ДДТ Время Шевчука
17 ноября в московском ГКЦЗ "Россия" и 20–гов питерском БКЗ "Октябрьский" "Театр ДДТ" решил отметитьапрельское сорокалетие Юрия Шевчука большими концертами под названием "Яполучил эту роль".
Еще в начале этого года, когда лидер ДДТ целых четыремесяца жил в деревне, ходили слухи, что Шевчук распустил свою группу нагод. Но у Шевчука уже стало доброй традицией — уехать куда–нибудь в деревнюили на морское побережье и там, в тишине, писать песни. Так появились всепоследние альбомы ДДТ: "Время", "Это все", "Любовь".
После очередного затворничества Юра показался спокойными даже умиротворенным. Но охотно согласился на интервью, хотя раньше иногдаприходилось ждать часами и сутками, прежде чем он настроится на неспешныйразговор. И тогда уже главное не обрывать его на полуфразе: на самом–тоделе в этот момент он продолжает думать, и, как правило, эти вот последующиеслова и бывают самыми красивыми в его речи.
Мы сидим, пьем кофе и разговариваем: Шевчук и его другеще со времен Уфы, художник группы ДДТ Володя Дворник (Д.). К слову, когдаоднажды Володя спросил: "О ком эти строчки: "Я зажег в церквяхвсе свечи. Но одну, одну оставил, чтобы друг в осенний вечер да по мнеее поставил"?" — "О тебе, Вова", — ответил Шевчук.
— Юра, было очень много разговоров о том, что ты заперсяв деревне и там пишешь новый альбом...
— Не альбом, а новую программу. Видишь ли, ДДТ ушло вотпуск как бы на год. Поэтому мы сейчас практически и не играем. Иногдатолько будем давать какие–то концерты, чтобы наши жены и семьи не кричали.
— Опять же одни слухи утверждали, что если Шевчук распустилгруппу на год, то значит навсегда. Некоторые же полагают, что ты не сможешьпрожить год без того, чтобы не выступать.
— Слава Богу, что мы взяли этот год для того, чтобы спокойноподумать. Знаешь, как в футболе — хотелось бы иметь возможность увидетьполе и не загнать гол в собственные ворота. Как говорится, поляну надосечь! (смеется Юра). Секи поляну. Да, Вова? (обращается Шевчук к своемудругу). Мы же в прошлом году очень много работали. Но очень важно, чтобыне было этой соковыжималки, чтобы не было чеса. Надо уметь вовремя остановитьсяи подумать, что делать дальше, как жить, перестроить ряды и так далее.Это очень важно... Бог его знает, что это будет за программа. И никто изнас не знает этого.
— И деревня не помогла тебе понять это?
— Ну, как?.. Я написал там какие–то песни — фуеву тучу.А смысл–то какой? Да, Вова? (смеется Юра).
Д.: — Такие этюды.
— Да, скажем так — этюды. Но какое в результате будет"явление Христа народу", никто не знает! (смеется Шевчук).
— И ты опробовал песни на местных деревенских мужиках?
— Мужики у меня там были клевые! Они сразу говорили влоб: "Юр, эта песня — говно! (смеется Шевчук). А это — нормальная".
— И за дровами ходил, и воду из колодца таскал?
— Да. Ну, а как иначе?! У меня служанок не было! (сновасмеется). — А че? Конечно. Вова был у меня в гостях. Баньку топили, парились.Деревья посадили — семь березок. Правда, одна сдохла. И елочек тоже семь.Одна тоже сдохла.
Д.: — Чья?
— Твоя живая! (смеется Шевчук). Нет, на самом деле мнедаже трудно об этом говорить — чья. И я не скажу. Это будет просто жестоко.Но ты уже все сам понял... Вчера же мы еще пять кедров посадили. Ты представляешь,что лет через сто из них получится?! Целый кедровник!
Д.: — Мы когда их посадили, даже переглянулись. Такоеощущение было...
— Помнишь, ты сказал: "Чисто религиозное чувство"?Мы никогда в жизни с Вовой деревья не сажали. Но когда сделали это, былотакое ощущение, словно ребенка посадили.
— А в школе неужели не сажали?
— Да в школе, знаешь, металлолом, макулатура, деревья...Сейчас же было просто удивительное ощущение!
Д.: — И ведь, оказывается, совсем не просто посадить дерево.
