока из английской баллады, есть фанки, хип–хоп, рэп, ритм–блюз, блюз, рок–н–ролл, джаз — с основой из негритянского фольклора. А мы на основе белорусского фолка решили создать новый стиль в музыке.

В. — Хотя мы, в принципе, экспериментируем: пробуем какое–то рэгги ввести, какой–то рэпчик, джазок пропустить...

Ю. — На самом деле мы просто так показываем свои возможности, а основа нашей музыки — все равно в глубоких философских музыкальных корнях. Музыку, которую мы берем за основу, вообще сложно назвать чисто белорусской. Это музыка, пришедшая из Индии и имеющая мутации здесь, на территории Беларуси. И смысл в том, что этот супердревний пласт культуры произошел от того народа, который пришел на эту землю. Отсюда вся энергетическая мощь музыки, которая генетически связана с древними поколениями, с наукой, культурой, с космосом.

Д. — Вот, например, что такое белорусская культура для западной публики? Это какой–то частный случай, в котором все зависит от коллектива. Для западной публики мы все русские, и это отождествляется с открытостью души, с загадочностью... Эти вещи очень сложно объяснить. Есть свой лад, и только по нему, по древности, плюс по нашей искренности... Но не нараспашку... Только по ним можно судить о группе, о стране. Ведь культура многогранна. Немцы не могут быть только колбасниками или итальянцы — макаронниками. Так и мы. У белорусов разные песни. Некоторые тексты, например, связаны с некрофилией — это говорит о многогранности той эпохи, о том, как наши предки к этому относились. И наша задача все это показать и передать. У нас был концерт в Доме культуры народов мира в Берлине, где КРЫВИ выступали в одной связке с группой из Ганы. Когда публика узнала, что после нас еще выступают, они просто ушли. Потому что они знают уже этот коллектив и он им неинтересен. И дело тут даже не в жанре музыки, а в отношении к ней. Там был такой коммерческий вариант, вроде наших <Хорошек>... Немцы избалованы всякими фольклорными приколами, связанными с костюмами, с инструментами. И им уже это неинтересно...

Михаил Дорофеев, продюсер группы (М.) — Но при моде на любое музыкальное течение всегда существует интерес и к другим группам. И если у коллектива есть зерно, есть душа, то у нее будет зритель, ее зритель, который отдаст все за эту музыку. КРЫВИ интересны публике...

В. — Это при том, что у нас все происходит так, как происходит: мы с публикой не заигрываем. Но нас слушают: мы работали в Минской художественной школе, в Берлине играли в детских садах.

М. — У детей бесподобная реакция, хотя они и не знают слов...

В. — ...И в немецких клубах играли, где сидят наркоманы, тащатся. А в другой клуб пришли художники — вся берлинская элита, они тоже обалдели. Но мы не хотим останавливаться на этом. Мы только из зародыша — нам только годик, мы еще маленькие... Но мы уже как бы профессионалы в своем деле, и мы хотим развиваться дальше.

— Как вы работаете? Вы каждую найденную тему разрабатываете в собственном стиле? Это научная работа, творчество?.. Что это?

В. — Это настолько творчество! КРЫВИ — это целая жизнь. Мы сидим, потом Юра говорит: <Я скакала, я плясала>. И мы начинаем импровизировать на эту тему. Мы не договариваемся. Нет такого, чтобы Юра расписал нам все партии. Нет, мы их придумываем. У нас все по ходу. Естественно, Юра делает аранжировку, он это видит по–своему. Но даже те партии, которые придумываем мы, он уже знает заранее. Он как бы это уже видел. Мы читаем информацию друг у друга, не договариваясь. Он это видит, а мы это делаем.

Ю. — Смысл творчества — в создании единой ауры из трех человек. Независимо от того, кто какую функцию выполняет. Смысл, наверное, в наступлении мистического пика — момента, перед которым идет подготовка, те же экспедиции, даже простое общение. Момента, когда смещается время. В этом и есть смысл. Это очень важно. Если бы этого не было, то остальное было бы искусственно. И этот пик наступает на уровне взаимопонимания не интеллектуального, а духовного. Тогда образовывается какая–то аура — и общаемся уже без слов.

В. — Это объясняет то, что мы за январь прошлого года сделали классную полуторачасовую программу. Тогда нам сказали: в марте едете в Берлин. И мы сделали очень объемную, красивую, с элементами шоу программу. Не договариваясь. У нас не было даже времени репетировать. Но мы ее выдали — у нас все произошло как бы само собой.

Ю. — При всем том, что Дима с Вероникой обладают серьезной профессиональной подготовкой, у нас очень многое зависит от эмоционального состояния. Состояние эмоциональной ауры всегда влияет на подачу песни. На мой взгляд, это стоит над системой интеллектуального понимания. Может, тут какие–то генетические моменты срабатывают...

В. — О, да. Я Юре как–то сказала: я так спеть не смогу. А он говорит: сможешь. Гены подскажут. Слушай бабушек. И я спела.

Д. — Аура — по определению нечто мистическое. Если наши человеческие взаимоотношения будут противоречить ей, то творчества никогда не получится. Поэтому над этой аурой надо работать. Надо быть достаточно искренними друг перед другом.

В. — Надо друг друга любить. Я всегда Юре говорю: надо любить людей, нужно уметь не видеть в них зла. И мы любим публику. Но для нас это не математика, мы не группа НА–НА.

Ю. —Я думаю, что наша любовь друг к другу и помогла нам раскрыться, помогла раскрыться какому–то генокоду. Ведь мы работаем не над конкретной целью, а над тем, что нам нравится.

В. — Мы ловим кайф от того, что мы делаем.