— Да, мы с Вовой целый день бегали. Ха! Место выбирали.А Вова же — художник: он будущий пейзаж представляет!
Д.: — Это все равно, что придумать, как пристроить ребенкав школу!
— Ха! (смеется Шевчук). Точно!
— Живя в деревне, ты еще письмо в "Комсомолку"написал, да?
— Сначала у меня хотели взять интервью. Но я сказал: лучшея письмо напишу. И вот оно как–то написалось. Не на деревню дедушке, анаоборот — от дедушки из деревни. Письмо и письмо. А что?
— Из него я понял, что сейчас ты к вашему последнему альбому"Любовь" относишься иначе, чем когда вы его только привезли изАмерики: эйфории стало меньше, и теперь ты более критично смотришь на этуработу.
— Поспокойней, да. На самом деле альбом "Любовь"мог быть лучше, если бы мы имели возможность подождать еще месяц и пересвестиего. Что–то бы там доигралось, доделалось. А так он получился опять жекак рисунок к картине, к холсту. Правда, рисунок крепкий, хороший. Но намне хватило каких–то красок, цвета. В принципе вышла графика: бас, барабан,гитара и голос.
— Вы думали снимать в Минске новые клипы на альбом "Любовь".Но что–то у вас, кажется, не получилось.
— На клипы денег нет. Сняли только "Любовь"— хорошо, что Уфа помогла. Сейчас же просто нет ни копейки. Может, снятьсвоей камерой какой–нибудь малобюджетный клип?.. Мы сейчас находимся простов финансовой прострации. Нам вообще надо что–то новое делать. Это же скучнотак жить, согласись! Ну, что от того, что многие группы по пятнадцать концертовв месяц чешут? В кого ты превращаешься?! Концерт становится бредом. Тяжелотак работать. И ты перестаешь любить свои же песни. И вообще все уже замылено.Однако мы не сдохнем с голоду оттого, что не будем играть. И то, что нетденег на клипы, мы тоже переживем. Главное — сделать какой–то свежачок,чтобы самим было интересно жить. А чес — это все равно, если бы ты написалкартины, развесил их по стенам и теперь всем объясняешь, что же ты такоетам написал! Но я уже говорил тебе об этом. (Шевчук удивляет меня своейпамятливостью, потому что этот пример он приводил мне еще в 1990 году!).Вот я хотел показать здесь то и то!.. Эдакий художник–передвижник! (смеетсяЮра).
— Чем же вы станете заниматься в течение этого года?
— Репетировать. Буду ездить с сольниками — один с гитарой.Таким образом буду проверять новые песни. Это тоже часть работы, потомучто когда они не аранжированы, ты очень хорошо чувствуешь по людям, какпошла песня и чего в ней не хватает. Это все равно, что петь песни близкимдрузьям.
— В Омск приедешь? (спрашивает один из нашей компании,судя по всему, омчанин).
— Мы же были там в прошлом году. Хороший город. Егор жеоттуда родом — такой национальный герой?
— Он приезжал в Минск давать концерт в поддержку белорусскогопрезидента.
— Ну, человек он политизированный. Однако талантливый,очень талантливый. В нем есть какая–то сермяга. Политические его воззренияне разделяю, конечно. Но, с другой стороны уважение к нему есть. Творчествоу него от Бога. А все остальное, бытуха — уже от черта. Хотя, быть может,я разделил это очень цинично.
— По моему мнению, лучше бы он пел и ничего не говорилбы прозой.
— Ну, трудно заставить любого человека так поступать!(смеется Шевчук). Песни, интервью — все это и есть наша жизнь. Однако мыже в политику не лезем. Мы же олицетворяем собой простой народ. И некоторыеполитические деятели так и говорят мне: "Юрий, ну, и слава Богу!"Но быть похожим на страуса тоже нельзя. И художник, если он таковым насамом деле является, всегда становится альтернативным к политическим силам.Да, Вова? Потому что он ближе к земле, к природе, к тому, что создал Господь.
— Он не может быть равнодушным ко всем этим боям и играм?
— Равнодушен? Я не согласен. Мне кажется, что гражданиномбыть обязан. Когда Родина в опасности и так далее, что же — молчать? Скольковон бьют–то художников! То есть драка за свободу всегда была, есть и будет.Хотя бы в себе самом, правильно?
— "Театр ДДТ" уже во второй раз провел Питерскийрок–фестиваль для молодых наших групп со всего бывшего Союза. Поддержка,конечно, для начинающих музыкантов замечательная. И я бы сказал, что свашей стороны было проявлено чистой воды меценатство.
— Я не люблю таких слов. Просто мы стараемся в меру своихсил поддержать дух молодых музыкантов. Сам понимаешь, насколько это тяжелосделать. В прошлом году мы делали фестиваль на стадионе под чистым небом.Но в этот раз на небо денег не хватило. Странно звучит, да? Небо ведь однодля всех. Но какой–то клочок на земле под этим для всех небом стоит дорого!(усмехается).
— В фестивале участвовало более сорока групп. Ты сам отбиралучастников для этих концертов?
— Почему сам? Представители прессы, рок–н–ролльные авторитетыпредлагали своих любимчиков, а оргкомитет фестиваля уже коллегиально выносилрешение. Мы прослушали более четырехсот кассет. И те, кто не попал на фестиваль,пусть не обижаются. В принципе–то это ничего не значит. Хотя мы выпустиливидеокассету с Xi–Fi звуком, на которой представлены все участники прошлогоднегофестиваля. Показали этот фильм по питерскому телевидению. Выпустили CDфестиваля. Многие группы записали на нашей студии свои сольные альбомы.То есть мы сделали все, что было в наших силах. Кроме того, любому музыкантуочень важно хотя раз в жизни постоять на большой сцене. Хотя мне, например,кто–то сказал: "Вот вышли эти ребята из подвалов поиграть на большойсцене вместе с вами. И теперь опять вернутся в подвалы. Зачем же это всенадо было делать?" Ну, как зачем?! Это очень многое значит. Пустьэто выступление во Дворце спорта будет потом представляться сном. Но ведьэто было же! Мы же не можем вкладывать деньги в рекламу этих музыкантов,потому что замучишься рекламировать — реклама стоит просто огромных денег!Но мы все делаем по–честному. И главное — не замажориться, не зажиретьи не очерстветь. Мы и дальше будем двигать этот фестиваль. И в следующемгоду, быть может, уже сделаем не просто праздник рок–музыки, а праздниксовременного искусства. Хотя и в этот раз мы уже пригласили художников...Курочка — она по зернышку клюет.
— Ты говоришь о том, что главное — не замажориться и незажиреть. Ну, а как в таком случае ты относишься к рок–н–рольным авторитетамвроде Макаревича?
— Ой, да!.. Ну, дай Бог ему здоровья. Я не хочу ругаться.Не суди — и не судим будешь. Я в деревне, знаешь, как–то успокоился. Ивоевать с попсой больше не собираюсь. На самом–то деле это даже не олицетворениезла! (смеется).
— Ты это понял?
— Конечно. И причем понял очень хорошо. Понимаешь, когдаты находишься в городе, живешь какой–то тусовкой и каждый день видишь потелевизору клип какого–то дурака или, прости Господи, очередной... Ты начинаешьзлиться, причем на абсолютно подсознательном уровне. Тебе кажется, чтокультура задавлена уже полностью. Но на самом–то деле нет. Люди, славаБогу, и книжки читают, и ходят на концерты в рок–клубы, слушают классическуюмузыку. И уже в деревне появляется возможность пофилософствовать. Тем болеечто я сидел там без телевизора и, слава Богу, пришел в норму. Бывало ходишьпо лесу и размышляешь: "Господи, да что же это за фигня такая, ЮрийЮлианович?! Они же даже не стоят того, чтобы просто говорить о них".Дай Бог им здоровья! Пускай они продолжают обслуживать, как обслуживалидо сих пор. Официанты в искусстве тоже нужны. И "нашим ответом Чемберлену"будет наша игра. Вот и все. Просто надо над собой работать. Я после деревнистал в чем–то другим человеком. У меня прошлый год просто с души свалился!
— Тяжелый он был — прошлый високосный?
— Очень тяжелый. Но и очень насыщенный. Мощный был год.Отличный. Мы работали, не размышляя. А сейчас наступило время собиратькамни. Но ДДТ на самом деле никуда не пропало.
— Это и замечательно, что вы — живые и вместе с нами.
— Ну, а как же?! Хочется сделать новую концептуальнуюпрограмму. На тему, например, "Человек и общество". Или "Человеки новые информационные поля", "Человек и поп–культура".U2, кстати, сделали хороший новый поп–альбом. Хотя его и ругают. И зря,между прочим. Потому что он на самом деле очень философский. Реальностьведь меняется. И создается новая реальность — на мой взгляд, гораздо хужестарой, потому что она проще. Я говорю обо всех этих виртуалках и интернетах.Об этом тоже можно поговорить в нашей новой программе. Вообще существуетмасса проблем, которые волнуют Россию, Беларусь и весь мир. И в принципетебя самого. Сейчас мы думаем, как сделать такую программу: чтобы вместесочетался рок–н–ролл, динамика, жизнь и что–то еще. Но как придумать такоесквозное действие? Вот программа "Черный Пес Петербург" былапросто отличной! Прошло время, и я понимаю, что она была лучшей нашей программой.
— Наверное, так оно и было.
— Да, не "наверное", а точно! А сколько мы кней шли?! Пять–шесть лет. И сейчас появилось чувство, что можно еще разпопробовать сделать подобную программу.
— У тебя, кстати говоря, осталось то же чувство от Петербурга— мол, город — черный пес? Мне кажется, Питер стал светлее и вообще чище.Он очень изменился за этот год.
— Тебе легче судить: ты вот приезжаешь и уезжаешь. Можетбыть, ты и прав. Дай–то Бог... Хотя... Стал чище и светлее, да. Я, например,сейчас написал песню о Питере — очень веселую. Помнишь, у меня все былитакие мрачные песни: "Черный Пес", "Белая ночь". Асейчас написалась радостная песня про гражданку, которая шла по улице Гражданке!(смеется Шевчук). Да, есть такое ощущение. Здесь ты попал в точку! Я быдаже сказал, разухабистая песня о Питере и такой питерской девушке, совершенноне похожей на этих холодных мисс и рыбоподобных манекенщиц. Песня о нашихдевках, о наших спартанках, о гражданках с Гражданки. "Питерская порода— гордость всего народа!" (усмехается Юра). Крепкая качка бедер...Вот это и есть наша жизнь. Не "новая" Россия, а горячо любимаястарая. Такая девка, которой вся улица рада!
— Но в принципе–то ты возвращаешься к тому, с чего начинал:помнишь свою песню середины 80–х "Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище.Марсово пастбище. Зимнее кладбище"?
— Да–да. Была такая самая первая песня о Петербурге. Ну,может быть, человек, даже если он этого не хотел бы сознавать, но в чем–тоходит кругами. Так же и я, и весь мир. Но это нормально. Понимаешь, можетбыть, в таком возрасте наступает время переосмысления. Мы вот недавно разговаривалис Борис Борисычем Гребенщиковым. Он то же самое говорил: "Знаешь,Юра, я поднял свои старые–старые песни и просто ахнул: сколько в них жизни!"Возвращаться неплохо. Неплохо.
— Ну, а кинчевский альбом "Jazz"? Просто великолепныйальбом, составленный из перепетых старых–старых вещей!
— Да, какой–то свет в нем. Это реальный возврат. Встречас самим собой. Ты такой сорокалетний — и тот двадцатилетний пацан. Ты встретилсяс самим собой и думаешь: а не стыдно ли ему в глаза посмотреть? Иногдастыдно. Иногда — не очень. (смеется). Понимаешь? Это очень важно...
— К слову, поздравляю с уже прошедшим днем рождения.
— Да, спасибо. Я его и не праздновал, честно говоря. Я,слава Богу, пересидел его в деревне. Специально уехал туда и никого неприглашал. Ребята приехали — привезли подарок и уехали.
— Когда я посчитал твои годы и понял, что тебе исполняетсясорок лет, я даже опешил! Может быть, и в самом деле к тебе пора обращаться"Юрий Юлианович"? — подумал я.
— Да ну!.. Я и сам крякнул, потому что на самом деле сороклет — это как могила. А с другой стороны я сам себя не ощущаю на этот возраст.И правильно. Цифры — они от дьявола! (усмехается). Как ты себя ощущаешь,такой ты и есть. Иногда я, может быть, чувствую себя на восемьдесят лет— вот когда безмерно устанешь и думаешь: "Скорей бы помереть!"А иногда все в порядке.
— Я и сам не верю своим годам!
— Да ты и не зарубайся на этом.
Еще в начале этого года, когда лидер ДДТ целых четыремесяца жил в деревне, ходили слухи, что Шевчук распустил свою группу нагод. Но у Шевчука уже стало доброй традицией — уехать куда–нибудь в деревнюили на морское побережье и там, в тишине, писать песни. Так появились всепоследние альбомы ДДТ: "Время", "Это все", "Любовь".
После очередного затворничества Юра показался спокойными даже умиротворенным. Но охотно согласился на интервью, хотя раньше иногдаприходилось ждать часами и сутками, прежде чем он настроится на неспешныйразговор. И тогда уже главное не обрывать его на полуфразе: на самом–тоделе в этот момент он продолжает думать, и, как правило, эти вот последующиеслова и бывают самыми красивыми в его речи.
Мы сидим, пьем кофе и разговариваем: Шевчук и его другеще со времен Уфы, художник группы ДДТ Володя Дворник (Д.). К слову, когдаоднажды Володя спросил: "О ком эти строчки: "Я зажег в церквяхвсе свечи. Но одну, одну оставил, чтобы друг в осенний вечер да по мнеее поставил"?" — "О тебе, Вова", — ответил Шевчук.
— Юра, было очень много разговоров о том, что ты заперсяв деревне и там пишешь новый альбом...
— Не альбом, а новую программу. Видишь ли, ДДТ ушло вотпуск как бы на год. Поэтому мы сейчас практически и не играем. Иногдатолько будем давать какие–то концерты, чтобы наши жены и семьи не кричали.
— Опять же одни слухи утверждали, что если Шевчук распустилгруппу на год, то значит навсегда. Некоторые же полагают, что ты не сможешьпрожить год без того, чтобы не выступать.
— Слава Богу, что мы взяли этот год для того, чтобы спокойноподумать. Знаешь, как в футболе — хотелось бы иметь возможность увидетьполе и не загнать гол в собственные ворота. Как говорится, поляну надосечь! (смеется Юра). Секи поляну. Да, Вова? (обращается Шевчук к своемудругу). Мы же в прошлом году очень много работали. Но очень важно, чтобыне было этой соковыжималки, чтобы не было чеса. Надо уметь вовремя остановитьсяи подумать, что делать дальше, как жить, перестроить ряды и так далее.Это очень важно... Бог его знает, что это будет за программа. И никто изнас не знает этого.
— И деревня не помогла тебе понять это?
— Ну, как?.. Я написал там какие–то песни — фуеву тучу.А смысл–то какой? Да, Вова? (смеется Юра).
Д.: — Такие этюды.
— Да, скажем так — этюды. Но какое в результате будет"явление Христа народу", никто не знает! (смеется Шевчук).
— И ты опробовал песни на местных деревенских мужиках?
— Мужики у меня там были клевые! Они сразу говорили влоб: "Юр, эта песня — говно! (смеется Шевчук). А это — нормальная".
— И за дровами ходил, и воду из колодца таскал?
— Да. Ну, а как иначе?! У меня служанок не было! (сновасмеется). — А че? Конечно. Вова был у меня в гостях. Баньку топили, парились.Деревья посадили — семь березок. Правда, одна сдохла. И елочек тоже семь.Одна тоже сдохла.
Д.: — Чья?
— Твоя живая! (смеется Шевчук). Нет, на самом деле мнедаже трудно об этом говорить — чья. И я не скажу. Это будет просто жестоко.Но ты уже все сам понял... Вчера же мы еще пять кедров посадили. Ты представляешь,что лет через сто из них получится?! Целый кедровник!
Д.: — Мы когда их посадили, даже переглянулись. Такоеощущение было...
— Помнишь, ты сказал: "Чисто религиозное чувство"?Мы никогда в жизни с Вовой деревья не сажали. Но когда сделали это, былотакое ощущение, словно ребенка посадили.
— А в школе неужели не сажали?
— Да в школе, знаешь, металлолом, макулатура, деревья...Сейчас же было просто удивительное ощущение!
Д.: — И ведь, оказывается, совсем не просто посадить дерево.
— Да, мы с Вовой целый день бегали. Ха! Место выбирали.А Вова же — художник: он будущий пейзаж представляет!
Д.: — Это все равно, что придумать, как пристроить ребенкав школу!
— Ха! (смеется Шевчук). Точно!
— Живя в деревне, ты еще письмо в "Комсомолку"написал, да?
— Сначала у меня хотели взять интервью. Но я сказал: лучшея письмо напишу. И вот оно как–то написалось. Не на деревню дедушке, анаоборот — от дедушки из деревни. Письмо и письмо. А что?
— Из него я понял, что сейчас ты к вашему последнему альбому"Любовь" относишься иначе, чем когда вы его только привезли изАмерики: эйфории стало меньше, и теперь ты более критично смотришь на этуработу.
— Поспокойней, да. На самом деле альбом "Любовь"мог быть лучше, если бы мы имели возможность подождать еще месяц и пересвестиего. Что–то бы там доигралось, доделалось. А так он получился опять жекак рисунок к картине, к холсту. Правда, рисунок крепкий, хороший. Но намне хватило каких–то красок, цвета. В принципе вышла графика: бас, барабан,гитара и голос.
— Вы думали снимать в Минске новые клипы на альбом "Любовь".Но что–то у вас, кажется, не получилось.
— На клипы денег нет. Сняли только "Любовь"— хорошо, что Уфа помогла. Сейчас же просто нет ни копейки. Может, снятьсвоей камерой какой–нибудь малобюджетный клип?.. Мы сейчас находимся простов финансовой прострации. Нам вообще надо что–то новое делать. Это же скучнотак жить, согласись! Ну, что от того, что многие группы по пятнадцать концертовв месяц чешут? В кого ты превращаешься?! Концерт становится бредом. Тяжелотак работать. И ты перестаешь любить свои же песни. И вообще все уже замылено.Однако мы не сдохнем с голоду оттого, что не будем играть. И то, что нетденег на клипы, мы тоже переживем. Главное — сделать какой–то свежачок,чтобы самим было интересно жить. А чес — это все равно, если бы ты написалкартины, развесил их по стенам и теперь всем объясняешь, что же ты такоетам написал! Но я уже говорил тебе об этом. (Шевчук удивляет меня своейпамятливостью, потому что этот пример он приводил мне еще в 1990 году!).Вот я хотел показать здесь то и то!.. Эдакий художник–передвижник! (смеетсяЮра).
— Чем же вы станете заниматься в течение этого года?
— Репетировать. Буду ездить с сольниками — один с гитарой.Таким образом буду проверять новые песни. Это тоже часть работы, потомучто когда они не аранжированы, ты очень хорошо чувствуешь по людям, какпошла песня и чего в ней не хватает. Это все равно, что петь песни близкимдрузьям.
— В Омск приедешь? (спрашивает один из нашей компании,судя по всему, омчанин).
— Мы же были там в прошлом году. Хороший город. Егор жеоттуда родом — такой национальный герой?
— Он приезжал в Минск давать концерт в поддержку белорусскогопрезидента.
— Ну, человек он политизированный. Однако талантливый,очень талантливый. В нем есть какая–то сермяга. Политические его воззренияне разделяю, конечно. Но, с другой стороны уважение к нему есть. Творчествоу него от Бога. А все остальное, бытуха — уже от черта. Хотя, быть может,я разделил это очень цинично.
— По моему мнению, лучше бы он пел и ничего не говорилбы прозой.
— Ну, трудно заставить любого человека так поступать!(смеется Шевчук). Песни, интервью — все это и есть наша жизнь. Однако мыже в политику не лезем. Мы же олицетворяем собой простой народ. И некоторыеполитические деятели так и говорят мне: "Юрий, ну, и слава Богу!"Но быть похожим на страуса тоже нельзя. И художник, если он таковым насамом деле является, всегда становится альтернативным к политическим силам.Да, Вова? Потому что он ближе к земле, к природе, к тому, что создал Господь.
— Он не может быть равнодушным ко всем этим боям и играм?
— Равнодушен? Я не согласен. Мне кажется, что гражданиномбыть обязан. Когда Родина в опасности и так далее, что же — молчать? Скольковон бьют–то художников! То есть драка за свободу всегда была, есть и будет.Хотя бы в себе самом, правильно?
— "Театр ДДТ" уже во второй раз провел Питерскийрок–фестиваль для молодых наших групп со всего бывшего Союза. Поддержка,конечно, для начинающих музыкантов замечательная. И я бы сказал, что свашей стороны было проявлено чистой воды меценатство.
— Я не люблю таких слов. Просто мы стараемся в меру своихсил поддержать дух молодых музыкантов. Сам понимаешь, насколько это тяжелосделать. В прошлом году мы делали фестиваль на стадионе под чистым небом.Но в этот раз на небо денег не хватило. Странно звучит, да? Небо ведь однодля всех. Но какой–то клочок на земле под этим для всех небом стоит дорого!(усмехается).
— В фестивале участвовало более сорока групп. Ты сам отбиралучастников для этих концертов?
— Почему сам? Представители прессы, рок–н–ролльные авторитетыпредлагали своих любимчиков, а оргкомитет фестиваля уже коллегиально выносилрешение. Мы прослушали более четырехсот кассет. И те, кто не попал на фестиваль,пусть не обижаются. В принципе–то это ничего не значит. Хотя мы выпустиливидеокассету с Xi–Fi звуком, на которой представлены все участники прошлогоднегофестиваля. Показали этот фильм по питерскому телевидению. Выпустили CDфестиваля. Многие группы записали на нашей студии свои сольные альбомы.То есть мы сделали все, что было в наших силах. Кроме того, любому музыкантуочень важно хотя раз в жизни постоять на большой сцене. Хотя мне, например,кто–то сказал: "Вот вышли эти ребята из подвалов поиграть на большойсцене вместе с вами. И теперь опять вернутся в подвалы. Зачем же это всенадо было делать?" Ну, как зачем?! Это очень многое значит. Пустьэто выступление во Дворце спорта будет потом представляться сном. Но ведьэто было же! Мы же не можем вкладывать деньги в рекламу этих музыкантов,потому что замучишься рекламировать — реклама стоит просто огромных денег!Но мы все делаем по–честному. И главное — не замажориться, не зажиретьи не очерстветь. Мы и дальше будем двигать этот фестиваль. И в следующемгоду, быть может, уже сделаем не просто праздник рок–музыки, а праздниксовременного искусства. Хотя и в этот раз мы уже пригласили художников...Курочка — она по зернышку клюет.
— Ты говоришь о том, что главное — не замажориться и незажиреть. Ну, а как в таком случае ты относишься к рок–н–рольным авторитетамвроде Макаревича?
— Ой, да!.. Ну, дай Бог ему здоровья. Я не хочу ругаться.Не суди — и не судим будешь. Я в деревне, знаешь, как–то успокоился. Ивоевать с попсой больше не собираюсь. На самом–то деле это даже не олицетворениезла! (смеется).
— Ты это понял?
— Конечно. И причем понял очень хорошо. Понимаешь, когдаты находишься в городе, живешь какой–то тусовкой и каждый день видишь потелевизору клип какого–то дурака или, прости Господи, очередной... Ты начинаешьзлиться, причем на абсолютно подсознательном уровне. Тебе кажется, чтокультура задавлена уже полностью. Но на самом–то деле нет. Люди, славаБогу, и книжки читают, и ходят на концерты в рок–клубы, слушают классическуюмузыку. И уже в деревне появляется возможность пофилософствовать. Тем болеечто я сидел там без телевизора и, слава Богу, пришел в норму. Бывало ходишьпо лесу и размышляешь: "Господи, да что же это за фигня такая, ЮрийЮлианович?! Они же даже не стоят того, чтобы просто говорить о них".Дай Бог им здоровья! Пускай они продолжают обслуживать, как обслуживалидо сих пор. Официанты в искусстве тоже нужны. И "нашим ответом Чемберлену"будет наша игра. Вот и все. Просто надо над собой работать. Я после деревнистал в чем–то другим человеком. У меня прошлый год просто с души свалился!
— Тяжелый он был — прошлый високосный?
— Очень тяжелый. Но и очень насыщенный. Мощный был год.Отличный. Мы работали, не размышляя. А сейчас наступило время собиратькамни. Но ДДТ на самом деле никуда не пропало.
— Это и замечательно, что вы — живые и вместе с нами.
— Ну, а как же?! Хочется сделать новую концептуальнуюпрограмму. На тему, например, "Человек и общество". Или "Человеки новые информационные поля", "Человек и поп–культура".U2, кстати, сделали хороший новый поп–альбом. Хотя его и ругают. И зря,между прочим. Потому что он на самом деле очень философский. Реальностьведь меняется. И создается новая реальность — на мой взгляд, гораздо хужестарой, потому что она проще. Я говорю обо всех этих виртуалках и интернетах.Об этом тоже можно поговорить в нашей новой программе. Вообще существуетмасса проблем, которые волнуют Россию, Беларусь и весь мир. И в принципетебя самого. Сейчас мы думаем, как сделать такую программу: чтобы вместесочетался рок–н–ролл, динамика, жизнь и что–то еще. Но как придумать такоесквозное действие? Вот программа "Черный Пес Петербург" былапросто отличной! Прошло время, и я понимаю, что она была лучшей нашей программой.
— Наверное, так оно и было.
— Да, не "наверное", а точно! А сколько мы кней шли?! Пять–шесть лет. И сейчас появилось чувство, что можно еще разпопробовать сделать подобную программу.
— У тебя, кстати говоря, осталось то же чувство от Петербурга— мол, город — черный пес? Мне кажется, Питер стал светлее и вообще чище.Он очень изменился за этот год.
— Тебе легче судить: ты вот приезжаешь и уезжаешь. Можетбыть, ты и прав. Дай–то Бог... Хотя... Стал чище и светлее, да. Я, например,сейчас написал песню о Питере — очень веселую. Помнишь, у меня все былитакие мрачные песни: "Черный Пес", "Белая ночь". Асейчас написалась радостная песня про гражданку, которая шла по улице Гражданке!(смеется Шевчук). Да, есть такое ощущение. Здесь ты попал в точку! Я быдаже сказал, разухабистая песня о Питере и такой питерской девушке, совершенноне похожей на этих холодных мисс и рыбоподобных манекенщиц. Песня о нашихдевках, о наших спартанках, о гражданках с Гражданки. "Питерская порода— гордость всего народа!" (усмехается Юра). Крепкая качка бедер...Вот это и есть наша жизнь. Не "новая" Россия, а горячо любимаястарая. Такая девка, которой вся улица рада!
— Но в принципе–то ты возвращаешься к тому, с чего начинал:помнишь свою песню середины 80–х "Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище.Марсово пастбище. Зимнее кладбище"?
— Да–да. Была такая самая первая песня о Петербурге. Ну,может быть, человек, даже если он этого не хотел бы сознавать, но в чем–тоходит кругами. Так же и я, и весь мир. Но это нормально. Понимаешь, можетбыть, в таком возрасте наступает время переосмысления. Мы вот недавно разговаривалис Борис Борисычем Гребенщиковым. Он то же самое говорил: "Знаешь,Юра, я поднял свои старые–старые песни и просто ахнул: сколько в них жизни!"Возвращаться неплохо. Неплохо.
— Ну, а кинчевский альбом "Jazz"? Просто великолепныйальбом, составленный из перепетых старых–старых вещей!
— Да, какой–то свет в нем. Это реальный возврат. Встречас самим собой. Ты такой сорокалетний — и тот двадцатилетний пацан. Ты встретилсяс самим собой и думаешь: а не стыдно ли ему в глаза посмотреть? Иногдастыдно. Иногда — не очень. (смеется). Понимаешь? Это очень важно...
— К слову, поздравляю с уже прошедшим днем рождения.
— Да, спасибо. Я его и не праздновал, честно говоря. Я,слава Богу, пересидел его в деревне. Специально уехал туда и никого неприглашал. Ребята приехали — привезли подарок и уехали.
— Когда я посчитал твои годы и понял, что тебе исполняетсясорок лет, я даже опешил! Может быть, и в самом деле к тебе пора обращаться"Юрий Юлианович"? — подумал я.
— Да ну!.. Я и сам крякнул, потому что на самом деле сороклет — это как могила. А с другой стороны я сам себя не ощущаю на этот возраст.И правильно. Цифры — они от дьявола! (усмехается). Как ты себя ощущаешь,такой ты и есть. Иногда я, может быть, чувствую себя на восемьдесят лет— вот когда безмерно устанешь и думаешь: "Скорей бы помереть!"А иногда все в порядке.
— Я и сам не верю своим годам!
— Да ты и не зарубайся на этом.
Музыкальная газета. Статья была опубликована в номере 44 за 1997 год в рубрике музыкальная газета